— Вы правы, — сказал наиб арбобу и, обратившись к своим людям, приказал: — Ну-ка свяжите этому юнцу руки да погоните его за лошадьми. А после того, бросьте его в тюрьму при моей канцелярии.

Служители наиба схватили Турамурода. Видя это, дехкане, которые радовались его возвращению, надеясь, что это принесет пользу Хамра Рафику, в огорчении говорили друг другу:

— Стало еще хуже. Лучше бы ему не возвращаться!

Но сам Турамурод засмеялся.

— Люди, у которых в груди есть сердце, плачут, что же ты смеешься? — спросил Хамра Рафик.

—  Мне тридцать лет. Я поступил в услужение к арбобу Рузи двадцатипятилетним юношей. Бог сотворил меня безусым и безбородым. А смеюсь я над тем, что если раньше богачи присваивали себе труд своих слуг, то теперь мой хозяин украл у меня и отрезок жизни — он зовет меня, взрослого человека, мальчишкой! Удивительно, что и их милость наиб, вслед за хозяином, также назвали меня мальчиком!

— У тебя изо рта еще материнским молоком пахнет, а ты говоришь, что тебе тридцать лет! — присоединил свой голос Кори Ишкамба.

Заместитель казия не оставил безнаказанной насмешку Турамурода и приказал своим людям дать ему несколько ударов камчой и гнать лошадей, чтобы скорее убрать его с глаз долой.

Отряд наиба выехал из селения. Дехкане, которые смеялись при его приезде, забавляясь комическим видом Кори Ишкамбы, теперь забыли о смехе и провожали отряд наиба гневными проклятиями и ругательствами.

XI

То, что Кори Ишкамба нашел дорогу в кишлак, сельским богатеям не понравилось. Особенно сердило это арбоба Рузи — крупнейшего ростовщика селений Сангсабз и Бульмахурон. Он не хотел идти на уменьшение своих доходов, давать ссуды за шесть процентов. У него не было достаточно крупного капитала, чтобы соперничать с таким богачом, каким был Кори Ишкамба. Впрочем, больше, чем деньги, его интересовала возможность захватить дехканскую землю и закрепостить дехкан. Сделать это, давая ссуды под малый процент, было труднее и требовало более долгого времени. Он понимал, что если даже и будет брать меньше, чем Кори Ишкамба, то и в этом случае они предпочтут обращаться к ростовщику-горожанину: Кори Ишкамбу не привлекает их земля, он не пойдет в кишлак, не станет заниматься земледелием.

Арбоб Рузи не мог преградить Кори Ишкамбе путь в кишлаки ни при помощи сельских властей, ни угрозами; он знал, что заместитель кази-калона, близкий друг городского ростовщика, в любой, момент защитит своего приятеля.

Поразмыслив, арбоб все же утешился. Ему помогли в этом наблюдения за животными. У арбоба была лошадь. Через некоторое время он купил вторую и поставил в ту же конюшню. Поначалу обе лошади, когда им давали корм, кусались и лягались. Ни та, ни другая не могли как следует поесть. Однако постепенно они привыкли друг к другу и стали дружески делить и ячмень и клевер. Когда одна лошадь насыщалась, в то время как другая еще продолжала есть, она ласково почесывала зубами шею подруги или ее круп.

Были у арбоба Рузи и две собаки. Хотя обе они выросли на одном дворе и привыкли друг к другу, стоило бросить кость, как они затевали такую драку, что шерсть летела клочьями. Они кусались с такой яростью, что морды покрывались глубокими ранами; в конце концов ни та, ни другая не могли есть.

Подумав, арбоб Рузи пришел к выводу:

«Если между мной и Кори Ишкамбой установятся такие отношения, как между моими собаками, то ни он, ни я не сможем воспользоваться для своей выгоды нуждой дехкан в деньгах. А если мы поладим, то оба сможем насытиться, каждый в соответствии со своим аппетитом».

С этим решением он отправился к Кори Ишкамбе и договорился, что будет брать у него деньги из расчета по три теньги с сотни за месяц, а сам будет давать их нуждающимся в ссуде дехканам, как и раньше, по десять или по восемь тенег с сотни, получая в залог дехканские земли. Если за каким-нибудь должником деньги пропадут, весь убыток он обещал брать на себя — Кори Ишкамба во всех случаях должен был получать свой доход полностью.

Несмотря на то, что эти условия были для Кори Ишкамбы выгодны, иногда собачья жадность брала в нем верх, он вскипел и выразил арбобу Рузи свое недовольство:

— Будучи хозяином денег, я получаю с каждой сотни только три теньги, а вы за мои деньги, ничего не затрачивая, берете от пяти до семи тенег с сотни! Разве это справедливо?!

В ответ арбоб Рузи рассказал ему, как живут друг с другом его лошади и его собаки, и говорил:

— Господин Кори! В своих отношениях с людьми берите пример с лошадей, а не с собак!

Эти слова успокоили ростовщика. Действительно, Кори Ишкамба мог быть доволен своим соглашением с арбобом Рузи. При его посредстве та часть капитала, которая раньше лежала в банке, давая ему всего пять процентов в год, приносила теперь доход в десять раз больший, и притом без всяких забот, без опасения, что его деньги могут пропасть. Сбылась мечта всей его жизни.

Был удовлетворен этой договоренностью и арбоб Рузи. Получив возможность оперировать большими суммами, которые предоставлял ему Кори Ишкамба, он стал брать в залог, а потом и захватывать в свою полную собственность такое количество земли, о котором раньше не мог и помышлять. Получая от дехкан закладные на земли не на годовой или даже двухгодовой срок, как это было раньше, а на «востребование», теперь он мог при помощи наиба требовать со своих должников деньги в любой момент, даже в самое трудное для дехкан время года — когда еще не собирали урожай.

Первой жертвой этих двух собак, превратившихся в лошадей, был Хамра Рафик. Кори Ишкамба, по просьбе арбоба Рузи, потребовал у своего должника деньги в самый трудный сезон. Тот не смог их вернуть, и пять танапов прекрасно возделанной земли Хамра Рафика, — стоившей десять тысяч тенег, были приобретены арбобом Рузи за четыре тысячи.

Так как жадность Кори Ишкамбы нет-нет да и начинала шевелиться и не давала ему покоя, арбоб Рузи решил пригласить Кори и дать ему возможность увидеть своими глазами, какие тяжбы с дехканами происходят у него в доме.

В один из тех дней, когда должны были разбираться тяжбы, он привез Кори Ишкамбу в свой дом.

Стояла осень, но дехкане собрали еще не весь урожай. Коробочки хлопка раскрылись, початки джугары тяжелыми гроздьями свешивались со своих стеблей, колосья проса приобрели оттенок чистого золота, осенние дыни пожелтели и выглядели очень заманчиво.

Но дехкане селения Сангсабз, вместо того чтобы собирать урожай, пришли к дому арбоба Рузи. Они сидели с печальными лицами по обе стороны дороги около ворот, как сидят люди, пришедшие на похороны. Однако во дворе не было слышно ни плача, ни причитаний. Напротив, оттуда доносились веселые голоса, шутки, смех — будто там происходила свадьба.

И правда, хотя в доме арбоба Рузи и не было свадьбы, там шел пир. Украшением пиршества — «цветком, который кладется на верх корзины», — были Кори Ишкамба и заместитель кази-калона по округе селения Гала-Ассия. Остальные места в просторной комнате для гостей занимали люди наиба и дармоеды — почтенные и богатые жители селений Сангсабз и Бульмахурон.

После того как кушанья были съедены, а чай выпит, наиб сказал арбобу Рузи:

— Ну, можно начинать, день идет к вечеру!

— Очень хорошо, — согласился арбоб и поднялся со своего места. Открыв стоявший в нише ящик, он вынул из него узелок и передал наибу. В узелке хранились документы. Посмотрев их, наиб спросил у арбоба:

— А разве сегодня надо рассмотреть все?

— Да, придется рассмотреть все. Если часть дел отложим, то наших должников кто-нибудь может сбить с пути. Как говорится в пословице: «Человека сбивает с пути человек, а землю размывает вода».

Наиб взял в руки одну из закладных.

— Это на имя Мухсина, — сказал он. — Начинать с нее?

— Нет, — ответил арбоб и пояснил: — Мухсин везде кричит: «Я вернул деньги арбобу и, пока не приведу его к присяге, других денег ему не дам!» Конечно, во время разбора тяжбы он всякое наговорит. Его пример подействует на других, у них тоже развяжутся языки. Благоразумнее разбирать его дело последним.