— Боюсь, что я не смогу. Здорово измотался. С непривычки.

Игорь, пригнувшись, внимательно смотрел на него. На темном мокром лице плясали блики отраженного от воды света. Алик отвернулся. На стенах, на своде — всюду дрожали блики.

— Еще немного, Алик. Самую малость. Хоть приблизительно набросать морфологию.

Алик кивнул, и Игорь улыбнулся.

— Все будет в порядке.

— Я знаю.

Игорь натянул шлем.

— Ох, и надоел этот чепчик!

Он перекинул веревку через плечо и встал спиной к сифону. Опустил фонарь в воду. Он светился там расплывчатым оловянно-белым пятном.

— Нырну вверх физиономией. — Он громко дышал. — Ты тоже. Легче отталкиваться: будет прижимать к потолку.

Алик ждал, чувствуя, как бьется в нижней губе кровь, и вдруг увидел Льва, его бледное и равнодушное лицо, когда они лежали вдвоем на дне колодца.

— Я не могу! — крикнул он. — Здесь нужен Лев, а не я! Я до выхода, наверно, не дойду, не то что…

Игорь смотрел на него.

— Ну что я могу поделать, если не могу! — Эхо глухо и непрерывно гудело под сводом. — Нет таких выдающихся способностей, как у вас всех. Я весь выложился, все!

Игорь кивнул и стал развязывать веревку. Алику казалось, что делает он это только для того, чтобы не смотреть на него.

— Спокойно, — сказал Игорь. — Все в порядке.

Алик остался один. Быстро булькая, как будто выливаясь из опрокинутой бутылки, вода уходила в горловину водопада, гудела внизу, а выше по течению чмокали, падая, капли, журчало, и Алик явственно слышал, как что-то быстро, как будто споря, говорит Лев, как смеется Надя, и еще чей-то глухой, успокаивающий голос. Он знал, что все это ему кажется, что это шумит вода.

Он лег и заглянул в трубку водопада. Внизу мелькал свет Игоря. Иногда он светил вверх, и тогда брызги делались черными; и казалось, что это мухи и его от них гудит в трубе.

Свет Игоря исчез, и Алик начал спускаться. Труба выходила в зал. Алик спрыгнул, упав на руки.

Перед сифоном сидели на островке Игорь и еще кто-то. Плавающие в воде резиновые мешки сбились в кучу около стены.

Алик узнал Льва. Сказал ему Игорь про него или нет?

— Считай, — говорил Игорь. — Если даже они вышли в девять… — Лев смотрел на Алика.

— Ну, и как оно? — Он улыбался.

— Ничего.

Игорь слез в воду и стал запихивать мешки в сифон.

— Часа через четыре будем лежать на травке и есть молодую картошку с малосольными огурцами, — сказал Лев.

И Алик почувствовал благодарность.

«В конце концов ничего страшного не случилось. Я первый раз в пещере, и все это понимают. Я держался, пока мог. У каждого есть предел».

Но когда он вынырнул из сифона и увидел, что Игорь говорит с Надей и Юрочкой, он опять испугался.

— Курево есть? — крикнул ему Юрочка.

Алик развел руками.

— Бедный Алик, — сказала Надя. — Такое зверское крещение.

— Собираю бычки, — сказал Юрочка. — Мокрые, натурально.

— Что, перекусим? — Надя посмотрела на Игоря.

— Не сиди на земле, сколько тебе говорить, — сказал он.

Лев поставил на песок банку тушенки и стал резать хлеб. Юрочка отломал от банки крышку, выкрошил на нее табак из окурков и поднял над свечой. От табака, похожего на вываренную чайную заварку, пошел пар, Юрочка оторвал от банки этикетку, и они с Аликом свернули большие, уродливые цигарки. Бумага была толстая, глянцевая, горела плохо. От сырого, вонючего табака драло горло. Юрочка кривился и кашлял.

— Осточертели эти пещеры, — и он посмотрел на Алика. — Кризис жанра.

— Занятие, конечно, не для культурного человека, — сказал Алик.

— Пора, видимо, сменить пластинку. Подумываю о горных лыжах.

Игорь, Надя и Лев молчали. Лев подчеркнуто аккуратно вырыл в песке ямку и закопал банку и обрывки бумаги.

Вспомогателей встретили перед Монетным озером. Они жали руки, смеялись, совали глюкозу, яблоки и сигареты. Алик узнал Колю, мужа Лили, еще нескольких человек — и было странно, что он не видел их всего пять дней. Тот день на Ай-Петри и те два дня на поляне перед пещерой казались далеким прошлым.

…Он уже в лодке. Мягко продавливается в холод резиновое дно, плывет над головой потолок. Коля, муж Лили, стоящий на носу, хватается за сталагмит с отбитым концом и подтягивает лодку к берегу. Алик вылезает.

Огоньки фонарей рассыпались по ходу далеко вперед. Песок. Ноги волочатся и шуршат…

…Кто-то ползет перед ним на четвереньках. И Алик замечает, что он тоже ползет. И смотрит на облепленные глиной ботинки этого человека. Волочится развязавшийся шнурок. Надины ботинки. Надя, значит. Она привстает и тут же приседает, схватившись за голову. Оборачивается и злобно ударяет кулачком в сталактит. Он падает и раскалывается.

У Алика стучало в висках и сделалось тошно, когда он вспомнил о лестнице за Узким сифоном. Ему вдруг все стало противно. «Какого черта ты выкручиваешься? Просто ты трус и неврастеник, а Лев, Игорь и Надя нет. Ты хотел прожить, чтобы никто тебя не трогал, и считал, что можно прожить так, никому не мешая. И до сегодняшнего дня это тебе удавалось».

Потом, считая ступеньки, он лез вверх по лестнице. Наверху кто-то подхватил его под мышки, вытащил. Какой-то круглолицый мальчишка с висящим на шее медвежьим клыком. Он протянул на грязной ладони две замусоленные таблетки глюкозы, и у Алика вдруг защемило внутри, и захотелось все рассказать этому мальчишке, и сказать, чтобы они еще раз взяли его с собой, потому что он должен доказать себе и им, — что он не такой, что он не совсем такой, что он может быть не таким.

— Спасибо, — сказал он.

И пошел по верхней галерее. Спустился по деревянной лестнице; и когда встал на землю, у него подогнулись ноги, и он упал на живот.

Фонарь развалился. Алик начал чинить его, обрезал об осколок стекла палец и, размахнувшись, швырнул фонарь в стену. Зажег свечу и пошел, шатаясь и закрывая огонек ладонью.

Сзади бухали по гулкому полу ботинки. Ближе, еще ближе… Два вспомогателя с мешками и Юрочка. Алик пошел за ними.

— Кто знает, сейчас день или ночь?

— День, — хором сказали вспомогатели.

— А наши где?

— Идут, — сказал Юрочка. — Наде плохо стало.

Алик отстал и пошел медленнее. Ему хотелось выйти из пещеры вместе с Надей, Игорем и Львом.

А потом он увидел впереди, под потолком, дымно-голубую проредь в темноте и, догадавшись, что это солнечный свет, пошел туда, не глядя под ноги, навстречу широкому голубому лучу, носом, горлом и губами чувствуя уже теплый, пресный запах дневного воздуха, и вдруг очутился в слепящем, ломящем глаза свете, в банно-горячем, полном неясного дремотного бормотания воздухе.

Юрочка сидел на камне, держал в толстых, серых от подсохшей грязной корки пальцах тонкую белую сигарету, от которой тянулась по черному от тени обрыву голубая жилка дыма.

— Сколько сейчас? — спросил Алик.

— Ходят слухи, что пять часов. — Юрочка смотрел на что-то, что было сзади Алика.

И он, обернувшись, увидел Надю. Она стояла между Игорем и Львом. Лицо было бледное, как фотография, под глазами серели тени.

— Вперед, Алик! — крикнул вдруг Лев. — Нам еще долго мотаться по свету! Верно, мой командир?

Игорь стоял теперь сзади Нади, держал ее за плечи.

— Когда будет следующий штурм? — сказал Алик.

Игорь смотрел на него.

— Мы ведь не кончили, — с усилием сказал Алик. — Не дошли.

— В сентябре, наверно.

— Возьмете меня? — Он смотрел на свои грязные, разбухшие ботинки.

— Там видно будет.

— Возьмите.

И, подняв голову, увидел, как сузились, стянувшись морщинками глаза Игоря, как шевельнулись, раздвигаясь, его губы.

— Ладно, — сказал он. — Там видно будет.

И они, все пятеро, пошли друг за другом вниз по тропе. Глазам, привыкшим в темноте к оттенкам и полутонам, солнечные краски казались слишком, ненужно яркими, тяжелыми, грубыми. Тени на тропе были бархатно-черными, трава и деревья неестественно, изумрудно зелеными, а над белыми, как творог, скалами было фиолетовое, глубокое небо.