Иные считают, что пользование подземной водой дело новое. Отнюдь. Пожалуй, и в первобытные времена наши предки склонялись над родником, а родник — он на стыке вод дневных и «темных». Позже люди научились рыть колодцы. Будь написана «колодезная» история, чтение было бы увлекательное. Любопытна техника рытья. Только отчаянные головы брались за эту работу. На улице, где я вырос, колодцы были очень глубокими — со дна, говорили, видны звезды на небе. Я помню, с какими волнениями была связана чистка колодца, как осторожно опускали смельчака вниз, как в жаркий день был холоден песок, который черпали со дна.

Колодец всегда был и остался сооружением святым, опасным и несколько таинственным.

А песенная слава колодца?

Сегодня, однако, «пейзаж с колодцем» воспринимается как нечто патриархальное, несмотря на то, что журавли и вороты во многих случаях служат вовсе не для украшения окрестности. Колодцы все-таки «отходят».

Вместо колодцев теперь — скважины. Лирики вокруг них нет совсем, им отдана одна голая водозаборная функция: насос, труба, башня, колонка. Всегда так: «что-то теряешь, что-то находишь» — механизацию обрели, лирику потеряли. Коромысло с ведрами, может быть, и подчеркивало стройность женщины, но видение это уже вполне архаичное, о чем сожалеть не стоит.

Не один век люди утоляют жажду подземной водой, и мы пьем ее больше, чем когда-либо прежде. Территория области буквально пронизана скважинами.

— Сколько их? Несколько сотен?

— Больше, — уточнил Николай Иванович, — несколько тысяч.

Магнитогорцы пьют воду из глубин. Как и жители Златоуста, Миасса, других городов. Сотни сел без скважин не спасли бы колодцы. Многие знают вкус подземной воды. Но не все. Челябинцы, например, пьют речную, миасскую воду.

А что, много ли под нами морей и озер?

Судя по всему, подземных морей и озер на территории области нет. А вообще-то вода в недрах есть. На глубинах до ста метров она пропитала песок, гравий, скапливается в карсте.

— Мы, — объясняет Николай Иванович, — ищем воду по заявке конкретного потребителя. Нужна была вода для Магнитогорска, мы ее нашли. Сейчас самые крупные месторождения подземных вод разведаны южнее Магнитки — вдоль рек Янгелька, Большой, Малый и Верхний Кизил, то есть в бассейне реки Урал. Несколько лет мы заняты серьезной проблемой — перспективным водоснабжением населенных пунктов юга области. Работа эта близка к завершению. Для большинства сел и поселков вода найдена.

Порядок такой. В заявке указывается, сколько воды требуется населенному пункту. Гидрогеологи должны указать места для скважин в радиусе пяти километров. Желательно поближе. Лучше всего — на самой усадьбе, у жилья…

Есть трудные случаи. Например, центральная усадьба совхоза «Магнитный». Бурили рядом с поселком, все дальше от него, пробурили пятьдесят скважин — воду не обнаружили. Нет ее по всей округе ни в пяти километрах от поселка, ни в десяти, ни в пятнадцати. Только в шестнадцати километрах воду все-таки отыскали. Далеко, конечно, тянуть трубы, но другого выхода нет.

— Там, где есть потребность в воде, мы ищем очень тщательно. Но порой тщетно. Вот поселок Скалистый Троицкого района. Стоит он на берегу реки Уй. Казалось бы, вода должна быть. А ее нет. Из тридцати скважин только несколько что-то дают. Проблема не решена. Надо выходить за круг, увеличивать радиус поиска.

Сложная обстановка в Октябрьском районе, где подземные воды часто соленые.

Тем не менее отсутствие воды исключение из правила, причем очень редкое…

Гидрогеологов нельзя назвать хозяевами подземных вод, однако, кроме поиска и разведки, им поручена охрана источников от загрязнения и истощения, а также гидрорежимные наблюдения на территории области. Они открывают месторождения, исследуют воду (количество и качество) и выдают гарантию на 25 лет.

В таких масштабах, как в наши дни, подземные воды никогда не использовались. Это не могло пройти бесследно. И не прошло.

В природе вода всегда в обороте. И в недрах она не стоит на месте. Проникая в трещины и разломы, протискиваясь между слоями глины и гранита, насыщая слой гравия, карстовые полости, она ходит по извечному кругу, пробивается на поверхность родниками (а иногда фонтанами), подпирает болота, питает реки в межень. Понятно однако, что ход воды под землей гораздо медленнее, чем на ее поверхности.

Мощные насосы, опущенные в скважины, во много крат ускоряют оборот воды. Ее поток «промывает» недра, образует в них пустоты. (Уже отмечены провалы и понижение рельефа южнее Магнитогорска.) Кроме того, повысилась опасность загрязнения подземных вод. Словом, энергичное вторжение в естественный ход событий и здесь имеет неоднозначный результат. Надо искать оптимальный режим взаимоотношений с природой, не отвергать, а уважать установленные ею «законы», проявлять разумную осторожность.

Наконец, надо иметь в виду, что, пользуясь водой из недр, мы влияем на полноводность рек. Как правило, подземные месторождения воды расположены под руслами рек, в районе их бассейна. Зримо и незримо они связаны друг с другом. Поднимая воду с «нижних этажей», мы, безусловно, уменьшаем поверхностный сток.

Подземные хранилища воды очень удобны. Грунт толщиной в несколько десятков метров — прекрасный фильтр. Вода из скважин чистая, холодная, вкусная. Она готова к употреблению. В иных случаях ее только хлорируют и подают в сеть.

Еще чист подземный источник. Надо беречь его. Пригодится воды напиться.

Владимира Степановича Мельникова прозвали «директором» озера Увильды. То был начальником цеха в Карабаше, медь плавил, а выйдя на пенсию, выходит, стал «директором». На повышение, значит, пошел.

Не знаю, есть ли еще где такие директора. У нас в области один, не более. Но он, верно замечено, — директор. Нет у него ни кабинета, ни секретарши, ни служебной машины. Нет штатного расписания и смет. Даже оклада нет, не говоря о премиях.

Тем не менее на озере честь по чести налажен учет и ведется документация. Затеяна служебная переписка. Проводятся собрания. Составляются проекты и контролируется строительство. Применяются санкции. Вопросы обсуждаются в разных инстанциях, вплоть до облисполкома.

Как всякий директор, Мельников владеет всей информацией. Что, например, вас интересует? Сколько домов и баз отдыха, сколько пионерских лагерей на берегах озера? Сколько сюда приезжают на отдых зимой и летом? Сколько «дикарей» и рыбаков? Сколько всего строений? Сколько столовых, лодочных причалов и автостоянок? Сколько жителей в поселке Красный камень или в деревне Сайма? Сколько они содержат коров, свиней, овец или кур? Ответ готов на любой вопрос.

Кроме того, доподлинно известно, каков расход воды и объем стоков, кто какие имеет очистные сооружения, как их строил и строит, во что это обходится, кто поименно на каждом предприятии отвечает за их строительство и эксплуатацию.

Все известно директору.

Впрочем, пора сказать, что официально Владимир Степанович значится общественным инспектором.

Если вдуматься, общественный инспектор — «должность» еще более удивительная, чем директор без штатов и смет, сам себя назначивший на пост. Вся хитрость в слове «общественный». Есть еще, известно, инспектор по службе. Оба инспекторы, оба проверяют, но один — за плату, а другой — бесплатно, добровольно. Вещи разные. И отношение разное. Какие могут быть обиды на государственного инспектора? У него работа такая — проверять. Ему иначе нельзя. Его можно понять. Но ты-то, пенсионер, куда лезешь? Копался бы на грядках у себя на даче — и хватит того. Тебе-то можно не проверять, а ты, однако, проверяешь. Какая тебе выгода? Откажись — и все тут.

Я думаю о том, сколько обидных слов выслушал, сколько нескрываемого пренебрежения пережил Владимир Степанович от дачников, от туристов, от директоров баз отдыха, от строителей. Я вижу, например, как он не очень складно, слишком, пожалуй, эмоционально, но без обиняков стыдит руководителей Челябинского металлургического комбината за то, что те до сих пор не заказали даже проект на очистные сооружения, и как снисходительно выслушивает эти упреки хозяин кабинета, находящий визит общественного инспектора скорее забавным, чем деловым.