Ситуация в стране была охарактеризована Н. И. Рыжковым примерно так. До 1987 года шла подготовка к экономической реформе, а с 1988–1989 годов началось ее проведение. Это были наиболее сложные два года. У нас раньше была жесткая плановая система, которая сковывала возможности народного хозяйства. Сейчас мы начали от нее отходить, меняется все управление народным хозяйством, но ситуация такова, что экономические модели регулирования хозяйства еще не сложились, нет соответствующих инфраструктур или Они пока очень слабы. Центральные структуры уже не имеют прочного влияния на управляемость государством, да и многие проблемы обернулись неожиданной стороной. Начался бурный рост доходов населения, возникла диспропорция между денежной массой и рынком. Правительство СССР в конце концов разрешило всем предприятиям выходить на внешний рынок, и начался беспорядочный экспортный бум. При этом делается много ошибок. В то же время на плечах центрального правительства остается много забот и обязанностей перед страной, которые не перекладываются на союзные республики и на непосредственных производителей. Например, нужно в этом году закупить в централизованном порядке 42 млн тонн зерна. Это будет стоить 4,5 млрд рублей, что равно примерно 25 процентам наших союзных экспортных поставок за свободную валюту. Таких примеров много, а возможности экспорта серьезно подрываются «самостоятельной» продажей за рубеж сырья, металлов. Есть и объективный фактор, уменьшающий валютные поступления. Это — падение цен на нефть и сырье.
Все это вызывает, говорил наш премьер, настороженную реакцию за рубежом. Нам стараются ограничить предоставление кредитов. Это затрудняет работу над экономической реформой, реализацию планов перехода к регулируемому рынку. Н. И. Рыжков подчеркивал, что уверен в необходимости двигаться к рынку. Через несколько лет, отметил он, наши дела пойдут в гору. Некоторые, конечно, предлагают просто вернуться к 1988 году, и тогда все станет вновь «нормально». Какая-то стабилизация в этом случае наступит, но движения вперед больше не было бы. Это не выход из положения. Надо пройти через очень сложное время, чтобы потом нормально развиваться и эффективно работать. В этот период СССР и требуется помощь, чтобы сохранять стабильность положения, отработать механизмы для движения вперед. Конечно, можно решить возникающие проблемы, не прибегая к помощи: понизить уровень жизни населения, сократить импорт. Но это, по мнению Н. И. Рыжкова, было недопустимо, так как похоронило бы надежды, связанные у людей с перестройкой. А от наших реформ зависит будущее не только СССР, но и всего мира. Тот, кто думает о будущем, должен понимать необходимость помочь нам сейчас, тем более что СССР обладает огромными ресурсами и возможностями. Когда он органически вольется в мировую экономическую систему, все это сторицей окупится.
Председатель Совмина СССР сообщил в тот день о намерении ускорить переход к конвертируемости рубля, о желании в будущем году осуществить его девальвацию, о переходе с 1 января 1991 года в торговле со странами СЭВ на свободно конвертируемую валюту и мировые цены. На этой операции, по расчетам наших экономических ведомств, СССР должен был получить положительное сальдо в размере 7 млрд рублей. Упоминались в этом контексте и долги третьих стран Советскому Союзу, представляющие внушительную сумму в 82 млрд рублей, которые мы были бы согласны переуступить другим банкам.
Смысл нашей просьбы к немцам в конце концов свелся к постановке вопроса о предоставлении в самое ближайшее время несвязанного финансового кредита на сумму 1,5–2 млрд рублей при общем объеме запрашиваемого кредита 10–15 млрд рублей со сроком погашения 10–15 лет (при 5 льготных годах).
Немецкая сторона реагировала, в общем, позитивно. Тельчик заявил, что канцлер прекрасно понимает значение перестройки и будет поддерживать ее. Понимает он и то, что в ходе перестройки неизбежны трудности. Успех политики реформ во многом будет зависеть от поддержки извне. В этом плане канцлер принял принципиальное решение в политическом смысле. Он понимает эту беседу в Москве как часть решения не только вопросов экономического сотрудничества, но и как существенную часть общего пакета решений, которые в этом году надо будет достичь по германскому вопросу. «Я думаю, — добавил Тельчик, — что если мы договоримся сейчас здесь, то это будет полезно и для сферы, где ведет обсуждение Э. А. Шеварднадзе, чтобы там поутихли споры». «Или наоборот», — съязвил Эдуард Амвросиевич.
Несвязанный финансовый кредит немецкие банки через некоторое время нам дали, правда, только под правительственную гарантию ФРГ. Что касается остальной части кредита, то ФРГ хотела создать для этой цели что-то вроде международного банковского консорциума, учитывая размеры суммы. В конце концов из этого не очень много получилось. Те страны, которые приняли решение оказать нам срочную помощь, предпочли делать это на двусторонней основе.
Это касалось Италии, Франции, Испании. Те, кто не — был готов к этому, оказались не готовы и к созданию банковского консорциума. Что же касается обсуждавшейся 14 мая 1990 года идеи с помощью срочного несвязанного кредита банков ФРГ покрыть накопившиеся обязательства по обслуживанию иностранных долгов, расплатиться по имеющимся контрактам и тем самым прекратить опасную дискуссию о платежеспособности Советского Союза, то она, естественно, не сработала. И взятая у немцев для этой цели сумма была недостаточна, и, что более важно, реальная база для оздоровления нашего валютного баланса отсутствовала.
По прошествии нескольких месяцев мы оказались в еще более сложном и плачевном положении. На Западе заговорили о том, что вливать кредиты в советскую экономику в существующих условиях — это бросать золото в бездонную бочку. Отсюда стала затем выкристаллизовываться линия на преимущественное предоставление нам гуманитарной помощи и технического содействия при максимальной сдержанности в вопросах капиталовложений в нашу тяжелобольную экономику. Нет нужды напоминать и о том, что все расчеты на получение крупных выгод от перехода на торговлю со странами СЭВ в свободной валюте оказались построенными на песке. Торговля со странами Восточной Европы после этого практически развалилась, и мы вскоре стали должниками почти всех стран Варшавского договора, исключая разве что румын.
В тот же день делегация Тельчика была принята М. С. Горбачевым. Он был, по обыкновению, откровенен, энергичен, охотно делился своим видением ситуации, путей выхода из нее. Подчеркивал, что мы подошли к решающей фазе перестройки. Прошло 5 лет с тех пор, как был сформулирован ее замысел. Больше нельзя откладывать переход на рыночные механизмы и новые формы хозяйствования. Командно-административная система подрублена, нас начинает качать, шестерни не сцепляются, мотор работает вхолостую. Долго страна в таком состоянии оставаться не сможет. Рынок вырвался из рук, Нужно как-то связать «дикие» деньги, отладить новую налоговую систему, принять меры к стимулированию производства товаров для населения, осуществлению конверсии. Для преодоления наступившего особо сложного периода, по мнению Президента СССР, должно было потребоваться примерно 2–3 года, а в целом для оздоровления всей ситуации — 5–7 лет. Нужна будет и помощь извне. Ее надо понимать как инвестиции в ускорение перехода к рыночной экономике, к конвертируемости рубля, к последующей реальной интеграции совместных усилий в области экономики. Сейчас нужен кредит в 15–20 млрд рублей, чтобы обеспечить начало возврата заемных кредитов лет через 7–8.
Вопрос оказания помощи реформам в СССР, говорил с пафосом М. С. Горбачев, — это вопрос стратегический, принципиальный. Происходит исторический поворот в Европе и в мире. Если упустить этот поворот, решить воспользоваться нестабильностью в чьих-то корыстных интересах, то это будет не политика, а узколобый прагматизм. Нельзя думать категориями «от выборов до выборов», когда происходят вещи, которые призваны изменить Европу и мир. Если не изменится коренным образом СССР, то и в мире ничего не изменится. Сейчас советский народ, ранее сильно закомплексованный, повернулся к новым формам жизни. Это эпохальный поворот. Если СССР и Запад не придут к взаимопониманию, можно упустить главное. А. на Западе, прежде всего в США, все еще медлят, не проявляют достаточной широты подхода.