А в конце следующего десятилетия Гарри Джонстон, один из «строителей империи», уже обнадеживал почтенных читателей «Таймса»: если правительство решится более энергично действовать в лежащей на линии Кейптаун — Каир области Великих африканских озер, то «наши владения в Южной Африке в один прекрасный день, вероятно, сомкнутся длинной цепью британских владений с нашей сферой влияния в Восточной Африке и Египетском Судане».

Да и премьер-министру Солсбери эта идея была по душе. Статья Джонстона в «Таймсе» получила его личное одобрение.

Но, как говорил Анатоль Франс: «идея принадлежит не тому, кто ее первый высказал, а тому, кто сумел связать ее со своим именем».

Родс не писал ни книг, ни брошюр, ни даже статей в газетах и журналах. Пропагандой его идей в печати занимались другие. Весной 1889 года в лондонском журнале «Фортнайтли ревью» появилась статья Чарлза Меткафа. Там говорилось, что железнодорожный путь должен «в конце концов соединить Кап с Каиром и принести цивилизацию в сердце Черного континента». Меткаф писал уже не «вообще», а с конкретным знанием дела. Он в это время начал строить железную дорогу от алмазных копей на север, в глубь материка. Строил ее по заданию Родса.

С обсуждения идеи Кейптаун — Каир началось знакомство Родса с лордом Солсбери. Весной 1889 года Родс встретился с Гарри Джонстоном, который добивался расширения английских владений в области Великих африканских озер. Встретились они на обеде у Джона Вершойла, тогда заместителя редактора журнала «Фортнайтли ревью». Обсудили идею Кейптаун — Каир, и Джонстон открыл Родсу, что Солсбери поддерживает ее. На это Родс ответил:

— Повидайтесь как можно скорее с лордом Солсбери, расскажите ему обо мне, назовите лорда Ротшильда как человека, который за меня ручается… Скажите, что если утверждение нашего влияния в области между Замбези и верховьями Нила задерживается только из-за денег, то деньги я найду.

Он сразу же дал Джонстону чек на две тысячи фунтов и пообещал, что будет давать правительству по десять тысяч в год на расходы по управлению этой областью. Но поставил условие — чтобы его компании была дана королевская хартия.

Вскоре состоялась встреча Родса с Солсбери. Премьер одобрил предложение Родса — и началось сотрудничество этих трех политиков. Журналист Вершойл тоже оказался надолго связан с Родсом. В 1900 году он (под псевдонимом Виндекс) издал том речей и выступлений Родса.

Родс подходил к идее Кейптаун Каир весьма практически, пользовался каждой возможностью, чтобы продлить полосу английских владений, проложить новые километры рельсов и поставить новые столбы для телеграфного кабеля.

Родс накрепко связал идею Кейптаун — Каир со своим именем. При его жизни на всем пути Кейптаун — Каир осталась только одна не захваченная англичанами страна — Германская Восточная Африка (над нею или, вернее, над большей ее частью «Юнион Джек» был поднят лишь в 1918 году).

Он делал все что мог для захвата на этом пути стран, которые в Британской империи стали называться Бечуаналендом, Южной Родезией, Северной Родезией, Ньясалендом, Угандой. В 1893-м побывал в Каире, посмотрел с северной стороны на желанную полосу Кейптаун — Каир. Пообещал, а затем и оказал там всемерную поддержку генералу Китченеру, командовавшему английскими войсками.

В вопросе о железной дороге и телеграфе Родс тоже не ограничился разговорами. Телеграф тянуть было легче, но и рельсы к концу 1894-го уже достигли Мафекинга, дошли почти до самой Родезии.

Так что Родс не только пробуждал надежды английских промышленников, купцов и финансистов. Он и оправдывал эти надежды.

Идея объединения всей Южной Африки под британским флагом тоже появилась задолго до Родса, еще во времена, когда буры, уйдя с захваченных англичанами земель, создали за рекой Вааль Южно-Африканскую Республику (в просторечии — Трансвааль) и на реке Оранжевая — Оранжевое свободное государство. Стоило появиться этим бурским республикам, как английские власти начали попытки «объединить» их с Капской колонией и Наталем в Южноафриканскую федерацию.

Осуществить этот план пытались многие британские политики. Среди них был и лорд Карнарвон (может быть, потому-то Родс и выбрал его когда-то своим душеприказчиком). Этот план сулил британскому капиталу немало выгод: дальнейшее развитие горного дела, резкий толчок росту городов, портов и всего, что теперь именуется инфраструктурой. И непрерывный приток дешевой рабочей силы.

Этот план тоже в конечном счете оказался связан не с Карнарвоном и не с кем-либо еще, а с Родсом.

Идея раздела мира могла тогда ассоциироваться со многими именами. Но Родс был откровеннее других. «Мир почти весь поделен, а то, что от него осталось, сейчас делится, завоевывается и колонизуется. Как жаль, что мы не можем добраться до звезд, сияющих над нами ночью в небе! Я бы аннексировал планеты, если бы смог; я часто думаю об этом.

Мне грустно видеть их такими ясными и вместе с тем такими далекими». Не многие решились бы написать такое, даже из тех, кто думал так же, как он. Он — решился. И сумел воплотить в дела. Его слова не остались только призывами, брошенными с ораторской трибуны, выкриками в прокуренном воздухе «патриотических сходок» или бесконечными обсуждениями и согласованиями в тиши зашторенных министерских кабинетов.

Ну, а скольких людей из самых разных классов Родс приводил в восторг своими социальными идеями. Он любил повторять, что захват колоний больше всего нужен простым людям его отечества. Нужен для того, чтобы избыточное население Великобритании нашло применение своим силам.

— Я был вчера в лондонском Ист-Энде и посетил собрание безработных. Услышав там душераздирающие речи, которые были сплошным криком: Хлеба! Хлеба! — я, идя домой и размышляя о виденном, убедился более, чем прежде, в важности империализма… Моя заветная идея — решение социального вопроса, а именно: чтобы спасти сорок миллионов жителей Соединенного Королевства от убийственной гражданской войны, мы, колониальные политики, должны завладеть новыми землями для помещения избытка населения, для приобретения новых областей сбыта товаров, производимых на фабриках и в рудниках. Империя, я всегда говорил это, есть вопрос желудка. Если вы не хотите гражданской войны, вы должны стать империалистами.

Высказывая то, о чем уже думали многие, Родс выражал это резче, ярче, понятнее. Он шел в ногу со временем, и некоторым казалось, что он сам определяет время.

Десятки миллионов людей в Англии и во многих других европейских странах всерьез подумывали о том, чтобы покинуть родные края, навсегда проститься с Европой. Многие из них это действительно сделали. С 1881 по 1915 год из Европы эмигрировал 31 миллион человек — почти по миллиону в год. Скольким из них, наверно, были по душе призывы Родса о заселении далеких земель!

Родс обращался к ним, когда говорил:

— Любой мастеровой должен осознать, что, пока он не овладеет мировыми рынками, он будет жить впроголодь… Рабочий должен понять, что, если он хочет жить, он должен держать в своих руках мир и мировую торговлю и что он — конченый человек, если даст миру выскользнуть из своих рук.

Так он приучал простого человека к мысли, что идея «расширение — это все» нужна ему, простому человеку. И не без успеха. На патриотизме спекулировало бесчисленное множество политиков во все исторические эпохи, но редко кому удавалось преуспеть в этом так, как Родсу. На собрания пайщиков его «Привилегированной компании» собирались тысячи людей, и, хотя он не давал дивидендов и даже не обещал их в близком будущем, ему устраивали бешеные овации. И все из-за блестящего умения использовать крайне патриотические чувства. Этому поддавались и богачи, и рабочие, и люмпены.