Раздался страшный грохот. Крепость Мэнди, которая стояла высоко на горе, качнулась. Подушки вылетели из-под головы султана, трон перевернулся. Насир-уд-дин плашмя упал на пол.

— Спасите! — заорал он. — Спасите! Клянусь, что никому больше не причиню зла! Это джинны пришли за мной! Спасите!

Факелы выпали из рук служанок и покатились по иолу, тысячи искорок то вспыхивали, то гасли, как светлячки. Ветер шелестел страницами книг. Никому не нужные, они валялись под ногами. Потом вспыхнули и загорелись ярким пламенем, словно костёр во время холи.

Пол ходил ходуном, стены качались, служанки налетали на жён султана, жёны — на служанок, наконец, они все вместе попадали на пол. Пёстрые накидки слетели с плеч, но женщинам было не до нарядов.

Воины султана решив, что настал Судный день, носились взад-вперёд как очумелые. Юноши, пробравшиеся в гарем, думали: «Всё кончено! Мы погибли! А с нами вместе и наши любимые! Даже жестокому Насир-уд-дину не спастись от гибели — он тоже обречён!» Словно безумные, падая и спотыкаясь, бежали юноши, совершенно не сознавая, что неожиданно к ним пришло спасение. В конце концов всем им удалось благополучно выбраться за дворцовые стены. Казалось, сам всевышний послал это землетрясение, чтобы помочь им.

Ман Сингх шёл из Ман-Мандира в Гуджари-Махал. При тусклом свете луны Ман-Мандир напоминал ему человека, погруженного в раздумья. Ман Сингх невольно остановился. Полюбовался дворцом, потом пошёл дальше. Войдя в покои к Мриганаяни, он сказал ей:

— Сейчас я смотрел на Ман-Мандир, и мне показалось, будто он похож на человека, погрузившегося в раздумье.

— Ман-Мандир всякий раз выглядит по-иному, — ответила Мриганаяни. — То он смеётся, то поёт, а иногда, вот как сегодня, бывает задумчив. Когда-нибудь вы услышите, как он ударит в боевой барабан.

Вдруг раздался грохот. Ман Сингх и Мриганаяни насторожились. Стены Гуджари-Махала задрожали, закачались, словно качели. Двери, украшенные изображениями банановых листьев, распахнулись. Ман Сингх и Мриганаяни обнялись и, не удержавшись на ногах, полетели на пол.

— Конец света! — произнёс Ман Сингх и закрыл глаза. — А ведь я ещё не всё успел сделать!

— Не бойтесь ничего, мой раджа! Помните о благословляющей улыбке бога, о стойкости и выдержке, которым учит тандав Шивы, и спокойно, без колебаний, приготовьтесь к бесконечности! — Взгляд Мриганаяни был твёрд, губы плотно сжаты.

Вернувшись домой после целого дня трудов, Виджая Джангам смазал свои длинные волосы маслом и стал молиться. Неожиданно раздался удар грома. Дом покачнулся, Виджая упал и кубарем покатился по коврику.

— То грохочет дамару Шивы! — воскликнул он. — Это начало тандава! Боже, ты не смог терпеть доле злодеяний и жестокостей калиюги! Молю, прими меня в свою обитель! Я готов!

Всю свою жизнь Виджая трудился и ел хлеб, заработанный в поте лица. Поэтому сейчас он был спокоен. Он верил, что его, как и других шиваитов, которые живут своим трудом, ждёт гора Кайласа — рай Шивы.

Наскоро поев, наяк Байджу взял танпуру и начал отрабатывать новую песню дхрупада. Когда он услышал громовые раскаты, ему показалось, будто кто-то с силой бьёт в пакхавадж, аккомпанируя ему. Однако грохот никак не шёл в унисон с песней.

— Да что же это такое? — закричал Байджу и открыл глаза. Но в комнате никого не было. Только на крючке, вделанном в стену, раскачивалась вина.

— Прости меня, мать Сарасвати, если где-то допустил я фальшь! — воскликнул Байджу.

Вина соскочила с крючка и со звоном упала на пол. Байджу вместе с танпурой, которую он крепко держал в руке, отлетел в сторону.

— Эй, не знаю, кто ты, только не разбей мою танпуру! — крикнул он.

По-разному вели себя люди во время землетрясения. Сетхи, ростовщики и прочие богатые горожане больше всего боялись за своё добро. Крестьяне и ремесленники спасали детей, укрывая их своими телами от обломков рушившихся хижин.

Это страшное землетрясение надолго запомнилось людям. Всего несколько минут содрогалась и стонала земля, но смертельный ужас объял всё живое, словно и в самом деле настал конец света.

Во дворце Сикандара Лоди вновь зажгли свечи. Муллы и сардары, оправившись от испуга, заняли свои места в приёмном зале. Но сейчас уже никто не рвался в поход. Его решили отложить по крайней мере на несколько дней.

Правитель Мальвы Насир-уд-дин, очнувшись от обморока, насмерть перепуганный, забормотал что-то бессвязное. Жёны его, поднявшись с пола, принялись ощупывать себя и приводить в порядок свои одежды. А когда воины наконец оправились от испуга и снова окружили дворец, переодетые юноши были уже далеко. Султан велел прекратить перепись жён.

Махмуд Бегарра с трудом вылез из-под кровати. Он с ног до головы был перемазан рисом, длинная борода его и усы растрепались. Но это бы ещё ничего, хуже было то. что из-за этого проклятого землетрясения ему предстояло голодать до утра!

Спать султану не пришлось. Надо было навести в лагере порядок.

После этого он приказал повернуть в Гуджерат, считая, что дальнейшее продвижение не сулит ему ничего хорошего.

Как только толчки прекратились, Ман Сингх открыл глаза и увидел, что Мриганаяни спокойна, будто ничего не произошло.

— Что это было? — спросил раджа.

— Землетрясение, — ответила Мриганаяни. — Всевышний послал его, чтобы напомнить нам о долге.

Виджая Джангам не очень огорчился, когда увидел, что не попал на гору Кайласу.

«Рано или поздно я буду там, — решил он. — Надо лишь ещё усерднее трудиться».

Байджу, когда всё стихло, сказал:

— Мать Сарасвати, ты простила мои прегрешения! Простила, да? Я виноват и готов сам себя оттаскать за уши за тот неверный звук, который издали струны моей танпуры. Со мной этого больше не случится. Но в Гвалиоре слишком часто слышишь фальшь. Вот всевышний и покарал за это!

Гвалиор сильно пострадал от землетрясения. Но люди богатые быстро восстановили свои каменные дома. Хуже пришлось беднякам. Хижины ремесленников и крестьян были разрушены до основания, и теперь бедняги ютились в жалких лачугах, сложенных из обломков.

Вскоре Ман Сингх начал строить крепость на холме близ Раи, но не вкладывал в это дело столько души, сколько в искусство. Поэтому картина Мриганаяни всё ещё оставалась неоконченной.

64

По Гвалиору пронеслась весть о приходе махатмы. Он пришёл из Рамешвара. Вся одежда его состояла из ланготи[230], а питался он одними листьями нима. День и ночь был погружён махатма в самосозерцание.

В одном ланготи, босиком дойти до Гвалиора! Неспроста это!

Страх охватил гвалиорцев, ужас сковал их сердца. Напади в это время враг, они не стали бы браться за оружие и всецело вверили бы свою судьбу всевышнему.

Ещё до землетрясения Ман Сингх очистил озеро Моти, расположенное в двух-трёх косах к северу от Гвалиора, возвёл плотины и начал рыть канал для орошения соседнего района. Во время землетрясения берега кое-где осыпались. Но Ман Сингх не стал восстанавливать их. Зато укрепил плотины — сделал их выше и шире.

На берегу этого озера и остановился махатма. Он пожелал встретиться с раджей, или, как сообщил Ман Сингху посланный махатмой человек, «осчастливить его, позволив лицезреть себя». Но для этого раджа должен был сам отправиться на берег Моти.

«Только затем, чтобы явить нам свой лик, махатма проделал путь в шестьсот — семьсот косов, так неужели я не пройду два-три коса, чтобы увидеться с ним?» — рассудил Ман Сингх.

Виджая придерживался иного мнения:

— Йоги и махатмы не бродят с места на место, если нет на то особых причин. Так поступают те лишь, которые хотят посеять страх!

— Но он подвижник. Что же в том дурного, если я навещу его?