Впрочем, не все боры растут на граните. Под Кичигинским бором, например, — пески. Он весь окружен песочными карьерами.

Летом в бору многолюдно, особенно у водохранилища. Заезжают на автомобилях, разжигают костры, норовят обязательно испечь картошку.

Лесхоз жалуется на бескультурье туристов. Но стоит спилить в бору перестойное дерево, ему, лесхозу, не избежать жалоб тех же туристов. Создается впечатление всеобщего радения за лес. И это действительно так: кто из нас хотел бы за два-три десятилетия извести реликтовые сосны? Никто. В том и сложность: лес надо спасать от нас же самих.

Оставим «дикарей», возьмем человека культурного. Он приехал в бор с семьей. Как ему быть с автомобилем? Где можно ходить, а где нельзя? Известно, что лес страдает прежде всего от наших ног: мы его вытаптываем. Культурного туриста, как и всякого, тянет к воде. Но как раз на берегах водоемов почва под деревьями утрамбована, обнажает корни. Разжечь костер — соблазн и для культурного туриста. Но где?

Нас нужно организовать. Построить стоянки для автомобилей. Указать места, где можно разбивать палатки и разводить костры. Проложить дорожки, бетонные или асфальтовые, там, где нас много, прежде всего вдоль берегов, И так далее.

Конечно, легко сказать: построить, указать, проложить. Это же настоящая стройка. А раз так, нужен проект. А для проекта требуется знать бор и расселение туристов в нем. Ну, и затраты, само собой. Кто, как, откуда?

Как ни сложны эти вопросы, их придется решать. А если вдуматься, не так они и сложны.

Борами в экспедиции занимались два биолога — Дамира Курбановна Дракова и Сергей Борисович Куклин. Их задача состояла в том, чтобы оценить состояние памятника культуры, уточнить его «паспортные данные». Попутно изучалась флора и фауна боров.

Хомутининские озера можно назвать знаменитыми. Их слава, возникшая стихийно, подтверждена исследованиями специалистов. Грязи, которыми богаты эти озера, — особые химические соединения, биогенные стимуляторы, терпеливо созданные природой за сотни лет. Озеро Горькое у села Хомутинино — памятник природы. Наверное, следовало бы объявить памятником и озеро Подборное, рядом с которым обнаружены запасы минеральных вод. На Подборном строится (очень, к сожалению, долго) санаторий «Урал». Эксплуатация озер еще не началась, но уже сейчас следует рассчитать нагрузку, которую они могут выдержать.

Город Пласт и его окрестности. Здесь наибольший интерес вызывают геологические памятники природы. Один из них — Андреевский каменный карьер. Больше ста лет назад здесь добывали золото и свинцово-цинковые руды. Сейчас шахты и штольни затоплены. Два водоема среди пластов известняка играют своей таинственной глубиной. То отвесная стена, то грот, уводящий в жутковатую темень. На всем печать запустения. Осыпают кристаллы валуны, округляются, покрываются оранжево-коричневыми пятнами мхов. Ползут по камням полынь, тысячелистник, весело цветет вероника. Куст полевицы обосновался в углублении. Он легко отслоился, обнажив шоколадного цвета губку дернины, являвшей образец плодородия. Пыль, вода и растение образовали на камне клок почвы.

Участник экспедиции, консультант по геологии Александр Иосифович Левит ведет нас к следующему объекту — месторождению розового топаза. Вид у него неприглядный: такое впечатление, что на склоне холма бульдозером прорыта траншея. Один ее борт выглядит пестро. Представим: куст ковыля сверху, под ним черный пласт почвы, ниже — коричневый слой глины, потом — полоса белой извести с черными разводами графита, а уже на дне траншеи — шурф глубиной в несколько метров.

Табличка у месторождения оповещает, что здесь в 1912 году изучал минералы академик А. Е. Ферсман. Внимание ученых привлекли прежде всего розовые топазы — такая их окраска встречается очень редко. Поэтому минералоги всего мира знают это месторождение. Англичанин Т. Смит, например, отмечает его в своей книге «Драгоценные камни».

Самоцветы этой россыпи в качестве ювелирных украшений не используются. Человек непосвященный не увидит здесь ничего, кроме груды песка, глины, щебня. А для геолога это истинное сокровище. Сюда и приходят знатоки и коллекционеры минералов. Терпеливо роют шурфы, просеивают грунт. И все еще находят топазы, другие самоцветы.

— Вот минерал кианит, — показывает Александр Иосифович Левит, — он имеет разную твердость вдоль и поперек. А вот кристалл кварца, — буквально из-под ног поднимает он осколок хрусталя. — А сейчас я найду вам фауну, — обещает геолог и тут же отыскивает в глыбе известняка пупырышек морской лилии. Как ни старайся, невозможно представить себе эту лилию живой 320 миллионов лет назад.

Наконец, еще один геологический памятник природы — Борисовские сопки. Их три в гряде. Среди берез поднимаемся по склону на среднюю сопку. То и дело в траве, рядом с кротовыми кучами валяются ржаво-серые камни. Ближе к вершине они выпирают из земли «бараньими лбами». А на вершине, будто голова огромного ящера, торчит «шихан».

— Это все — кианитовые кварциты, — объясняет Александр Иосифович. — Из них сложены основания сопок. Минерал этот — огнеупорный. Но ценность сопок в другом — это уникальный геологический объект.

Остается сказать еще о том, что голова «ящера» покрыта копотью, вокруг нее — кучи золы, дрова, бутылки, банки, фольга, полиэтилен. Еще одно свидетельство того, что «дикие» туристы будто специально выбирают памятники природы, чтобы на них продемонстрировать свое бескультурье.

В заключение опять о том же: как сохранить памятники природы? Запретами? Сомнительно. Затратами? Да, там, где редкие природные объекты оказались в зоне массового отдыха, без затрат не обойтись. Но очень многое зависит от пропаганды.

На своем пути нам редко встречались плакаты. Если и есть вывеска, то весьма лаконичная: бор, озеро или копь — памятник природы. Достаточно ли этого?

Чтобы беречь, надо знать. Одно дело — просто лес, водоем, месторождение, другое — редкость, реликт природы. Было бы очень полезно на всех въездах, ведущих к памятнику природы, устроить места отдыха, где можно на короткое время остановиться, постоять у стендов с подробным описанием памятника природы, узнать, в чем его уникальность и ценность, познакомиться с правилами его осмотра. Здесь могут быть схемы, иллюстрации, цифровые сведения, здесь следует указать предприятие, которому поручена охрана объекта. Кроме того, о памятниках природы надо чаще писать в местной печати, их надо изучать в школах. Такая информация не может не вызвать размышлений, которые в свою очередь изменят наше поведение на природе.

Земля — сырая, можно сказать, мокрая на глубине десять, сто и даже тысяча метров.

Комплекс Долгобродского гидроузла включает в себя тоннель через хребет. Когда мы вошли под его темные своды, нас сразу же поразило обилие воды. Она сочилась, стекала со стен, журчала ручьями. Вода хлюпала под щитами настила. Мимо нас проносились мокрые вагонетки, груженные мокрой породой. В воздухе стоял туман. Воду откачивали насосами, а она не иссякала.

Тоннель пробивался не у подножия горы, а едва ли не у вершины, и нельзя было понять, откуда в ней столько воды. И горы пропитаны влагой.

Под нами вода. Это, разумеется, прекрасно. Мы сетуем на то, что мелеют наши реки и озера, что на поверхности земли чистой воды все меньше и меньше. Может быть, нас спасут подземные воды?

Подземными водами в нашей области «ведают» гидрогеологи, точнее — Челябинская гидрогеологическая партия, база которой находится на станции Козырево, куда я приехал к главному гидрогеологу Николаю Ивановичу Гордееву, который, безусловно, имеет ответы на все вопросы.

Можно предположить, что под нами в недрах море или хотя бы озеро воды, годной для питья. Что, если пробиться к ней и выкачать? Нет, воду из-под земли нельзя выбрать, как, положим, угольный пласт или рудное тело. Ископаемые запасы воды возобновляются, и это должно настроить нас оптимистично, если бы подземный источник пополнялся «неведомо откуда». А это ведомо — сверху. Поверхностные и грунтовые воды — сосуды сообщающиеся. Другими словами, вода у нас единая — и в реке, и под землей. Откуда ее ни бери, — одна емкость, один запас.