Норисса очнулась в прохладной темноте. Запах земли и колючих шерстяных покрывал подсказал ей, что она лежит на своей кровати в маленькой комнатке, прорытой в глинистом откосе позади хижины. На краю ее постели кто-то сидел, и при первом же ее движении невидимая рука погладила ее по лбу. Рука была теплой, а ее прикосновение успокаивало. В рассеянном свете, который просачивался в комнату сквозь ткань закрывающей вход занавески, Норисса узнала силуэт Медвина.

Норисса снова закрыла глаза и позволила его легкому прикосновению ввергнуть себя в дремотный покой и расслабленность. Во всем теле Норисса ощущала невероятную усталость. Очевидно, таинственный зов выжег сам себя в последнем всплеске боли, и теперь ее разум был благословенно пустым.

Осознав, куда уплыли из головы все ее мысли, Норисса в ужасе вздрогнула и попыталась подняться. Медвин твердой рукой заставил ее снова лечь, а зазвучавший в темноте спокойный глубокий голос убеждал ее в необходимости отдыха.

Тайна, которая влекла ее к себе. Норисса не смогла думать ни о чем другом, как ни пыталась, и в испуге замерла, в страхе ожидая новой боли. Прошло несколько напряженных минут, но она не почувствовала никакой боли, если не считать судороги в ноге. Она немного расслабилась.

— Расскажи мне, что произошло, — попросил Медвин, убирая руку с ее плеча.

Не уверенная в том болезненном принуждении, которое понуждало ее откликнуться на таинственный зов, она рассказала о своем страхе и неуверенности в том, что она сумеет управлять страной или возглавить армию. Упомянула она и о боязни того, что ее магия может принести скорее новые разрушения и смерть, чем помочь тем, кого она любит.

— Я — всего лишь ребенок, Медвин. Игры и сказки мне гораздо понятней и ближе, чем битвы и колдовские снадобья.

Медвин не ответил, давая ей возможность выговориться и рассказать о всех сомнениях, которые подтачивают ее силы.

Закончив свой сбивчивый рассказ, Норисса продолжала неподвижно лежать в темноте. Рассказав Медвину о своих сомнениях и переживаниях, она почувствовала большое облегчение, словно камень свалился с души. Никакие страхи больше не преследовали ее. В темноте Медвин пошевелился и пересел с ее кровати на табурет в изголовье.

— Ты знаешь, до настоящего момента я не понимал, какое важное значение имеет для тебя этот зов, — сказал он наконец.

— Именно по этой причине я и отправилась в путь, — призналась Норисса. — Вовсе не из-за медальона, который принесла мне Эдель. Если бы медальон заставлял меня идти не в ту сторону, в которую меня тянуло, я бы похоронила его вместе с Эделью. С самого начала я хотела только одного отыскать место, к которому я бы принадлежала и где не чувствовала бы себя посторонней. Но до тех пор пока я не отвечу на этот зов, я не обрету покоя.

Норисса напрягла зрение, пытаясь разглядеть выражение лица Медвина, но увидела только неясный силуэт, слабо освещенный пробивающимся сквозь занавеску светом. Но она хорошо представляла себе его: наверняка он сидел очень прямо, скрестив на груди руки, и барабанил пальцами левой руки по сгибу правой. Выражение лица его, должно быть, отстраненное и мрачное, взгляд устремлен во внутрь себя, а левый уголок рта опущен.

Он был так похож на ее отца! Суровый и неуступчивый в вопросах, которые казались ему важными, он был справедлив и щедр на заслуженную похвалу, а в некоторых вещах он проявлял завидное терпение, тогда как будь на его месте какой-нибудь другой человек, он давно бы схватился за розгу.

Медвин немного помолчал и произнес ровным голосом:

— Не представляю себе, как нам объяснить это Босру.

Норисса поежилась.

— Я тоже. Но так или иначе, это придется сделать.

При мысли о том, что очень скоро ей придется противостоять гневу старейшины, она задрожала. Его с огромным трудом удалось убедить даже тогда, когда Байдевин отправлялся за подкреплением. А что он скажет теперь? Ответ на этот вопрос Нориссе был ясен.

— Может быть, мне лучше уйти, ничего ему не сказав?

— Гм-м-м… — раздалось в темноте, и Норисса живо представила себе, как брови волшебника поднимаются вверх в вопросительном осуждении. Обдумала ли она все возможные варианты? Подумала ли она о том, каковы будут последствия такого решения для тех, кого оно коснется?

«Нет, нет и нет», — ответил ее разум. Она снова пыталась поступать под влиянием сиюминутного побуждения, на что Байдевин, будь он здесь, тут же бы ей указал.

«А Байдевин? — спросила себя Норисса. — Что скажет Байдевин, — когда вернется в растревоженное осиное гнездо во главе своей армии и обнаружит, что она исчезла и что нет никакой войны, в которой он мог бы принять ее сторону?»

— Но я вовсе не отрекаюсь от трона! — громко возразила она. — Я просто на некоторое время отложу этот вопрос. Людям понадобится защита до той поры, пока я не вернусь, так что армия без дела не останется.

Да, Байдевин будет рассержен. Он, конечно, ничего не поймет. Но она не сомневалась в том, что Байдевин поддержит ее решение. Мысль об этом принесла ей больше удовольствия, чем все ее предыдущие мысли об огромной магической власти или о сильной армии.

Медвин легко прикоснулся к ее плечу, и Норисса обнаружила, что сидит на кровати. Медвин заставил ее снова лечь. Его слова заботливо и мягко прозвучали в темноте:

— Отдохни, мы поговорим об этом позже, — и пальцы волшебника нежно погладили ее по голове.

Когда Норисса пробудилась, она не могла вспомнить, как заснула, однако она чувствовала себя сильнее, снова владеющей своими эмоциями.

Медвин по-прежнему сидел на низеньком табурете возле ее постели. Когда он увидел, что Норисса окончательно проснулась, он похлопал ее по руке и поднялся.

— Хорошо, что ты смогла отдохнуть. Я пришлю Сорин, чтобы она помогла тебе.

Маг вышел, в следующую минуту Сорин со свечой в руке вошла в комнату Нориссы.

— Старик сказал, что ты лучше себя чувствуешь. Хочешь поесть?

Норисса уже сидела на кровати, нашаривая босыми ногами свои высокие ботинки. При свете свечи она без труда нашла их и натянула на ноги, с удовольствием отметив, что ее пальцы легко справились со шнуровкой. После непродолжительного раздумья она отрицательно покачала головой в ответ на вопрос Сорин. Она была голодна, но есть не хотелось. Она нуждалась в обществе.

— Спасибо. Хочу просто посидеть с друзьями, — она подняла взгляд и была вознаграждена; тревога в глазах Сорин почти пропала. — Разделавшись с ботинками, Норисса встала. — Боср вернулся?

— Нет еще. Но его ждут с часу на час.

Норисса старалась не думать больше о предстоящем столкновении с властным стариком. Теперь она была уверена в том, что она должна сделать, и не собиралась обращать внимания ни на какие препятствия и попытки ее остановить. В молчании она вышла в гостиную впереди Сорин.

Двери и ставни были закрыты и заперты на засовы, что означало наступление ночи. У огня Медвин и Кхелри были погружены в беседу. Когда Норисса вошла, Кхелри повернул к ней голову, и по его взгляду Норисса догадалась, что Медвин рассказал тому о принятом ею решении. В его взгляде была забота и беспокойство, но ни следа упрека.

Неужели он настолько верит в меня, что примет все, что бы я ни сделала? А остальные? Норисса коротко и нервно вздохнула, пытаясь избавиться от внезапного стеснения в груди, и отвернулась. Такая верность и преданность означали для нее еще большую ответственность, и она снова подумала о том, что принесет этим людям немало страданий.

Кхелри тем временем поднялся, освободив ей место на скамье у огня, но Норисса отказалась и села на табурет в углу. Облокотившись спиной о грубую деревянную стену, она закрыла глаза и позволила своему мозгу свободно блуждать, перескакивая с одной мысли на другую. Вскоре до ее слуха донеслось сухое шарканье маленьких ножек по утоптанному земляному полу, и Норисса ощутила возле себя чье-то прикосновение. Норисса приоткрыла глаза.

Маленькая Грента стояла возле нее, задумчиво жуя кончик пряди своих рыжеватых волос и рассматривая ее своими топазовыми глазами. Норисса протянула руки, и девочка вскарабкалась к ней на колени.