Я задрожала. Я не хотела еще удар, но не могла овладеть собой. Мозг и тело были в состоянии шока, не знали, что еще делать. Грант медленно покачал головой, его взгляд был напряженным и полным боли. Он хотел умереть за то, что я оказалась в таком положении, я это знала.

– Где деньги? – закричал один из них. – Неси! Живо!

Грант посмотрел на него.

– На борту почти нет денег.

– Где эти деньги? – он ударил ружьем по полу. – Найдите эти «почти нет денег», – сказал он нескольким другим и повернулся к Гранту. – Где они? Есть американские доллары и украшения?

Грант указал на свою спальню.

– Все, что у меня есть, в верхнем ящике.

Мужчина пропал и вернулся с тремя тысячами долларов. Все наличные на борту.

– Где еще? – он затряс конвертом перед лицом Гранта. – Наличные!

– Остальное на карточках. Это вся наличка.

Он плюнул.

– Врешь!

Разговор не прекращался, мужчина начал кричать на Гранта, вопить остальным обыскать корабль, что они и сделали. Они выбросили спасательные жилеты за борт, уничтожили все, что могло подать сигнал тревоги, опустошили все полки, переоделись в одежду Гранта и Квинна.

Я отвернулась к стене и старалась скрыть слезы. Десять пиратов остались с нами, угрожающе покачивали ружьями, ни капли не сочувствуя. Вонь их тел была ужасной.

Квинн перестал содрогаться и уснул или потерял сознание. Когда тело получает такую травму, это истощает систему. Я едва могла держать глаза открытыми, но боялась закрывать их. Грант пытался вытянуть ноги, но места было мало. А потом двое начали ударять по нашим ногам, размахивая автоматами в тесном пространстве, чтобы мы двигались.

Грант кивнул мне вставать, ткнул Квинна плечом. Квинн поднял голову, как мог, но казалось, что его шея не может выдержать голову. Один из пиратов ударил его по коленям автоматом, и Квинн скривился. Пират продолжил бить Квинна по коленям, даже когда тот встал.

– Вставайте! Двигаться! – кричали они с сильным акцентом.

Я тоже поднялась на ноги, пираты повели нас в мою каюту. В самую маленькую комнату. Они загнали нас на нижнюю койку, и мы втроем уместились там, где вчера едва помещалась я одна. Я была посередине, и когда я попыталась подвинуться для Квинна, он отпрянул. Я посмотрела на его лицо. В его глазах были слезы и отчаяние. Я молила его взглядом не терять надежду.

«Ты мне нужен. Останься», – пыталась передать я.

Он кивнул, посмотрел на мой левый глаз и ту сторону моего лица и покачал головой.

Что они с ним сделали? Искра Квинна погасла. Я поняла это сразу. Я попыталась коснуться его, но не дотянулась.

Мой левый глаз был плох. Руки были связаны, но я ощущала, как веко опухает, пылая с ужасной болью. Было лучше с закрытыми глазами, и я закрыла их и отклонила голову. Грант прижал ногу к моей, и я повернула лицо к нему. Его губы приоткрылись, когда он увидел мой глаз, он откинул голову и принялся мотать ею у стены. Я беззвучно просила его перестать. Я боялась, что нас накажут, если мы не будем лежать смирно. Я открыла рот, чтобы что–то сказать. Он покачал головой, остановив меня.

Ситуация была хуже некуда. Произошло то, что, как мы надеялись, не случится. Скорость изменения судеб была поразительной. Одну ночь я засыпала с мечтами о счастье, а теперь была в плену, едва могла дышать, в горле пересохло, тело истыкали ружьями. Автоматы! Я никогда не была рядом с таким оружием, а теперь их тыкали в лицо.

Голову заполнили разные картинки. Я представляла, какие ужасы могли произойти, но и представляла то, что не было связано со мной. Помидоры во дворе Найтов, мел, что я хотела поменять в школе, шины велосипеда. Они почти сдулись. Я обещала накачать шины, если миссис Найт захочет покататься, пока меня нет, но забыла.

Я закрыла глаза, прижалась головой к плечу Гранта, а потом быстро ощутила, как его голова прижалась к моей. Наверное, я уснула, потому что на пороге сидел подросток, когда я открыла глаза. Он был сильно вооружен. Квинн и Грант все еще были рядом со мной, их глаза были закрыты. Я смотрела на мальчика. Его лицо было не таким, как у других, и, несмотря на оружие, он не представлял угрозы. Через пару секунд он посмотрел на меня. Он не улыбался – как и все они – но встал и подошел ко мне со льдом, который прижал к моей голове. Грант медленно открыл глаза, дико посмотрел на меня, мальчик стоял передо мной, словно я могла выбирать.

Через пару минут пришел мужчина и указал на меня.

– Идем.

Грант тут же встал и покачал головой.

– Нет, она останется со мной.

В ответ его так ударили по лицу, что он отлетел на койку. Я скривилась и задрожала, но не могла встать.

– Идем! – закричал он.

Я медленно встала и пошла к нему. Он впился в мое предплечье и потащил к камбузу, где мои руки освободили.

– Готовь рис, – приказал он и ушел, оставив трех мужчин на диване за мной, оружие было направлено мне в спину.

Я застыла, смотрела на плитку, боясь пошевелиться. Я моргнула, пытаясь собраться с мыслями. Я не хотела поднимать тревогу. Я медленно оглянулась и подняла руку, указывая на шкаф наверху.

– Кастрюля, – сказала я, не зная, понимают они или нет, а потом взяла самую большую кастрюлю, которой хватило бы для риса или пасты на четверых. Я стояла на месте, склонилась за рисом. Канистра была полной наполовину. Я поставила рис на плиту и ждала.

И ждала.

Я стояла так, и рис успел уже двадцать минут как остыть, а потом про меня вспомнили. Мужчина, что сказал мне делать рис, вернулся и приказал сделать бутерброды. В этот раз он смотрел на меня, пока я делала девять сырных бутербродов дрожащими руками. Когда я закончила, он связал руки за мной, сунул тряпку мне в рот и вернул меня в каюту.

Меня разбудила собственная тошнота. Тряпка была из комнаты с двигателем, потому что была на вкус как дизельное топливо. Я приподнялась на плече и выплюнула ее на пол у кровати. Я склонилась, как могла, пока меня тошнило, Грант попытался коснуться рукой моей спины. Я смогла убрать тряпку изо рта, но она прилипла к подбородку. Я хотела заговорить с Грантом, но боялась, так что склонялась и пыталась понять, как мы тут оказались.

Я слышала голос матери, говорящей, что я все делала не так в детстве. Тогда от болтовни я оказывалась в «стуле для молитв» лицом в угол с четками на шее. Иисус любил спокойствие и тишину, как и мама. Я сидела там долго или нет, как хотела, соскребала краску со стены, потому что она не проверял меня. Никогда.

В старшей школе у меня был комендантский час в десять вечера. В пол–одиннадцатого Кэролайн искала меня, чтобы мама не знала о моей наглости. Одной из ночей около полуночи мы с моей подругой Сарой были у Харди, разделились и следили за дверью, надеясь, что придут парни нашего возраста. Когда несколько парней прошли, мы с Сарой последовали за ними за ресторан и смотрели, как они зажигают сигарету.

– Нет, спасибо, – я покачала головой.

Один из парней, Мэтт Андерсон, прищурился и вдохнул.

– Возьми, – он снова сунул мне сигарету.

– Мама меня убьет, если поймает, – слова вылетели, Сара закатила глаза, выражая мое смущение.

Он огляделся и рассмеялся.

– Она здесь?

Сара забрала у него сигарету. Она нежно поднесла ее к губам и затянулась.

– Давай, Джесс, – сказала она. – Ты знаешь, что хочешь. Мама убьет тебя и за меньшее, а так ты хоть развлечешься с нами.

Мэтт забрал у нее сигарету и протянул мне. Я взяла ее.

– Если не можешь все делать правильно, почему не делать все не так? – он подмигнул.

Через миг подъехали копы

Все убежали, кроме марихуаны и меня, и я могла лишь думать, что стулом в этот раз не отделаюсь.

Кэролайн сопроводила маму в полицейский участок. Она хоть пришла. Кэролайн тихо стояла, пока мама ругала меня, как могла, от лица всей семьи, общества и бога. Она была так жестока, что офицер бросился на мою защиту, сказал, что не видел, как я курю, и выглядело это так, словно друзья меня бросили. Он даже похлопал мне за то, что я не убежала.