Палатки и шатры побежденной свиты Фелеи столпились на лугу, словно стадо фантастических горбатых животных. Яркие их тона — пурпурный, голубой, зеленый, даже золотой — поблекли и посерели в темноте. Только там, где в очагах плясали языки огня или тускло светилась одинокая масляная лампа, богатство тканей и расцветок можно было различить.

Один большой шатер был воздвигнут в самой середине лагеря и одновременно — стоял особняком. В отличие от всех остальных, верхушку его венчало кольцо с флажками, которые, невидимые в темноте, хлопали теперь на ночном ветру. Перед ним не было очага, лишь внутри тускло горел одинокий светильник, и красное с золотом полотнище словно медленно плыло вместе с островом темноты, на котором высился этот шатер. Именно на него Байдевин неотрывно смотрел долгое время, и туда его тянуло, вопреки голосу рассудка. Байдевин успел проехать мимо целых пяти костров, прежде чем осознал, что едет к шатру, погоняя кайфара.

Вокруг него поднимались в воздух запахи жарящегося мяса и свежевыпеченных походных лепешек. Кто-то окликнул Байдевина, приглашая к своему костру, но только внезапная остановка заставила Байдевина отвести глаза от центрального шатра. Это были Кальрик и Корис. Корис схватил кайфара за уздечку и не выпускал.

— Отужинайте с нами, мастер Байдевин, — пригласил Кальрик.

Байдевин заколебался. Его взгляд перебегал с лиц товарищей на шатер, который манил его вперед, туда, где она ждала. Его тянуло туда, вопреки его воле.

Легкое прикосновение к ноге заставило его снова повернуться к Кальрику. Кажется, Байдевину даже удалось улыбнуться.

— Да, пожалуй, я так и поступлю. Мне надо о многом переговорить с Бреметом. Он, конечно, с вами?

Корис и Кальрик обменялись смущенными взглядами, и кто-то из них зашаркал башмаками, переступая с ноги на ногу, а Корис отпустил кайфара.

— Или нет? — услышал Байдевин свой собственный напряженный голос.

— Да! Он с нами, только… — Кальрик коротко вздохнул и попытался ответить так, словно говорил о чем-то само собой разумеющемся, — только леди вызвала его в свой шатер, и он пока не вернулся.

Так. Байдевин помнил, как Бремет входил в шатер Нориссы незадолго до темноты, но не видел, как тот ушел. В животе его зашевелился тугой клубок ревности. Не сказав больше ни слова, он пришпорил кайфара и направил его вперед.

Почти напротив входа в шатер путь ему преградили двое незнакомых повстанцев.

— Доложите леди Нориссе, что я желаю говорить с ней. С ней и с Бреметом.

Часовые вежливо улыбнулись, но ни один из них не сделал попытки исполнить приказ. Тот, что был повыше ростом, беспомощно развел руками.

— Простите, д'жен, но мастер Бремет давно ушел, а леди отдыхает.

Байдевин почувствовал, как гнев его возрос до опасного предела. Он не ошибся, уловив насмешку даже в почтительном обращении «д'жен», к тому же они явно солгали. На мгновение ему припомнились старые обиды: неловкость за свое бесформенное тело, косые взгляды, шепот в сторонку и повернутые головы, когда ему случалось проходить мимо.

Байдевину удалось справиться с приступом гнева, и теперь он держал его перед собой, прикрываясь им словно невидимым щитом. Эти невоспитанные ублюдки были ничем не лучше него! Он мог бы попытаться прорваться силой, поднять шум и тогда Норисса, несомненно, вышла бы к нему. Но он не решился сделать этого. Существовало немало других способов решать подобные вопросы.

Байдевин кивнул часовым, словно соглашаясь, и двинулся обратно тем же путем. На краю лагеря он соскочил с кайфара на землю и пошел вокруг поляны. Оказавшись с противоположной стороны шатра, гном осторожно подкрался к шатру с тыла, опасаясь встретить еще одного часового, но его не было. Тишину нарушали только обычные ночные звуки и неразличимое бормотание близких голосов.

Из шатра доносились голоса — мягкий женский смех и глубокий баритон, слишком хорошо знакомый Байдевину. Свет, горевшей внутри лампы, отбрасывал на ткань четкие силуэты — один тонкий и гибкий, второй большой и высокий. Байдевин следил за тем, как меньший силуэт движется вперед, пока две тени не слились в одну. Потом маленькая тень снова отделилась от большой и, подняв руку, потушила светильник.

Некоторое время Байдевин, словно окоченев, неподвижно стоял в темноте, в мозгу его роились мысли, на которых он боялся сосредоточиться из опасения, что перед его мысленным взором встанут такие картины, которых он не сможет выдержать. В конце концов ярость овладела им, и он бросился бежать, налетая в темноте на палатки и спотыкаясь о колья, в спасительный лабиринт леса.

Байдевин вернулся в лагерь перед самым рассветом. Ввалившись в ближайшую палатку, Байдевин забрался в пустой спальный мешок и уснул. Когда тревожные крики и топот множества кайфаров разбудили его, день был уже в самом разгаре.

Байдевин с трудом сел, щурясь от яркого света, и обнаружил себя в окружении своей армии. Норвик бросился к нему с озадаченным выражением лица.

— Что случилось, кузен? Ты сбился с пути? С твоими людьми все в порядке?

Байдевин заморгал, приучая глаза к свету, и огляделся. Луг был пуст. Ни шатров, ни фургонов, ни людей из числа повстанцев. И никакого следа Нориссы.

Большая часть его отряда все еще лежала на траве, завернувшись в одеяла, не в силах вырваться из цепких объятий сна, напоминающего столбняк. По мере того как в воздухе стихало сердитое жужжание, его люди начали медленно шевелиться и подниматься на ноги. Байдевин тоже сбросил с себя последние узы сонного заклятья, которое было разрушено шумным вторжением Норвика и его людей. Бремет, покачиваясь, приблизился к ним.

— Тебя тоже околдовали? — раздались в голове слова Норвика. Байдевин не ответил, продолжая в недоумении оглядываться по сторонам, и Норвик кивнул.

— Так я и знал, — он положил руку Байдевину на плечо.

— Гонец, который принес известие о пленении королевы, оказался неу-литом. Он разлил вино, которое ему дали, а еда его оставалась нетронутой. Двое моих офицеров, которых это немало удивило, хотели его рассмотреть. Один утверждал потом, что у него нет рта, а второй клялся, что он к тому же еще и слепой.

— Ну конечно! — осенило Байдевина. — Независимо от умения мага, у неу-лита обязательно что-то должно быть не так! Никто из нас так и не видел его лица! — Он улыбнулся: — Я думаю, что и с нами произошло нечто подобное. Думаю, что вчера вечером мы повстречались с самой Фелеей. Байдевин снова оглядел опустевшую поляну. — Только вот я никак в толк не возьму, зачем ей все это понадобилось? Наши кайфары на месте, да и провизия не пропала, — он почувствовал, как радость встрепенулась в его сердце. — Это была просто темная магия и, стало быть, Норисса в безопасности. И она не… — он задохнулся, с трудом сдержав рвущиеся из груди слова облегчения, в то время как в голове его беспрестанно повторялась одна и та же фраза: «Не Норисса была той коварной соблазнительницей, которую он видел вчера!»

Бремет рядом с ним горестно застонал и упал на колени, закрыв руками лицо. Байдевин наклонился к нему, но Бремет отшатнулся. Когда же он наконец повернулся к нему, Байдевин вздрогнул, увидев на лице гиганта неподдельную муку и отчаяние.

— Норисса погибла! — прошептал он. — Я… мы… — он махнул рукой туда, где еще сегодня ночью возвышался красный с золотом шатер. — Я и в самом деле поверил, что вижу перед собой леди Нориссу. Она сказала, что ее опоили каким-то зельем, которое стерло часть ее памяти. Мы… мы разговаривали довольно долго и…

Байдевин похолодел:

— Ты сказал ей, где спрятана Норисса?

Бремет низко опустил голову, и никакое самое яркое солнце не смогло бы изгнать мертвящий холод, сковавший грудь Байдевина.

Какая неслыханная удача! Фелея ликовала, несмотря на невероятную усталость, грозившую овладеть ею. Использование такой мощной магии, в особенности для быстрого возвращения в замок, непременно сильно ее ослабит. Много дней придется потратить на восстановление растраченных сил, в течение которых она будет всецело зависеть от магии Тайлека. Но дело того стоило! Иллюзии сделали свое дело, и уже к завтрашнему дню Норисса будет здесь, полностью в ее власти.