Рис. 1. Александр Македонский. [118]

Отсутствие общих устремлений, твердости, настойчивости у антимакедонской коалиции дало возможность Александру разбить своих врагов поочередно. Его действия в первые два года с царствования (336—334) должны быть рассматриваемы как прогрессивные. Речь шла о жизнеспособности возникшего молодого государства, о преодолении им реакционных противодействующих сил. Победа Александра есть победа окрепшего рабовладельческого македонского государства, с одной стороны, — над родовой оппозицией внутри страны и варварскими объединениями за ее пределами, и над умирающей системой греческих полисов — с другой. Кризис Македонии миновал не столько благодаря оружию ее полководца, сколько благодаря отсутствию единого антимакедонского фронта. Так было до начала греко-македонских походов на Восток.

Весною 334 года начался поход греко-македонских рабовладельцев на Восток; к концу этого же года Александром были предприняты два важных мероприятия: он распустил свой флот, а после действий у Галикарнаса послал обратно в Македонию многих из своих солдат.

Арриан указывает, что Александр решил распустить свой флот по двум причинам: во-первых, из-за отсутствия денег, во-вторых, из-за боязни соперничества с большим персидским флотом. Он считал, что, завладев Азией с помощью сухопутных сил, уже не будет нуждаться во флоте, а взятием приморских городов ему удастся уничтожить персидский флот, так как персам неоткуда будет пополнять число гребцов и матросов и не будет в Азии места, где пристать.[10]

Диодор также объясняет роспуск македонского флота его бесполезностью и вследствие больших расходов на его содержание. Александр, распустив флот, оставил лишь несколько кораблей для перевозки стенобитных машин.[11] Диодор приводит мнение некоторых писателей о том, что причиной роспуска флота было желание Александра укрепить мужество македонян, когда сделается для них невозможным возвращение домой. «Некоторые говорят, — пишет Диодор, — что Александр распустил флот с хитрым расчетом. Он поджидал Дария; предстояло большое грозное сражение, и Александр решил, что македоняне будут сражаться мужественнее, если у них отнять надежду на спасение бегством».[12] Такое толкование ничего не объясняет, тем более, что мужество македонских воинов в битве при Гранике и во время их дальнейшего продвижения было на высоте и не нуждалось в дополнительном испытании. Английский ученый В. Уилер полагал, что, отпу-[119]

Рис. 2. Орудия войны. [120]

стив свой флот, Александр совершил ошибку.[13] Проф. С. И. Ковалев, наоборот, утверждает, что здесь не было никакой ошибки.[14] Судьба похода должна была решиться не на море, а на суше, поэтому столкновение слабых македонских морских сил с превосходным персидским флотом отразилось бы крайне вредно на всей кампании. С. И. Ковалев указывает также на обременительность содержания флота для все еще бедной казны Александра. 160 трирем требовали экипажа больше чем в 30 тыс. человек, а это почти равнялось численности его армии, между тем как флот не был в состоянии совершить того, на что была способна армия.

Нам кажется, что как древние авторы, так и опирающиеся на них исследователи недостаточно связывают этот опасный для македонского войска шаг с планом персидского главнокомандующего Мемнона, который начал осуществляться после падения Галикарнаса.[15] О Мемноне, известном «своей воинской мудростью», среди адмиралов Дария шла слава, что он может доставить Александру много хлопот, неприятностей и беспокойства.[16] Назначенный незадолго перед тем начальником всех сухопутных и морских сил, он решил перенести войну в Македонию и Элладу,[17] для чего стремился отрезать македонян от своей родины, лишить их связи с Европой, изолировать на Востоке. Хотя этот план начал осуществляться несколько позднее, все же Александр предвидел его реальность, и поэтому формально распущенный флот должен был стать на защиту морских коммуникаций Македонии и Греции.

В этой связи стоит и другое мероприятие Александра. Объяснение Аррианом причины отправки македонских солдат на родину нельзя считать удовлетворительным. Он указывает, что среди македонян, отправлявшихся на войну с Александром, были такие, которые поженились перед самым походом. Александр решил, что не следует об этом забывать; он отправил молодоженов из Карии в Македонию, чтобы они провели зиму с женами. Начальство над ними он поручил Птолемею, сыну Селевка, одному из царских телохранителей, и стратегам — Кену, сыну Полемократа, и Мелеагру, сыну Неоптолема, которые сами были в числе молодоженов.[18] Вряд ли можно объяснить это мероприятие такими романтическими причинами. Гораздо важнее указание историка о том, что командиры, возглавлявшие отряды македонян, ушедших на [121] родину, должны были набрать новые войска и соединиться с основными македонскими военными силами во Фригии. На рынок рабов в Пелопоннес Александр послал Клеандра с заданием навербовать там войска.[19] Спустя 13-14 месяцев Клеандр с 4 тыс. наемных греков примкнул к Александру в Сидоне.[20] Арриан говорит, что ушедшие на родину македоняне должны были распространить по всей Македонии и в подвластных странах весть о победе македонского оружия, укрепить верность народа царю и возбудить желание участвовать в его смелых предприятиях. В действительности македонская армия в Азии была настолько малочисленна, что рискованно было бы отправлять отдельные ее подразделения на запад лишь для извещения о славе победы ее соотечественников. Их обязанность была более определенной и более ответственной: они должны были отразить первый натиск врага на случай перенесения персами войны в Европу.[21] Насколько Александр был прав, предвидя опасность, свидетельствуют последующие события. В то время как он весной 333 г. отправлялся к северу через Памфилию, начались волнения в Греции, вызванные энергичными действиями Мемнона в тылу у македонян. Воспользовавшись превосходством персов на море, партийными распрями в греческих городах, персидский главнокомандующий надеялся дать войне оборот чрезвычайно опасный для македонского царя: покорить острова архипелага, явиться к греческим берегам с могучим флотом, вступить в тайные сношения с греческими городами, особенно со Спартой, поднять на борьбу антимакедонские партии.[22] Мемнон возлагал большие надежды на восстание греческих городов против Македонии. С этой целью персидский флот в течение зимы 334/333 г. начал систематически занимать важнейшие пункты на Эгейском море.[23] Он захватил острова Самос, Родос, Спорадские, Хиос, Лесбос, за исключением Метилены. Мемнон стал завязывать сношения с Грецией, особенно со спартанцами, угрожая Александру с тыла.[24]

Весть об успехах персов быстро распространилась по всей Греции. Ряд кикладских островов послал к Мемнону свои посольства с предложением союза. Персидская дипломатия и деньги нашли себе снова пути в греческие государства, в которых [122] многие ожидали открытых восстаний.[25] Спартанцев считали готовыми к встрече персов, что, внушало Александру большое беспокойство за проливы и за верность ему греков. Из Гордии он послал двух командиров — Гегелоха и Амфотера — к Геллеспонту; они должны были собирать флот, принуждая к службе даже торговые суда. Такой поступок явился нарушением договора о свободном прохождении судов через проливы и вызвал протест афинян. Но положение было настолько напряженным, что считаться с недовольством Афин не приходилось. Регент Македонии Антипатр, получив от своего царя деньги на военные расходы, послал Протея, чтобы собрать на Эвбее и в Пелопоннесе корабли для защиты островов и охраны греческого берега.[26] Как видим, Александра в то время тревожили западные дела не менее восточных.