Кхелри благодарно кивнул в ответ, и Боср вышел, уводя с собой вошедших вместе с ним повстанцев.

Над деревней повисла напряженная тишина, даже время, казалось, замедлило свой шаг, и ночь казалась бесконечной. Норисса беспокойно шагала перед очагом, а Медвин, погруженный в раздумья, уселся в углу на табурете, где забавляла Гренту Норисса. Сорин укачивала Гренту, которая несколько раз просыпалась с плачем. Двадцать пять человек, которых прислал Боср, тройным кольцом встали перед хижиной, и Кхелри как раз вышел к ним, когда атака началась.

Темнота снаружи огласилась криками боли. Норисса бросилась к дверям и, распахнув их, застыла напряженная. С черного неба падали на деревню огненные капли, а воздух гудел глухо и зловеще, означая то, что противник снова прибег к магии.

Мимо Нориссы промчался Медвин, бормоча магические формулы, и над головами вопящих солдат появился в небе дрожащий голубой щит.

Норисса почувствовала, что рядом с ней стоит еще кто-то, и, скосив глаза, увидела Сорин. Одной рукой она прижимала к себе плачущую дочь, а другой сжимала длинный нож. Страх и решимость сменяли друг друга у нее на лице.

Норисса снова посмотрела на зависший в небе голубой щит и заметила, что он начал бледнеть и исчезать. Ей захотелось встать рядом с Медвином и поддержать его своей силой, так как это заклинание было ей известно, но она даже не пошевелилась. Внутри нее ожило и зашевелилось Знание, посылая ей неясное предупреждение. К тому же ей было известно, что как ни устрашающе выглядело зрелище огненного дождя, однако большого вреда принести он не мог. Главная опасность надвигалась с другой стороны. Тем временем щит в небе совершенно истаял, и в темноте завопили особенно громко, когда последние из огненных капель таки попали в цель. Среди какофонии звуков Норисса расслышала уверенный голос Босра, который отдавал распоряжения и подбадривал бойцов. Между тем плотная стена столпившихся у входа в хижину повстанцев закрыла Нориссе выход наружу, заперев ее внутри, но она не придала этому никакого значения.

Знакомое прикосновение к мозгу заставило Нориссу направить свой разум через лес в сторону реки. Байдевин! Она позвала его, не обращая внимания на то, что земля под ногами начала мелко трястись. Ответный импульс его «неслышной речи» омыл ее освежающей волной радости, к которой примешивались гнев и обещание. Норисса догадалась, что он где-то совсем близко, так как его ответ оказался неожиданно сильным.

Но тут Норисса почувствовала уже знакомое ей притяжение холодного колдовского пламени, пламени Тайлека, которого она боялась не меньше, чем самой Фелеи. Мелкая дрожь под ногами превратилась в резкие судорожные толчки, и Норисса покачнулась. Рядом с ней Сорин буквально бросило о стену, и она, попытавшись удержаться на ногах, все же упала. Медвин и Кхелри находились снаружи, и толпа воинов у входа не давала им вернуться в хижину. Глухой гром сотряс глинистый утес, к которому прилепилась хижина, а с притолоки дверей на голову и плечи Нориссы просыпалась тончайшая сухая пыль. Норисса круто развернулась, чтобы встретить опасность, которая подкрадывалась к ней сзади. Позади себя она услышала слабый вскрик Сорин, когда глиняная стена хижины взорвалась пылью и мелкими камнями. Из образовавшегося в стене черного зияющего провала в комнату шагнул тонкий и высокий человек, закутанный в черное. Его плащ кое-где тускло поблескивал серебряными и алыми нитями. Вокруг него волнами распространялась энергия невероятной мощи.

Человек в черном холодно и соблазнительно улыбнулся, и его окружило огненное сияние. Норисса попыталась загородиться от него энергетическим щитом, но было слишком поздно. Колдун взмахнул рукой, и рубиновое сияние обволокло Нориссу. Она почувствовала, что не может шевельнуть ни рукой, ни ногой. Она даже не могла мысленно позвать на помощь, и только неотрывно смотрела в блестящие черные глаза под капюшоном. Перед ней был не демон, не иллюзия — перед ней был сам мастер черных заклинаний.

Тайлек поманил ее пальцем, и она, как зачарованная, последовала за ним сквозь кольцо рубинового огня.

24

Возле реки солдаты Тайлека столкнулись с объединенной мощью повстанцев Сайдры и регулярной армии Норвика. Байдевин прокладывал себе путь сквозь хаос сражающихся людей и кайфаров, нахлестывая своего кайфара толстой веревкой с завязанными узлами. Всего несколько минут назад он стоял на барже в окружении своих воинов, двигаясь вверх по реке из Тэрельской долины, теперь же он забыл и о баржах, и об армии. В мозгу его пылало только одно слово — Норисса. В своем нетерпении поскорее достичь деревни, он хлестал своей веревкой без разбора — и людей и кайфаров, и своих и чужих — лишь бы они поскорей убирались с дороги. Когда обжигающие огненные капли с неба попадали в него, он только стискивал крепче зубы, мужественно перенося боль. Темнота, разрезаемая лишь свечением огненного дождя, вибрировала и пронзительно визжала, и эта магическая дрожь пробирала Байдевина буквально до костей, а на языке появился сухой и холодный привкус страха.

Страх этот появился после того, как мозга коснулся отчаянный вскрик Нориссы, ворвавшийся в его мысли и спутавший их. Это не был прямой призыв о помощи, скорее, знак невысказанного отчаяния. Через ее мозг магия, с которой она сражалась, достигла и разума Байдевина и чуть не увлекла его вслед за ней в какой-то черный провал, по краям которого мерцали оранжевые языки пламени. Это случилось несколько часов назад, и с тех пор страх его никак не мог улечься или хотя бы ослабеть. Чтобы отогнать от себя эти тревожные мысли, Байдевин яростно хлестнул своей веревкой двоих воинов, которые размахивали эмблемой Тайлека с изображением эброта.

Вверх по склону, над деревней, в воздухе появился светящийся голубой щит, что означало активное магическое противодействие нападавшим. Вскоре он погас, и Байдевин попытался двигаться еще скорее. Крики раненых и умирающих звучали где-то на краю его сознания; Байдевин весь сосредоточился на том, чтобы мысленно позвать Нориссу. Тут же, словно ласковое прикосновение ночного ветерка, к нему вернулся ее ответ, в котором звучали предупреждение и вызов. Байдевин понял, что Норисса сражается с врагом, у которого нет ни имени, ни лица, и послал ей собственный ответ:

— Я знаю об опасности. Скоро буду с тобой!

Мысли Нориссы предупреждали его о большой опасности, даже о гибели. Он чувствовал, как она в лихорадочной поспешности перебирает недавно заученные заклинания, пытаясь отыскать какую-нибудь защиту от мощных колдовских сил, которые бушуют вокруг, стараясь дотянуться до нее.

Тем временем огнепад прекратился, но зато под ногами кайфара начала дрожать и колыхаться сама земля. Кайфар заупрямился, и на какое-то время все внимание Байдевина было поглощено тем, чтобы справиться с испуганным животным и успокоить его. В какой-то миг до него донесся испуг Нориссы, узнавшей напавшего на нее колдуна, — Тайлек! Байдевин ощутил сумбурное сопротивление Нориссы, потом она сдалась, и ее разум провалился куда-то в ярко-красную дымку.

Байдевин почувствовал, как связь между ними оборвалась, и его мысли, которыми он потянулся было к Нориссе, рикошетом вернулись к нему. Байдевин покачнулся и ухватился за шею испуганного кайфара. Теперь и он тоже дрожал от ужаса.

Норисса исчезла! Тайлек схватил ее! Он понял это задолго до того, как в деревне поднялась тревога. Она просто исчезла, растворилась в холодном пламени магической энергии.

Байдевин выпрямился в седле и погнал кайфара вперед. Он должен как можно скорее добраться до Медвина. Вместе они сумеют отправиться в погоню за чудовищем, похитившим Нориссу.

Вскоре Байдевин был уже на окраине деревни. Схватка здесь была не такой яростной, так как солдаты Тайлека уже знали о том, что их цель достигнута, и понемногу отступали. Байдевин прокладывал путь туда, где возле хорошо охраняемой хижины стояли Кхелри с Медвином, и поэтому не обратил внимания на цепь всадников, которые приближались к нему, отрезая от деревни. Байдевин не отводил от Медвина взгляда и потому слишком поздно заметил на их шлемах и щитах черную птицу эброта — эмблему Тайлека.