Целую неделю лес наслаждался покоем. Зато разговоры о Бэмби велись все более возбужденно. Им не было конца. Одноглазый лис отыскал его след и бежал по нему так долго и упорно, что в конце концов Бэмби сам появился перед ним. Со злостью опустив рога, он грозно спросил:

— Ты почему преследуешь меня? Добра от меня не дождешься!

— И все-таки, — лис задрал губу, изобразив улыбку, — и все-таки кое-какого добра я надеюсь дождаться! Можешь не бояться.

— Бояться, тебя? — Бэмби, не поднимая головы, сделал шаг вперед.

Лис отпрянул, но улыбнулся еще шире:

— Удивляюсь я тебе! Ведь между нами мир! Ты думаешь, я хочу его нарушить?

— Разумеется, — проворчал Бэмби, — это было бы на тебя похоже.

— У меня и мыслей таких нет! — уверил одноглазый и хотел скорчить невинную морду, но из этого ничего не вышло.

— Если так, то что ты задумал? Почему тащишься за мной?

— Подними рога, — попросил лис, — они мне мешают, единственный глаз — мое самое больное место!

Когда Бэмби приподнял рога, лис решил ему польстить:

— Весь лес говорит о тебе, восхищается тобой. Рассказывают невероятные вещи, в которые невозможно поверить! Пожалуйста, расскажи мне, как все произошло.

— Было бы о чем рассказывать.

— Ты в самом деле сильнее Его!

— В те несколько секунд был сильнее.

— Как ты додумался до этого?

— Ничего другого не оставалось, — снизошел до ответа Бэмби, — молодой Он, у Него столько глаз…

— Счастливчик! — с завистью вздохнул одноглазый — столько глаз, которыми Он смотрит сквозь темноту.

— Он схватил огненную руку и прицелился. Я не знал, в кого, но на лугу была Фалина и мои дети! Мне пришлось…

— Потрясающе! — вскричал лис, — потрясающе! Ты сбил Его с ног.

— Теперь ты и так слишком много знаешь, — ответил Бэмби. Одно неуловимое движение — и он исчез. Лис не пошел за ним, только втянул ноздрями воздух.

«Храбрец! — удивился он. — Какой опасный храбрец!» Он погрузился в размышления: «Может быть, мне тоже жениться? И детей завести? От этого становятся сильнее! Чего бы я только ни добился, будь я супругом и отцом, если уж такой кроткий Бэмби…»

Через несколько дней, вечером, он встретил Гено и Гурри.

Лис лежал в кустах кизила и караулил добычу, когда брат и сестра, пробираясь через заросли, оказались рядом с ним. Одноглазый навострил уши, втянул в ноздри воздух и облизнулся.

«Это дети Бэмби, — подумал он, — а что было бы, если б я одного из них прикончил?»

Стремление отомстить высокомерному Бэмби боролось со страхом перед его решимостью и силой. Лис вспомнил предостережение Бэмби. Он медлил, подрагивая хвостом от возбуждения.

Гурри замедлила шаг. Она почуяла запах лиса и задрожала. В ту же минуту Гено тоже вдохнул ненавистный запах, но как ни странно, остался спокойным и именно теперь обретя необычную твердость характера.

— Чего ты боишься? — спросил он Гурри.

— Бежим, пока не поздно! — затаив дыхание, торопила она брата.

Гено, самый осторожный из них, всегда готовый спасаться бегством, подошел к кустам кизила и крикнул:

— Выходи!

Гурри уже повернула обратно. Но теперь она словно приросла к месту, потому что Гено заговорил вдруг низким, удивительно решительным голосом взрослого самца.

Озадаченно смотрела она на брата, который стоял напротив, грозно пригнув рога.

— Я тебя знаю! — прошипел лис. — Бэмби твой отец.

— Я тебя тоже видел! — ответил Гено, не поднимая маленьких, но острых рогов. — Я присутствовал, когда тебе цапля… ну ты ведь помнишь…

Лис скорчился, словно от болезненного удара.

Гено нетерпеливо поскреб землю передними ногами:

— Хочешь, я дам тебе совет?

Но одноглазый не стал дожидаться этого совета. Он оскалил зубы, язвительно тявкнул, быстро повернулся и убежал.

Когда Гено возвращался к Гурри, он своими повадками очень напоминал отца.

— Почему ты так испугалась, Гурри?

— Не знаю, иногда лис наводит на меня смертельный страх.

— Даже этот несчастный?

— Возможно, — Гурри медленно приходила в себя, — возможно, оттого, что на моей спине есть шрам.

— Не всегда, — сказал Гено, — не всегда мы должны спасаться бегством! Конечно, мы беззащитны, мы приучены осторожничать и убегать, и на это есть все основания! И все-таки иногда спасение в том, чтобы встретить опасность лицом к лицу!

Гурри молчала.

Только теперь, чуть позже, чем надо было, Гено в душе с радостью удивился самому себе. Чудесное радостное чувство от сознания самостоятельности, взрослости опьяняло его все сильнее и сильнее. Он тоже молчал. В поведении детей Бэмби происходили большие изменения — сначала медленно, едва заметно, потом, однако, все быстрее и заметнее. Об этих изменениях еще ничего не было сказано ни Фалиной, ни Гено или Гурри. Никто не обмолвился ни словом о новых взаимоотношениях между матерью и детьми.

Новизна их волновала Фалину. Она еще не отдавала себе в этом отчета. Новые взаимоотношения витали в воздухе, и лани подчинялись им так же, как всегда подчинялись всему, что было уготовано им природой. Только Гено, по-видимому, с трудом мирился с положением маленького ребенка, находящегося под надзором матери. Это началось с момента столкновения с одноглазым и ощущения того неосознанного, что взволновало его после столкновения.

Он вел себя как ни в чем не бывало, потому что его зрелость еще только начинала проявляться, но тем не менее это было заметно. Фалина заметила его начинающуюся зрелость, но попыталась сделать вид, что ее нет. Братья и сестра видели, что Гено изменился, но не понимали почему. Но Бэмби заметил и все понял.

Теперь Гено и Гурри все чаще бродили ночью по округе, не всегда встречали на лугу мать, порой даже не приходили к месту отдыха. Нелло тоже стал самостоятельным. Мембо обособился от него. Однако, оба были по-прежнему верны Фалине. Их также никто не поучал ни единым словом.

Фалина легла спать одна, когда к ней пришел Бэмби. Он не встал как обычно в чаще, как это часто делал во время разговора. Он появился открыто и свободно. Фалина сразу встала.

— Ты одна? — весело, приветливо и спокойно спросил он.

— Я одна… Случайно… Время от времени так бывает.

Она тоже отвечала спокойно, стараясь казаться веселой. Это не совсем ей удавалось, на сердце было немного тоскливо, но она заставляла себя не подавать виду.

— Пришло время, Фалина! — он сказал это довольно решительно.

— Да, я знаю, что пришло время.

— Как ты это себе представляешь? — спросил он участливо.

— Так, как должна, — твердо ответила она.

— Я этого ждал. Ты решила не опекать их больше. Тебе очень больно?

— Не так сильно, как ты думаешь, Бэмби! Не так сильно, как мне казалось вначале! Чему быть, того не миновать! Кто должен или может этому воспрепятствовать?

— Это хорошо, Фалина! Это закон природы!

Теперь в голосе Фалины послышались горькие нотки:

— То, что я родила детей, было законом природы. То, что я их воспитывала, уберегла — тоже. Какой замечательный закон Но не все законы природы приносят счастье. Иногда делают больно.

— Ты хочешь сама сказать им?

— Скажи лучше ты, — Фалина запнулась.

— Ты мать, ты им ближе.

— Ах, Бэмби, рядом с тобой… кто был бы им ближе?

— Нет, это неправда! В таких делах мать остается самой близкой, единственной, кто найдет правильные слова! Ты окажешь им?

— Дай мне время, — попросила Фалина, — мне еще трудно. Я еще сомневаюсь.

— Не сомневайся ни одной минуты, дети могут сказать сами!

— Бэмби!

Фалина испугалась.

— Вот видишь.

Бэмби улыбнулся.

— То, что мать скажет нежно и доброжелательно, прозвучит из уст детей горько и жестоко!

— Никогда этого не будет! — Фалина больше не сомневалась.

Он кивнул.

— Ты всегда держалась молодцом.

— Не оставляй меня одну, — попросила она.

— Фалина, я очень скоро приду к тебе. Я буду тебе помогать, сколько хватит сил!

Она покорно дала себя поцеловать.