Внизу Володя рассказывал о предположении ученых, будто в незапамятные времена, когда Земля была еще раскаленной и полужидкой, от нее оторвался и улетел в космос большой кусок, который теперь мы называем Луной. На Земле же от этого образовалась впадина. Она стала ложем Тихого океана… С ним заспорили; это предположение другие ученые давно отвергли… Но Аркашка не слушал, в нем упоительно и тревожно бродили звуки бури. Только одна Катя, хоть и болтала о чем-то с Ларькой, заметила высокомерного и мокрого Аркашку.
- Неужели ты поднимался на палубу? - спросила она, вздрагивая. - Ведь там - ураган!
- Еще какой! - радостно кивнул Аркашка.
И он присел около них, как был, мокрый, холодный, и не слушал, сколько ему ни говорили, чтобы шел переодеваться, пока Ларька с Мишей Дудиным чуть не насильно увели его в мальчишник, как прозвали их часть твиндека. Аркашка рассказывал о буре так, что даже Ларьке стало завидно, а Миша, приоткрыв от восторга рот, позабыл его закрыть.
Между Японией и побережьем Северной Америки на тысячи километров океана нет никакой земли, даже небольших островов или рифов. Но «Асакадзе-мару», лишь незначительно сбавив ход во время бури, уверенно уходил от беснующихся гор воды, воющего в бессильной злобе ветра…
На четвертый день океан начал успокаиваться. Клочья облаков стремительно неслись с востока на запад, там тоже началось отступление. Холодно и хмуро выглядывало и пряталось солнце, словно сердилось на беспорядок.
На палубе мирно пошучивали матросы. Рассказывали о ките, которого видели на рассвете. Это был горбач почти пятнадцатиметровой длины. Очень неуклюжий, с коротким и толстым туловищем, огромным жирным горбом на спине, он точно качался на волнах, и когда вода наполняла ему легкие, выбрасывал ее столбом на пятиметровую высоту по десять и пятнадцать раз подряд…
Помощник капитана вспомнил, что раньше, во времена парусников, киты таранили и опрокидывали шхуны китоловов, а радист утверждал, что киты могут охотиться на глубине больше километра.
- Они не раз обрывали подводный телеграфный кабель на глубине в девятьсот и даже тысячу сто метров!
- Как они могут опускаться так глубоко? - удивился Ларька. - Ведь там давление больше ста атмосфер. Почему их не расплющит в лепешку?
Помощник начал объяснять, что киты на девяносто процентов состоят из жира и других жидкостей, но тут мистер Крук оглянулся по сторонам, увидел, что миссис Крук нет, и тотчас припомнил удивительную историю Джека Бартли…
- Джек Бартли служил матросом на шхуне «Звезда Востока», - тараща добрые глаза, рассказывал мистер Крук. - Это было лет тридцать назад. Шхуна охотилась на китов, и однажды во время охоты разъяренный кит опрокинул шлюпку, где среди охотников был Джек Бартли. Кит проглотил его со всеми потрохами… Спустя несколько дней кита все-таки убили и, когда стали разделывать, нашли в его желудке несчастного матроса…
- Он был жив! - вскричал Миша Дудин.
- А ты почем знаешь? Правда, Джек Бартли чудом выжил. Кожа только стала у него бледная, как неживая. А так все осталось по-прежнему, он даже не бросил пить и остаток жизни, чтобы заработать на выпивку, ездил по ярмаркам и показывался за деньги, как человек, несколько дней проведший во чреве кита…
Ребята все время помнили, что плыть им от Владивостока до Америки двадцать дней. Сначала казалось - ох как долго!.. Потом пугались, что мало осталось, дни летят слишком быстро. А под конец дни снова показались ужасно длинными. Когда наконец к вечеру Круки, Смит, учителя с некоторым торжеством и даже строгостью объявили, что завтра «Асакадзе-мару» прибывает к американским берегам, в славный город Сан-Франциско, все хоть и знали об этом, но прокричали «ура!». Во снах, которые они видели в эту ночь, перемешалось все: небоскребы и всадник без головы; несчастный негр дядя Том, плантаторы с хлыстами и статуя Свободы; индейцы и Чарли Чаплин; злодеи-империалисты и Том Сойер с Геком Финном… Они побаивались и нетерпеливо ждали свидания с Америкой.
Едва рассвело, как ребята, нарушая порядок, стали появляться на верхней палубе. День вставал солнечный, тихий; океан совсем присмирел, волны ласково и лениво касались бортов; зеленоватые, прозрачные, теплые, они подкатывались, украшенные гребешками пены, и вежливо отходили, что-то журча. Но, кроме воды, ничего не было. Никакой земли…
- Чайка! - увидела первая Катя.
- Где, где? - закричали девочки, но, едва взглянув на птиц, покатились вниз, собираться, хотя все давно было собрано. Начинались суета и волнения…
- Какие у них, наверно, магазины! - ныла Тося. - И ничего нельзя купить! Мы ведь нищие…
- Тосенька, детка, - приплясывал около нее Ростик, - не горюй, держись за меня, не пропадем…
Его оттеснили, и Ларька лично посоветовал Ростику:
- Забудь.
- Чего-о?
Ларька обнял его за плечи, близко заглянул в лицо:
- Может, от ихних фараонов ты уйдешь, но от нас - ни в жизнь.
- Ты чего? - до глубины души оскорбился Ростик. - Предаешь революцию? Жалеешь проклятых буржуев-кровопийц? Долой собственность! Все общее! Слыхал?
- Как! - удивилась Катя. - Вы снова анархист?
- Тихо, ты! - оглянулся Ростик на американцев. - Я всегда был идейный анархист, а ты кто такая?
И он с надеждой посмотрел на Аркашку. Тогда Аркашка решительно отодвинул Ларьку и, с угрозой глядя на Ростика, внятно сказал:
- Если ты стыришь в Америке хоть кусок туалетной бумаги, если ты посмеешь запятнать революцию…
- Кто стырит? - захныкал Ростик, с ходу переходя на жалобный тон. - Как что, так Гмыря… Чего там тырить! Подумаешь, не видал я Америку…
- Земля! - закричала во весь голос Катя.
- Ого! - пробормотал Ларька, усмехаясь. - Ты прямо как Колумб…
Но и у него екнуло сердце. Над синим морем, словно в дымке, проступали неясные очертания незнакомого города. Чем ближе, тем чаще начали встречаться парусные и моторные яхты; белые пароходы, с которых махали платками, приветствуя их корабль «Асакадзе-мару».
Сухогруз тихо шел среди других кораблей. Город плыл навстречу. Сан-Францисскую бухту от океана отделяли два полуострова: они словно протягивали огромные руки навстречу «Асакадзе-мару». Еще нельзя было как следует рассмотреть далекие причалы, пристань, дома… Сухогруз входил между полуостровами; северный, скалистый, поросший лесом, обрывался круто в океан; на южном, лицом к бухте, разворачивался Сан-Франциско, белый, зеленый, солнечный красавец, чем-то на мгновение напомнивший Владивосток…
- Золотые ворота, - негромко уронил мистер Крук, и около него тотчас оказалась толпа…
- Где, где?
- Да вот они! Этот вход в бухту и называется Золотые ворота.
Сверкающий на солнце залив пересекали белые паромы. Стояли белоснежные, с красными трубами громады океанских пароходов, рядом с которыми даже «Асакадзе-мару» казался едва не лодкой. Из-за города в сияющее небо поднялись, серебристо блеснув в солнечных лучах, один за другим четыре аэроплана… Звучала музыка, и люди, которых они мельком видели на паромах, пароходах, все выглядели рослыми, веселыми и красивыми…
- Во живут, - со вздохом облизнулся Ростик.
Мистер Крук, продолжая рассказывать, сообщил, что на острове Алькатра, посреди бухты, находится тюрьма для особо важных преступников.
- Для красных, - холодно уточнил Смит.
Все проводили глазами приземистое, мрачное здание тюрьмы.
- Вас сюда не посадят! - весело загрохотал мистер Крук. - И вообще в Америке вам будет хорошо!
Ребята переглянулись; Ларька тотчас им подмигнул:
- В России нам будет еще лучше…
Тут неожиданно выяснилось, что «Асакадзе-мару» до утра не пустят в Сан-Франциско, он останется на внешнем рейде… Наступал вечер; город постепенно расплывался в сизой дымке. Предстояло и эту ночь провести на корабле…
32
В первый вечер на берег съехали только мистер Крук, Смит и капитан Торигаи.
Они заночевали в городе. Утром, к завтраку, вернулись капитан и мистер Крук. Смита ребята больше не видели, хотя им еще пришлось столкнуться с его затеями…