В Варне он решил ее поцеловать. Но именно в Варне. И теперь ему кажется, что скорый поезд движется слишком медленно.
— У вас что, товарняк? — спрашивает он кондуктора.
Но сонный чиновник смеривает взглядом молодую пару, проверяет билеты и не отвечает на лишние вопросы.
Неизвестность и молчание.
Неловкость растет вместе с любовью.
Он боится показаться ей скучным и тщетно ищет тему для занимательной беседы. Она боится, что неинтересна ему, и просто не знает, что придумать.
Оба вглядываются в окно. В темноте бегут скалы, рыжие, как лисья шерсть.
— А какую пользу приносит альпинизм? — вдруг спрашивает она.
Первый сигнал опасности для него: в голосе ее дрожит предательская нотка тревоги. Неужели и любимая будет посягать на его личность своей материнской заботливостью?
Ответ его сердит:
— Человек живет не ради одной только пользы! Те, кто оставляют после себя память о своем безумстве, наполняют мир светом и свежим ветром, и в мире становится свежее и светлее!
— Альпинист может погибнуть? — Девушка уже почти не владеет собой.
Ее расширенными глазами глядит на юношу его мать.
Он отводит взгляд в черный отрезок ночи за окном:
— Погибнуть? Одни оставляют после себя детей, книги, картины, саженцы деревьев, дома, обувь, ткани. Другие не оставляют ничего. Только легенду о смельчаках, о бескорыстных храбрецах…
Она смотрит неодобрительно.
И он отвечает ей недоброжелательным взглядом.
Первый намек на отчуждение.
Она старается быть мудрей, чем положено в ее возрасте.
— Опасно в горах! Зачем насиловать судьбу, испытывать ее? — повторяет она чью-то фразу, слышанную или читанную.
— Значит, если мне нравится незнакомая девушка на улице, я не должен останавливать ее!
— А я не должна соглашаться, когда меня приглашают в Варну и обещают угостить мороженым!
Оба прыскают и долго не могут успокоиться.
Встреча их еще молода, весела, полна непредвиденного.
И только нетерпение мешает ему до конца насладиться сладостью этой встречи.
Когда же наконец Варна?
Сумрачный рассвет.
— Ты — первый луч! — говорит ей он.
Бессонная ночь не погасила блеска ее глаз и волос.
Поезд останавливается на станции в Варне.
Они идут по гористым улочкам. Город с трудом высвобождается из пелены своих снов. Только двое влюбленных бодры. Вглядываются друг в друга, будто каждый что-то потерял на донышке глаз другого.
— Кафе еще закрыты! — соображает он.
— А через два часа — поезд обратно! Так и не придется мне отведать варненского мороженого! — восклицает она.
Во всем — повод для неудержимого смеха.
Эти взрывы двойного хохота будят город.
Здание почты возникает по дороге к морю, словно воплощенный укор. Нужно позвонить. В такой час быстрее соединяют. В это время полусна расстояния сокращаются, столица приближается к провинции, и голоса звучат громко и ясно…
Двое забираются в тесную кабинку. Но эта близость не радует их. Ведь они разделены телефонной трубкой, в которую струится сковывающее родительское присутствие.
— Алло, алло! Мама! — Чтобы придать себе уверенности, девушка говорит очень громко. — Это я!.. Я из Варны!.. Да, говорю из города Варны!.. Да… Я здесь с одним моим другом…
Бранко слышит скороговорку материнского голоса и вздрагивает. Снежа смеется, и пряди ее вздрагивают. Только она одна умеет так смеяться! Девушка отводит трубку от губ и обращается к Бранко:
— Мама спрашивает, не поженились ли мы? Что сказать?
Что-то режет его прямо по горлу. Но только на мгновение. И вновь девичий смех теплой волной смывает холодное острие его беспокойства.
— Скажи ей, что еще рано!..
Снежа снова обращается к матери. Сквозь пространство Бранко улавливает интонации голоса своей матери. Все та же мысль о самом страшном, что может произойти с ребенком.
Внезапно связь прерывается. Вместе с трубкой девушка с облегчением оставляет все материнские вопросы и тревоги.
Они выходят на улицу — как освобожденные из карцера.
Теперь они отправляются к морю. Оно встречает их своим соленым широким дыханием. Какой простор для груди, еще прежде, чем наступает простор для глаз!
Неподалеку слышится иностранный говор.
— На родине полно иностранцев! — шепчет она.
Новый повод для хохота без памяти.
Но море заставляет их онеметь.
Восходит солнце, мокрое, выкупанное в морской бездне. Они уже не могут вспомнить, зачем приехали сюда. Кафе с вкусным мороженым давно открыты. Но детские причуды отступают перед взрослыми желаниями.
Они прогуливаются по берегу.
Держатся за руки.
Он все откладывает поцелуй. До следующего шага. До следующей волны.
— Давай поиграем!
Нужно было проехать всю ночь, из одного конца страны в другой, чтобы наконец-то приблизиться друг к другу.
— Когда я была маленькая, мы играли в рабов.
— Девчонки всегда придумывают жестокие игры.
— Рабовладельцу очень легко! — поясняет она.
— А рабу?
— Пусть сначала ты будешь рабовладельцем!
— Тогда я тебя свяжу! — Он заводит ей руки назад и связывает легонько носовым платком. — Моя рабыня!
— Ты можешь приказать три раза!
— Первое…
— Нет, второе! Первое я уже исполнила!
— Почему? Разве ты приехала со мной в Варну по приказу? Добровольно ведь! — сердится он.
— Да нет, первое было то, что ты меня связал!
— А второе: я тебя поцелую! — приказывает он скорее самому себе, чем ей.
Девушка закрывает глаза и подносит ему свои губы. Он не так представляет себе их первый поцелуй. В уголках ее губ — озорная усмешка. Вкус порабощения. Он целует ее. Она не отвечает.
— Поцелуй меня! — просит он.
Теперь она отвечает нежно, будто только того и ждала. Он забыл и море и целый мир. Но она уже вырвалась из его объятий.
— Все! Это было третье!
Он ошеломлен. Его разыграли. Только теперь он замечает, до чего же она красива! Морской ветер откинул волосы и раскрыл ее лицо. На голубом фоне моря — это темно-смуглое лицо, словно осколок южной ночи.
— Развяжи меня!
Дрожащими пальцами он распутывает узелок. Снежа отпрыгивает, как тигренок. Черные волосы блестят.
— А теперь я — рабовладелец! — Блеск глаз.
Он медленно подносит руки. Она покачивает тяжелой гривой.
— Нет!
Гордая самодержица! Придумала мучение более царственное.
— Раб с развязанными руками! — провозглашает она.
Она смотрит вдаль, вслушивается в плеск волн — что-то они ей подскажут? Он ждет, и сердце его сжимается. Только бы не унижаться, не вставать на колени!
— Первое! — Она произносит медленно, наслаждаясь своей властью. — Принеси мне море в горсти!
Он колеблется. Затем медленно ступает по мокрому песку. Входит в воду и возвращается с полными горстями. В глазах ее горит огонь ликования. И почему женщина испытывает такое наслаждение, подчиняя мужчину своей воле?
Он озорно плещет в нее водой. Смех ее разлетается сияющими каплями. Под ресницами вспыхивает искорка мщения.
— Второе! — Она отирает щеки и пытается придумать что-то особенное.
Он терпеливо чертит ногой на песке какие-то загадочные иероглифы.
— Сорви мне вон ту травку! — Она показывает в сторону скалы, где во впадине притаилась сухая бесцветная растительность.
Медленно, неохотно, словно насилуя себя, он отправляется к скале. Походка его выдает досаду. Девушка готова отказаться от своего каприза, но уже поздно.
Прямо перед ее удивленными, раскаивающимися глазами юноша сбрасывает туфли и начинает подниматься с самой отвесной стороны. Опытными, обдуманными движениями он как бы подминает скалу под себя.
Вот он сорвал несколько стебельков, сунул за пазуху и с невероятным проворством спускается вниз. С двухметровой высоты спрыгивает на песок. Спокойно обувается. И идет к Снеже, не глядя на нее. Будто ее и не существует.