— Даже не смей говорить со мной! — зло закричала я, и схватив руками снежный ком, кинула его в лицо Дориана. Он часто заморгал, оттряхивая снег с щёк, и начал подходить ко мне. Я на одних только пятках, как знаменитый конькобежец, развернулась по этому льду к нему спиной, чтобы уйти, но он схватил меня за руку и развернул к себе:

— Лили, стой! — я дала ему ещё одну пощёчину. Чертыхаясь через собственные ноги, я чуть не расшиблась о лёд, разворачиваясь, как он резко схватил меня за талию и близко-близко притянул к себе.

— Я не могу дышать! Отпусти меня! Я видеть тебя не хочу! Обманщик! Актёр! Отвали! — вопила я, как потерпевшая, стараясь вырваться из его лап, но он смеялся и прижимал меня ближе и ближе к себе.

— Я бы сейчас с удовольствием тебя поцеловал, — горячо прошептал он в моё лицо, — Но дважды за сегодня это сорвалось, так что я боюсь, что с неба решит сорваться ещё и метеорит, чтобы трижды воспретить нам…

Я больше не желала слушать его болтовню. Схватив его лицо обеими руками, я как кошка, ногтями вцепилась в его лицо, до боли, до белого цвета в пальцах, резко притянула к себе и открыла губы, желая накрыть ими его… Но теперь зазвонил его мобильник и мне оставалось только хрипло выдохнуть.

— Это знак, — прошептала я, сглотнув, пьяными глазами от адреналина и усиленных чувств, смотря на его губы.

Дориан выругался благим матом и зарычал, когда увидел на дисплее имя собеседника. Однако меня он из своих объятий не выпускал.

— Марсель, клянись, что у тебя дело серьёзное, иначе метеорит разразит тебя ко всем чертям, — прошипел Дориан в телефон.

— Ну, дело серьёзное… Лили там далеко? — расслышала я.

— В сантиметре, — шепнул он, включив громкую связь. Раздался смех Марселя.

— Так я действительно вам мешаю? Уже резвитесь в постельке?

— Благодаря тебе, нет, — съязвила я.

— Оппа, Дори, только не говори, что ты убьёшь меня! — не прекращал Марсель.

— Именно это и сделаю, — произнёс Дориан, глядя в мои глаза.

— Короче, ребята, займу у вас в максимуме пару минут, потому что я тезисно: Лили надо уже сейчас решать, что делать.

— В каком смысле? — выдавила я, сглотнув.

— В смысле жилья, крошка Дэрлисон. Только что звонили к нам домой из театра, сообщили Дориану, некий Гарри, что тебя выселяют из общежития за мародёрство.

— Меня? Что за чушь? Какое мародёрство? Меня вообще не было последние дни в этой комнате!

— Значит, детка, прокрались злоумышленники. Вся твоя комната, казённая мебель, стены, полы, всё залито какой-то несмываемой массой. Кажется, на своём актёрском поприще ты уже успела нажить врагов?

Я моргала, открыв в шоке рот, и пыталась выдавить из себя хоть что-нибудь адекватное. Господи, за что мне вся эта жизнь? Почему я, ну почему именно я?!

— Я не знаю, что сказать…

— Короче, меня попросили приехать, вызволить уцелевшее. Твою одежду не тронули. Кстати, комбинации у тебя очень соблазнительные…

— Фу, пошляк! — прорычала я, — Мне сейчас плевать на все эти комбинации, — я обхватила ладонями голову, плотно её сжав.

— Серьёзно плевать?

— Нет, конечно, нет, я… Я просто не знаю, что мне сейчас делать, — я больше не могла сдерживать слёз в голосе.

Вырвавшись из объятий Дориана, я спустилась в номер и, сняв брюки и куртку с влажной шапкой, закуталась с головой одеяло. Тело мелко трясло, мне хотелось громко зарыдать. Какие у меня могут быть враги, злоумышленники?! Джессику, насколько я знаю, приняли в другой театр, Бредли Ривз, уволенный только сегодня, ещё здесь… Больше я никому, никому не желала никогда зла и не преграждала дорогу. Вздрогнув изнутри, я вспомнила Шона. Мой брат по отцу. Он пропал на долгие пять лет совершенно, я ничего не слышала о нём и не подозревала, что он существует, а он заявился, когда узнал, что я попала в этот светский круг Дориана… Он думает, что я общаюсь с этим подонком-отцом? Мне ничего от него никогда не было нужно, я для себя никогда ничего не просила, а тут ещё и для него. Безусловно, это сделал он. Эти Батлеры никогда, никогда не оставят меня в покое, хотя я не принадлежу к ним уже даже формально. Я взяла девичью фамилию матери, как только мне исполнилось шестнадцать, как только мне стало возможно это сделать. Почему он так хочет разрушить мою судьбу? Где и как мне теперь жить? Возвратиться к матери, в ту квартирку, и снова волочить жалкое существование? Я здесь, чтобы вытащить её, да, я до ужаса гордая, ещё больше горда, чем она. Я не хочу просить Дориана о помощи, хотя знаю, что одно его слово заставит эту комендантшу закрыть свой рот. Но я ничего не попрошу. Я придумаю, как выпутаться самой, я сделаю это.

Я плотно сжала подушку пальцами, утыкаясь всем лицом в неё, беззвучно плача. Я вздрогнула, когда почувствовала сильные руки Дориана на своей талии, что обняли меня, сразу стало так тепло…

— Лили, я помогу тебе во всём. Ты всё преодолеешь. Договорились?

Я оторвалась от подушки и, обернувшись, посмотрела на его лицо, едва заметное в свечении нескольких всё ещё горящих тусклым огнём свечей. Мои руки снова легли на его щёки и плотно их сжали, я часто заморгала, гоня слёзы. Кадык на шее Дориана шевельнулся, а желваки заиграли под моими пальцами.

— Спасибо, — просипела я, накрыв его губы своими.

Я целовала его. Около минуты. Я целовала его невинно, просто прижавшись к его губам своими, и отдаваясь той нежности и теплу, которое окутывало мои мысли, сознание и сердце. Я целовала его, потому что ничего больше не хотела сейчас. Руки Дориана так крепко сжимали меня в своих объятиях. Он смотрел в мои глаза, когда я оторвалась от его горячих губ.

— Ты такая красивая в темноте, — прошептал он, а затем, прыснул от смеха, поняв смысл фразы, пока я беззвучно смеялась, свернувшись клубочком в его руках.

— Вы мастер делать комплименты, мистер Грей.

— Я же говорил, что не романтик, — начал было он, но я закрыла его рот ладонью.

— Продолжайте совершенствоваться, мистер Грей.

Я положила голову на его плечо, расплываясь в широкой улыбке. Глаза мои непроизвольно закрывались. Я наслаждалась тем чувством умиротворения и покоя, когда он пришёл ко мне, и оттаивала в этих горячих руках. «Всё будет хорошо», — шептала себе я, — «Я всё равно готова его спасти, по-настоящему», — вдруг пронеслось в моей голове. Я вздрогнула от этой мысли. Дориан проник рукой в копну моих волос и сжал затылок… Я укусила губу, подавляя улыбку, и поцеловала его в грудь сквозь ткань водолазки, закрыв глаза.

acutely

Дориан

Я смотрел на спящую Лили всю ночь. И с каждой минутой всё больше и больше приходил к тому выводу, что я должен отпустить её. Она не та, которой можно воспользоваться. Она не такой человек, она намного чище, честнее, искреннее. Но от близости с ней кружит голову! Я не знаю, как буду себя чувствовать, вдали от неё. Если эта сумасшедшая тоска никуда не денется, то я сделаю то, что хотел. Наплюю на свои мысли о том, насколько она идеальная, чтобы навсегда избавить её от себя, а меня от неё. Таких… таких как она тоже, должно быть, тысячи. Просто я не встречал ей подобных. И никогда не чувствовал такого поцелуя.

Он навсегда останется в моей памяти, как самый долгий, невинный и нежный. После этого поцелуя стыдно вспоминать прошлые, ведь Джессику я целовал исключительно в целях заткнуть её рот и поблагодарить одновременно. И то, в редких случаях. Чаще всего, в своих сессиях, я использовал для её рта кляп, изоленту, скотч, бинт, платок, который зачастую запихивал ей в горло, но только не свои губы. А Лили… с этой девушкой мне впервые хотелось только целоваться. И я испытывал невыносимую досаду оттого, что мой план срывали звонки и приходы швейцаров.

Господи, если я так хочу от неё избавиться, то зачем я согласился на план Марселя изуродовать её комнату в общежитии? Она так расстроилась, и, кажется, плакала.

Вот я идиот!

И псу, мать его, понятно: мисс Дэрлисон чересчур горда и уж точно не согласиться с бухты-барахты на моё предложение принять в дар квартиру. А что насчёт того, если предложить аренду? Уверен, за комнату в общежитии она платила не так много. В самолёте Лили чувствовала себя лучше, чем прошлый раз, как она и поведала мне. Там же она обратилась ко мне с просьбой повлиять на директора общежития, сказать, что она всё отработает и выплатит, только пусть ей дадут там жить. С мистером Бронсом Марсель договорился о том, чтобы тот не под какими мольбами и давлением не принял Лили назад. Когда она перестала просить, — потому что слёзы сдавили ей горло, — вбежал в кабинет я, наорал на него. После чего, как по сценарию, получил прекрасно сыгранный им в ответ гнев, в пылу которого он сказал, видимо, по научению Марселя, что его общежитие театру не принадлежит и что к работодателю Лили он в подчинение не входит.