— Правда? — с притворным удивлением спросила Лакхи.

Соседка прослезилась.

— А мы как работали, так и будем работать, ходить за скотиной, есть, что бог пошлёт. Но мы рады тому, что хоть вы будете счастливы!

Лакхи растрогалась.

— Пока ещё ничего не решено, — сказала она. — Что говорить раньше времени?

Крестьянка вытерла слёзы, кашлянула и сказала:

— В деревне все сгорают от зависти.

«А ты, наверное, завидуешь больше всех. Пришла, чтобы породниться», — подумала Нинни.

Крестьянка продолжала:

— Одна даже сказала, — да покарает её бог! — что теперь Нинни будет жевать бетель, а Лакхи станет подставлять ей ладонь, чтобы рани было куда выплёвывать остатки. И ещё сказала, что Лакхи будет стелить ложе раджи, — ведь она тоже, красивая!

Нинни покраснела, а лицо Лакхи стало бледным.

— Кто это сказал?! — разгневанно спросила Нинни.

Крестьянка упала на колени.

— Умоляю, не спрашивайте меня об этом! Потом я всё расскажу! Только не сейчас! Ведь я остаюсь в деревне. Узнают крестьяне, что я сказала вам, — ославят и из общины изгонят. Спаси меня, боже! Проклятый язык! Отсохнуть бы ему! И как это я могла сказать такое!

Девушки поостыли. Задумались.

— Не бойся, мы не выдадим тебя, — стала успокаивать соседку Лакхи. — Да и сама посуди, какой нам интерес говорить о себе разные гадости?

Пришли ещё женщины. На лицах — улыбки, в глазах — затаённая зависть.

Наконец явился Атал. Едва переступив порог, он радостно сообщил:

— Послезавтра свадьба махараджи и Мриганаяни. Так сказал баба-джи. У нас ничего нет, но соседи помогут. Как-нибудь сообща отпразднуем.

В доме стало тесно. Больше всех суетилась старуха, которая вместе с другими пришла поздравить Мриганаяни.

— Угощение даст раджа, — заявила она. — Вам надо только украсить дом. Родителей у вас нет. Старших родственников тоже. Придётся нам поднести подарки жениху и невесте. — Потом старуха обратилась к женщинам: — Ну а сейчас спойте что-нибудь.

Женщины запели прощальную песню. Однако Атал нетерпеливо прервал их:

— Потом споёте. А сейчас скажите лучше, что надо делать. Ведь до свадьбы остался всего день.

Женщины надавали кучу советов. Но чтобы все их выполнить, потребовалось бы по крайней мере во сто раз больше денег, чем было у Атала. И юноша решительно заявил.

— У нас есть куркумовый корень, я принесу из лесу зелёные листья, жрец даст немного цветов. Куркумовым корнем я натру руки Нинни[158], осыплю цветами раджу, а листьями украшу двери дома и навес. У раджи я ничего не возьму, чтобы не позорить наших предков.

— А разве могут томары жениться на гуджарках? — поинтересовалась одна из женщин.

— Конечно, могут, — ответил Атал. — В истории такое не раз случалось. Баба-джи рассказывал. Он сам назначил день свадьбы и будет праздновать вместе со всеми.

— Ну да. Ведь Ман Сингх — раджа, а радже всё дозволено, — сказала крестьянка. Потом, помолчав немного, затянула свадебную песню.

Нинни и Лакхи чувствовали себя очень неловко. Присутствие женщин начинало тяготить их. Но гости не собирались уходить. Они пели с увлечением, особенно те песни, от которых лица у девушек заливались краской.

Атал взял топор и отправился в лес. Ушли и женщины. Им тоже надо было готовиться к предстоящей свадьбе.

«Нинни будет жевать бетель и сплёвывать его мне в ладонь! Я стану прислуживать радже в его спальне!» — нет-нет да и поднималась в душе Лакхи обида. И всё же. Лакхи была счастлива, счастлива за Нинни.

26

Из Гвалиора на свадьбу приехал Виджая Джангам, жрец жениха. Прибыл и родовой жрец раджи. Жрецом со стороны невесты был Бодхан. Атал украсил свою хижину листьями и цветами. Все остальные дома тоже были украшены. По настоянию раджи свадьба была устроена с подобающей пышностью. Атал подарил Ман Сингху корову. Принимая подношение, раджа сказал:

— Все драгоценности мира не стоят этого дара!

На Нинни было столько украшений, что от их тяжести у неё ныло всё тело.

Когда настало время прощаться, Мриганаяни обнялась с Лакхи и так громко и долго плакала, что даже охрипла. Лакхи едва не лишилась чувств от предстоящей разлуки.

— Как только приеду в Гвалиор, тотчас пришлю за тобой, — обещала Нинни.

— Там видно будет, — сквозь слёзы ответила Лакхи.

И тут перед ней, словно в тумане, мелькнула уже знакомая ей картина: Нинни жуёт бетель и сплёвывает его на ладонь служанки — Лакхи.

Мриганаяни села в роскошный паланкин, и процессия двинулась. Показалась река Санк, а за ней — такой знакомый лес! Мриганаяни, утирая слёзы, смотрела на родные места. Перед отъездом раджа объявил, что на целый год освобождает деревню от налога, и приказал тотчас же начать строительство канала от Раи к Гвалиорской крепости. Из паланкина Мриганаяни увидела, что работы уже начались, и была несказанно рада этому.

Гвалиор встретил новую рани восторженно. Музыка, песни, празднично убранные улицы, дождь цветов и риса, украшенные гирляндами ворота, горящие светильники, приветственные крики. Всё это ошеломило Мриганаяни.

«Неужели и вправду раджа — воплощение бога на земле? — думала она. — Или, может быть, в прошлом рождении он вёл подвижнический образ жизни? Ведь йог в последующем рождении может стать раджой. Но кто такие йоги? Что они делают? Как-нибудь спрошу у раджи. Интересно, что сказала бы Лакхи, если бы всё это видела? Она часто сердила меня. Но она такая хорошая! Теперь она тоже выйдет замуж. За брата. Никто больше не посмеет сплетничать про них. Надо поскорее вызвать её сюда».

Процессия двигалась медленно, то и дело останавливаясь, и наконец достигла крепостных ворот. От них начиналась лестница, которая вела наверх. По лестнице процессия поднималась ещё медленнее. А когда вошла во дворец, расположенный за верхней крепостной стеной, день уже клонился к вечеру.

Мриганаяни с жадностью смотрела на расстилавшуюся у подножья крепостного холма обширную равнину. Солнце посылало на землю свои последние лучи, заливая золотом холмы и низины. Над долиной поднимался белый туман.

«Что там, за тем холмом? Наверное, какая-нибудь речушка. А на её берегу небольшая деревня. Вздымая копытами пыль, возвращается с пастбища стадо. В домах пекут лепёшки. Мычит телёнок, поджидая мать. Корова бежит к дому, чтобы побыстрей накормить его… Да нет же! Как она может бежать, если брат подарил её вместе с телёнком радже? Где-то она сейчас? Должно быть, осталась внизу, в городе. Кто теперь загонит её в стойло? Кто привяжет и ласково погладит по шее? Неужели я никогда больше не увижу нашей коровы?»

Мриганаяни вошла во дворец. Слуги и служанки осыпали её благословениями.

«Неужели я так и не смогу хотя бы ненадолго остаться одна?» — подумала Мриганаяни.

Подарки, торжественный приём, почтительно склонившиеся служанки, окна, сквозь которые льётся свежий воздух, ковёр и подушки для сиденья, кровать, украшенная серебром, мягкая постель…

«Мачан, светлая, лунная ночь. Волнующиеся колосья хлеба, которым будто не терпится о чём-то поведать. Крики оленей и антилоп, лук со стрелами, весело смеющаяся Лакхи — неужели всё это безвозвратно ушло? Неужели я никогда больше не увижу своей деревни и всю жизнь просижу взаперти? Но махараджа обещал не держать меня взаперти. И он выполнит своё обещание, непременно выполнит. Ведь начал же он строить канал, да ещё как быстро! Интересно, где бы я очутилась утром, если бы вышла из крепости и шла бы все прямо, прямо?»

Нинни посмотрела на окно: подойти бы к нему и выглянуть. Но она не двинулась с места.

«Что скажут все эти люди, если я поступлю так? — размышляла рани Гвалиора. — Наверное, в душе назовут меня деревенщиной. Ведь все они грамотные. А я нет. Правда, я умею немного петь. Но они, я думаю, всю жизнь учились пению. А что, если с утра или вечером, когда заливаются пением птицы, мне вдруг захочется спеть? Остановят меня служанки? Нет, наверное. Но про себя непременно осудят. Вот бы научиться петь лучше всех! Зато из лука ни одна из них не умеет стрелять! Тут уж я над всеми одержу верх. Даже над махараджой! Ничего, что он муж мне! Стрельба из лука — искусство! А в искусстве не грех одержать победу даже над мужем».