Проснулся я во тьме. Лили не было рядом. Это заставило меня вздрогнуть и сесть на постели, осматриваясь. Я протёр влажными от холодного пота руками лицо. Ноги были ватные, тело побаливало… Я надел на себя всё ещё влажные от прыжка в бассейн шорты и, выйдя из спальни в холл, ведомый какой-то магнетической силой, медленно спустился к заднему двору с громадным бассейном. Лунная дорожка лежала вдоль воды, рябь медленно играла бликами в лиловом свете. На электронных часах у бассейна было 3:20, а в воде голой сиреной всё дальше и дальше плыла Лили. Я неслышно вошёл в воду и как можно тише проплыл, периодически набирая полную грудь воздуха и проплывая под водой, чтобы быть ещё более незаметным. Только подплыв впритык к ней, я шепнул:

— Лили…

Она громко взвизгнула и первое, что сделала, так это оттолкнулась от воды ножками, ударив меня при этом под дых.

— О, блять, — шикнул я, смеясь.

— Дориан, ты ненормальный?! — завизжала она.

— Тише, тише, — я подплыл к ней ближе и прижал её к себе. — Ты абсолютно голая в этом бассейне. Ты не должна быть такой громкой и кого-нибудь разбудить, — она всё ещё шумно дышала.

— Как же ты напугал меня…

— Я люблю тебя, Лили. Что ты думаешь о моих словах? — прошептал я.

— Я думаю, что… я тоже тебя люблю, — она коснулась моих губ.

Я тихо засмеялся, смотря ей в глаза. Она широко улыбалась мне.

— Я не об этих словах, — шепчу. — Я о том, что… у тебя будет… моя семья?

Она часто моргала, смотря на меня. Её мокрая ладошка коснулась моей щеки, её глаза блестели от нахлынувших слёз.

— Ты — моя семья, Дориан. Ты мой дом.

Она с отчаянием прижалась к моим губам, неистово начав целовать их. Я понимал, что в этом мире не встречу никого, кто станет мне ещё ближе…

До самого рассвета мы занимались сладкой, медленной любовью. Сначала в бассейне, затем в постели, мы терзали друг друга нежностью без стыда, отдавая себя друг другу без остатка, каждую капельку. Я прекрасно знал, что мы созданы друг для друга, как море для рыб, небо для птиц, солнце для дня. Я растворял себя в ней. Я знал, что если я смогу окончательно набраться смелости, чтобы перевернуть к лучшему свою жизнь — она скажет мне «да», она не отступится. Это меня успокаивало и, вместе с тем, давало неизъяснимую, полную ясность и уверенность. И необузданную надежду. И счастье внутри.

Ближе к полудню мы проснулись в хорошем настроении, болтали о всяких пустяках, пока собирались в Диснейленд. Перед этим мы с ребятами решили пообедать в кафе «Де Флёр», после чего отправились в парк, где нас встретил Энсель. Марсель не был гомофобом, как таковым, но за руку никогда с ним не здоровался, насмехался, был едок. Вэндем был инфантилен, он плевал на общественное мнение. Во всей нашей компании ему была действительно приятна только Лили — очаровательная в удобном маленьком чёрном платье от Шанель.

Энсель стал нашей кредитной картой и путеводителем, моментально заменившим бывшие «договорённости» ребят о развлечениях вне очереди. В Париже его знали абсолютно все.

Лили была в полнейшем восторге от замка принцесс, я фотографировал её с героями и везде, где только можно. Мне, безусловно, очень нравилось исполнять её мечты… и я хотел это делать бесконечно.

Мы покатались на американских горках Rock’n’Roller Coaster avec Aerosmith, слушая визжания Стивена Тайлера и Лили. Мёртвые спирали были покруче нашего незапланированного стрит-рейсинга с Марселем, — и я был счастлив, что Лили это признала. Вместо четырёх часовой (в среднем для Диснейленда) очереди, мы протоптались двадцать минут до прихода Энселя, сообщившего нам о том, что мы можем грузиться.

После этих «горок» мы отправились смотреть тематический праздник — лето от супер-героев Marvel. Дети носились как сумасшедшие. Марсель тщетно пытался сделать вид, что они его раздражают, но Лили вдруг встретилась со мной взглядом, и с загадочной улыбкой сказала:

— Мне кажется, из него выйдет отличный папочка.

— И я того же мнения, — рассмеялся я.

Позже мы отправились гулять по Disney Village, выходя из одного магазинчика и заходя в другой. Я скупал Лили всё, что попадалось ей на глаза, и узнала она об этом только в лимузине, когда мы утомлённые после катания ещё на паре-тройке аттракционов и ужине в одном из французских кафешек Диснейленда решили отправиться в отель, уже ближе к вечеру.

Джон успел нам объяснить, что его вилла постоянно сдаётся, так что увидеть её снова мы уже не так надеялись. По приезде в отель Лили растянулась на постели и посмотрела, впервые за долгое время, в свой мобильник. Резко сев на постели, она шумно сглотнула и посмотрела мне в глаза. Как-то панически, испуганно.

— Дориан… седьмое июня. Неделя прошла, мой отпуск…

Она виновато закусила губу. Шумно сглотнув, я сел рядом и провёл по её щеке.

— Завтра суббота. Выходные. Мы отправимся завтра вечером…

— О, боже, — она облегчённо выдохнула и нежно обняв меня, положила голову на моё плечо. — Я так люблю тебя, Дориан…

— И я тебя люблю, — я мягко целую её в лоб.

Слышу вибрацию мобильника в кармане. Бормочу извинения в волосы Лили и открываю сообщение от Кларка:

«Мистер Грей, суд по делу Хейна состоится во вторник, 11 июня, в 10:00. Нам известно, что Шон Батлер будет присутствовать. Вы будете в Сиэтле к этому времени?»

Недолго подумав, я ответил, прижав Лили ещё крепче к себе.

«Я буду. Обязательно».

concentration

Дориан

Восьмое июня во Франции мы провели все вместе в путешествии на моей яхте по Лазурному берегу. Сошли мы лишь однажды — в Сан-Тропе. Там солнце пекло жарче обычного, так что мы с удовольствием резвились на пляже, затем обедали на удивление вкусным, экзотическим блюдом из осьминогов в ресторане на набережной; поход в местный парк развлечений вызвал меньше феерии, нежели Диснейленд, но эмоций было будь здоров. Лили залезала на детскую стенку «Юный альпинист» и была лучшей среди деток, чем несказанно гордилась. Каждый из нашей мужской компании отвели душу в тире, выстреливая в цель и забрав чуть ли не все игрушки. От каждого по игрушке получила Лили, равно как и Рэйчел. Если раньше их отношения друг к другу выглядели несколько враждебно, (не имею понятия, из-за чего), то поход в BB бутик — фирменный женский магазинчик от Бриджит Бардо, — резко это изменил. Вот так женщины: стоит лишь один раз заняться шопингом и они чуть ли не друзья детства. Лили очень ярко описывала мне словами и жестами, что ей действительно понравилось, но я прервал её жестом руки и завёл обратно, попросив всё показать. Она протестовала, но очень недолго — соблазн был велик. Что мне особенно нравилось в Лили, так это то, что она не стыдилась, не гнушалась денег и подарков, — она внутренне знала, что этого достойна. Мне вдруг стало интересно: как она может вести себя так, как привыкшая к богатству девушка, если её мама была учительницей, а от отца они никогда ничего не ждали? Или, может быть, поначалу? Звонок её мамы раздался как раз-таки тогда, когда мы выходили из бутика. После этой непродолжительной беседы о том, что «всё хорошо», Лили мне объяснила, что её мать работает учительницей английского в заполярье, в очень холодном и отдалённом от внешнего мира месте и раз в два-три месяца звонит ей.

Лили призналась, что по маме очень скучает и скучает давно, ей не было четырнадцати, когда мама начала такие командировки.

— А с кем ты в это время оставалась? — спрашивал я, когда мы вернулись на яхту и, прижавшись, друг к другу, смотрели на полосу белой пены, оставленную судном.

— С Мари, — ласково улыбнулась она, — С Марианной, бабушкой по маминой линии. Она была замечательная… приезжала из Флоренции специально для того, чтобы быть со мной, бросала там всё и ехала, — голос Лили дрогнул, — Прости… Её просто больше нет, — я взял в свои её прохладные руки и крепко сжал, целуя их. Лили насилу дрожаще улыбнулась, часто моргая, чтобы отгонять слёзы.

— Это ты меня прости… Я не должен был, — сконфуженно произнёс я.