Не знаю уж, что он хотел сказать еще, но от волнения у него перехватило в горле, и он запнулся.

Члены почтенного собрания засмеялись, а когда смех утих, арбоб Хамид сказал мягко:

— Братец мой Хамра! Если ты не хочешь соглашаться, то и не соглашайся! Никто насильно не заставляет тебя соглашаться. Ты не волнуйся, сядь на свое место, послушай, что я тебе скажу!

— Уф! — тяжело перевел дух Хамра Рафик, садясь на свое место. Понурив голову, он опустил глаза в землю, а арбоб Хамид продолжал:

— Разве это несчастье призвал на твою голову я, или арбоб Рузи, или их милость наиб, или господин Кори?

Хамра Рафик ничего не ответил на эти слова. Может быть, ему нечего было ответить, а может быть, он и мог бы ответить, да после того, как гневный порыв его стих, он не осмеливался сказать того, что думал.

Арбоб Хамид невозмутимо продолжал:

— Я знаю только, что, когда ты во время праздника Красной розы решил пойти на мазар святого Бахауддина Накшабанда, с тобой пошел и батрак арбоба Рузи — Турамурод. А когда ты на следующий день вернулся, Турамурода с тобой не было. Когда тебя спросили, что случилось с ним и куда он ушел, ты ответил: «Я не знаю. Дорогой он расстался со мной и пошел в другую сторону». Но среди людей прошел слух, что ты убил Турамурода и забрал у него деньги. И все же мы с арбобом Рузи не потащили тебя по одному лишь подозрению к казию, мы помнили пословицу: «Подозрение лишает человека веры в бога!» Их милость наиб, заботясь о спокойствии народа, хотели замять это дело. Когда же слух дошел до ушей кази-калона и миршаба города Бухары, они отдали приказ схватить тебя. Поневоле пришлось их милости наибу отправить тебя в город, и ты попал в тюрьму по обвинению в убийстве. А наш грех — арбоба Рузи и мой — состоит только в том, что мы, прохлопотав за тебя несколько дней, за пятьсот тенег освободили тебя. Когда б не мы, ведь тебя либо казнили бы, либо заставили бы платить за кровь десять тысяч тенег, и ты провел бы остаток жизни в тюрьме.

— А второй наш грех, — прервал слова арбоба Хамида арбоб Рузи, — в том, что мы приняли на себя посредничество и заняли у содержателя чайханы при канцелярии казия пятьсот тенег, при помощи которых и освободили тебя.

— Как видишь, ни я, ни арбоб Рузи не сделали до сих пор тебе никакого зла. А разве к господину Кори тебя послали мы? — спросил арбоб Хамид у Хамра Рафика.

Хамра Рафик будто и не слыхал этого вопроса, он ничего не ответил и не поднял глаз.

— Может быть, я послал тебя к господину Кори? — присоединил свой вопрос и заместитель казия. Хамра Рафик продолжал молчать.

— Эй! Гляди на меня и отвечай! — закричал наиб в гневе. — Я, что ли, послал тебя к господину Кори?

— Нет, — пробормотал Хамра Рафик, но лица так и не поднял.

— Кто послал тебя к господину Кори? Отвечай четко и внятно!

— Сам пошел!

— Врешь! С каких это пор знаешь ты господина Кори?

— Я знаю, его послал имам селения. Уж он-то знаком с господином Кори. Имам сказал ему, что господин Кори дает деньги в рост под небольшие проценты и что таким образом можно освободиться от притязаний почетных жителей селения! — сказал арбоб Хамид.

— Позовите имама! — приказал наиб. — Как посмел он вмешаться в это дело!

— Мы уже побранили его за этот поступок. Не знаю — то ли он обиделся, то ли ему стало стыдно, но он куда-то уехал, бросив свою мечеть, — ответил арбоб Хамид.

— Наверное, тебе не понравилось, что я к процентам присчитал проценты на проценты? — спросил Кори Ишкамба. — Если так, можешь ежемесячно приносить мне сорок две теньги — тогда ты освобождаешься от необходимости платить мне лишних сто шестьдесят пять тенег!

— Откуда же взять дехканину, копающемуся в земле, наличные деньги каждый месяц? — вскричал Хамра Рафик. — Ведь ежегодно только один раз, когда созревают пшеница и дыни, бывают у меня в руках деньги!

— А если так, почему же ты протестуешь и сердишься? Вспомни-ка, ведь ты, оторвав меня от дел, просил и молил, чтобы я приехал сюда. Теперь же ты жалуешься на всех и на меня тоже. Если ты отказываешься от своего первоначального намерения, скажи — и я сейчас же вернусь в город. А что тогда тебе делать — будешь знать ты сам да содержатель чайханы.

Сказав это, Кори Ишкамба приподнялся с таким видом, будто тут же и уедет. Нет, Хамра Рафик не мог отказаться от денег. Через неделю или через десять дней его долг чайханщику достигнет такой цифры, что ему не останется ничего, как тут же продать землю арбобу Рузи. Вот почему голос его зазвучал примирительно:

— Я понял все ваши расчеты, дядюшка Кори, и не могу сделать ничего иного, как согласиться с ними. Но уж очень обидно показалось мне, когда вы без всякой причины, прибавив к тысяче тремстам шестидесяти девяти теньгам еще какие-то тридцать одну теньгу, довели мой долг до тысячи четырехсот.

— И эту сумму я прибавил не без причины, — объяснил Кори Ишкамба. — Ведь в городе я каждый день или, по крайней мере, через день угощаюсь у моих должников. Конечно, я не буду ходить сюда из города и требовать угощения от тебя! Вот за это я и прибавил тридцать одну теньгу! Если ты будешь угощать меня каждый день или через день — как это делают мои должники горожане, — то это обойдется тебе за год много дороже. Жалея тебя, я снял этот тяжелый расход с твоей шеи, присчитав взамен всего тридцать одну теньгу!

— Ладно уж, поступитесь этим! — сказал, обращаясь к Кори Ишкамбе, арбоб Хамид. — Ведь чем может угостить дехканин? Разве что дынями, арбузами да луком! Как поедет Хамра Рафик в город продавать их, так завезет вам сколько-нибудь взамен угощения!

Кори Ишкамба милостиво согласился, наиб составил документ, обещав, что он завтра же поставит на него печать в канцелярии кази-калона. Завтра Хамра Рафик получит у наиба документ, передаст его господину Кори, возьмет деньги, уплатит то, что причитается содержателю чайханы, а остальные деньги передаст арбобу Хамиду, чтобы тот поделил их в соответствии с принятым решением между всеми, причастными к делу.

Наиб, его люди и Кори Ишкамба сели на лошадей, собираясь в обратный путь. Все присутствующие выстроились двумя рядами, готовясь проводить их до ворот. Не успел отряд выехать со двора, как к наибу подбежал какой-то юноша и закричал:

— Турамурод вернулся!

Турамурод был тем самым дехканином, в убийстве которого обвиняли Хамра Рафика. Однако наиб не придал этой вести особого значения. Он даже сделал вид, будто ничего не слышал. Но дехкане, стоявшие у ворот, подняли крик. Со всех сторон слышалось:

— Турамурод вернулся! Теперь ясно, что Хамра Рафика оклеветали. Отдайте деньги Хамра Рафику! Спасите беднягу от разорения!

Вскоре подошел и сам Турамурод и стал здороваться с жителями селения. К нему подбежал Хамра Рафик и весь дрожа вскричал:

— Здороваться будешь потом! Пойдем со мной, покажись наибу, скажи скорей, что я тебя не убивал!

Турамурод поспешно направился к наибу и низко ему поклонился. Хамра Рафик сказал наибу:

— Спросите теперь у него самого, убивал ли я его, знал ли я, куда он ушел.

Наиб с видимой неохотой спросил Турамурода:

— Где ты пропадал?

— Я, — ответил Турамурод, — пять лет служил арбобу Рузи. Ни одежды новой не видел, ни сыт не бывал. А тут дошла до меня весть, что моя сестра, выданная в Азизабад, лежит больная. Я попросил у хозяина пять тенег, чтобы сходить повидать ее, — он не дал. Это меня сильно обидело. Вот я и решил сбежать от него. Выйдя из кишлака с Хамра Рафиком, на полпути я ушел от него, не сказав, куда иду. Когда я услыхала^{30}, что Хамра Рафик, как мой убийца, попал в тюрьму, я сказал себе: «Будь что будет» — и вернулся, чтобы его освободить.

— Господин, я имею заявление, — поднял руку арбоб Рузи и приблизился к заместителю казия.

— Говорите!

— Я похоронил родителей этого парня, затратив на это двести тенег. Его самого кормил, одевал, растил. На это ушло тоже не меньше двухсот тенег. А когда парень подрос, вместо того чтобы помогать мне и своей ничтожной службой погасить долг, он сбежал. Прошу вас, посадите его в тюрьму и накажите. Пусть для других мальчишек-сорванцов это служит примером. Когда он, раскаявшись, станет биться головой о стенку, поручите его мне, чтобы он отслужил в моем доме свой долг за похороны отца и матери и за расходы на него самого!