Но и я, по настоянию родительницы Фани, головы не теряла. Напротив, я, как и всегда, усердно занималась с привычным для меня рвением, словно сорвавшийся с диеты толстячок, добравшийся до заветного холодильника. А Лебедев чаще обычного стал пропадать на сменах, объяснив мне как-то, что их бригаде прибавили рабочих часов. Судя по его виду, казалось, что он перестал спать вообще. Так что отношения с Дмитрием Николаевичем и впрямь можно было бы назвать деловыми, если бы не те редкие моменты, в которые я могла уловить едва заметные знаки внимания. Секунды, в которые успевали уложиться такие дорогие сердцу взгляды, прикосновения рук, легкое, мимолетное нарушение дистанции… От всего этого сердце колотилось, как бешеное, а сторонний наблюдатель, увидев вдруг нас со стороны и предположить бы не смог, что между нами есть хоть что-то, кроме желания задавить друг друга авторитетом на уроках. И при всем этом «благочестии», да простит мне общество мои грешные мысли, я просто с ума сходила, потому что в голове тут же всплывали те дни, в которые мы могли позволить себе больше. От этого я чувствовала себя практически голодной! Жадной, до каждого этого проклятого мимолетного прикосновения! Но решиться на что-то большее в стенах школы было бы равносильно самому экстремальному поступку. А хорошие девочки, коей меня мама считает, так не поступают, ведь правда?

Время беспощадно шло вперед, с каждым днем приближая ненавистную и, одновременно, долгожданную дату моего дня рождения все ближе и ближе. По жестокой иронии голубушки судьбы, так уж получилось, что белый свет своим первым криком я осчастливила именно в тот самый день, который все называют Днем Дурака. Да, мамочка, видимо, решила, что это очень весело, родить дочь именно первого апреля. Хотя, как она меня когда-то успокаивала, ее вины в этом нет совершенно. Скорее уж наоборот.

Тем не менее, мне с самого детства, на протяжении восемнадцати лет приходилось выслушивать массу издевательств по этому поводу. Справедливости ради, хочу заметить, что с годами я стала все менее обидчива к подобным подколам. Серьезно, когда тебя из года в год дразнят главной дурой многочисленные одноклассники, которые по праву заслуживают сей потрясающий чин, становится уже и не так обидно. Ну, родилась я первого апреля, и что? Кто-то родился второго, третьего… Глупые даты для глупых людей, ищущих скрытый в них смысл. Когда на деле же все это просто цифры.

— Господи, какая же я дура! — воскликнула Фаня, демонстративно закатив глаза и усаживаясь на свое место, рядом со мной.

— Возможно, но не стоит из этого делать катастрофу, — откуда-то сбоку послышался озорной голос Наумова, и Фаня презрительно фыркнула на его ехидство. Все это я замечала лишь краем глаза, потому как была с головой погружена во все прелести галогенов. Остальной мир воспринимался как нечто неизбежное, что постоянно шумит и отвлекает.

— Дмитрий Николаевич сегодня сожрет меня с потрохами, если я не решу эти чертовы задачи! — Фаня запустила пальцы в волосы и с досадой сжала их. — А до меня не допирает, хоть ты тресни!

— Подойди к нему на перемене, попроси объяснить, — просто ответила Аня. — Не бойся, он нормальный, если говорить с ним по делу. Со мной вот разобрал последнюю лабу, за которую «пару» влепил сначала.

— Да? — я оторвалась от галогенов и удивленно взглянула на Исаеву. А та только пожала плечами, усаживаясь на свое место.

— Ну да, он же здесь и работает для этого, чтобы объяснять нам материал. Разве нет? — Аня по очереди оглядела всех, кто был вовлечен в наш разговор. Судя по реакции остальных, они тоже были удивлены не меньше моего. К химику лишний раз приближались только те, кто до сих пор не оставил попыток очаровать его. А уж чтобы заговорить! Да еще и на тему химии! Вот уж небылица!

— А я-то думал, что он здесь делает?! — прыснул от смеха Паша, а я невольно улыбнулась, глядя, как Аня наградила одноклассника взглядом, полным осуждения.

— Он, между прочим, наш класс вытянул на такой уровень, который лицею еще и не снился!

— Это метод «кнута» называется, — парировала Фаня.

— Да плевать, как он называется, главное, что пробное ЕГЭ мы написали, как боги! — чуть понизив голос, сообщила Исаева.

— Тебе-то откуда знать, Штирлиц? — прищурился Наумов. — Результатов он еще не объявлял.

— Ну, он… — замялась Аня, поняв, что явно взболтнула лишнего, а потом, залившись краской, нехотя добавила: — Ну, он по секрету мне сказал.

Я смотрела на Аню во все глаза и не могла понять, что это за отвратительная ревность начала тихонечко, по кусочку отгрызать мое самообладание? Еще и Хвостова стала сверлить меня взглядом, словно говоря «а я ведь тебя предупреждала!»

— Одиннадцатый «а», сейчас же сели на свои места, — в кабинет зашла Лидочка, «процокав» к своему столу.

— Но звонка же не было! — раздался с дальней парты голос моего одноклассника.

— Урок начнется тогда, когда я скажу, Пархоменко! — рявкнула Лидия Владимировна, и все нехотя поспешили к своим местам за партами.

Классная поправила очки на носу, разложила на столе журнал, спрятав под него методичку, а потом, выпрямив спину, прошла к центру кафедры и оглядела класс, заставляя своих учеников затихнуть в ожидании.

— Несмотря на все мои протесты, родительскому комитету было сделано предложение: вы пишите пробные ЕГЭ с результатом выше среднего больше чем у девяноста процентов класса, и в таком случае мы делаем предвыпускную вечеринку, — последние слова Лидия Владимировна сказала нарочито презрительно. Видимо, чтобы мы все понимали, что эта вечеринка, которую так хотят устроить выпускники, является величайшей глупостью по ее мнению. Но я подозреваю, что если бы в предполагаемый вечер этого праздника у Лебедева не стояло дежурства, она бы первая побежала украшать актовый зал шариками. А я знала, что это глупое условие — лишь предлог, потому что завуч уже давно просила Лебедева на ней присутствовать. Еще в то роковое родительское собрание. — И, похоже, что вы действительно очень хотите этот ваш праздник…

Тут класс довольно загудел, оглядываясь друг на друга и лучезарно улыбаясь. Да, мы все потрудились на славу, и теперь все мы заслуживаем поощрения. Так ведь принято у взрослых? Мы съели весь обед и теперь хотим конфетку!

— Я хочу, чтобы к завтрашнему дню вы выбрали ответственных, кто будет помогать с организацией. И, естественно, на празднике будет присутствовать представители родительского совета! Мне ваши выходки осточертели, так что сами напросились.

Теперь по классу прокатился недовольный гул, а я невольно втянула голову в плечи, потому как было отчетливо слышно, что ребята вспомнили драку, в которой все почему-то считали виноватой именно меня. Несправедливо! Хотя, отчасти, это правда.

— И еще одна новость, на которой мне бы хотелось сегодня остановиться! — Лидия Владимировна чуть сменила тон, сделав его более дружелюбным, а когда она повернулась ко мне и изобразила на лице довольно-таки искреннюю лучезарную улыбку, мне чуть не поплохело!

Нет, пожалуйста, нет…

— Сегодня, в этот веселый весенний день…

— День дебила! — вставил с задней парты Степанов, перебив Лидочку.

— Значит, и ваш праздник, Анатолий! — не растерялась Лидия Владимировна, после чего Пархоменко одобрительно поджал губы, радуясь мгновенной реакции классной. А Лидочка явно приободрилась.

— Так вот, сегодня наша дорогая Мариночка стала совсем взрослой! Марина, поднимись, пожалуйста!

— Может не стоит? — с сомнением проговорила я, еще больше вжимая голову в плечи, искренне желая провалиться сквозь землю.

— Дмитриева, поднимитесь, — с нажимом попросила Лидия Владимировна, и мне ничего больше не оставалось сделать, кроме как встать со стула, сосредоточенно глядя на потертый линолеум и, словно полное посмешище, густо залиться краской…

— А теперь, давайте, ребята, как когда-то давно, когда мы были еще такими юными, и как мы это делали из года в год, на каждом вашем дне рождения… — улыбаясь, вещала Лидия Владимировна со своего места за кафедрой, а я ожидала, что сейчас весь класс, противно улыбаясь, начнет скандировать поздравления и где-то будет слышно вместо «С днем рож-де-нья!» «с днем де-би-ла!», а мои верные подруги будут молчать то ли в знак солидарности, то ли в знак всеобщего протеста…