Изменить стиль страницы

— Вот это смесь. — Сложная, как и он.

— Всего понемногу… Они могли бы быть неотесанными, но в противном случае я считаю, что моя семья дальтоники.

Хотелось бы мне сказать тоже о своей семье. Мои родители никогда бы не сказали ничего не толерантного вслух, и они оба несколько более развитые, чем поколение, которое их вырастило…, но старые предубеждения сохранились.

Когда Эрик встал, я позволила кончикам пальцев пробежаться по его спине, затем следила за его задницей, когда он прошел к двери. Я откинулась снова на мятые простыни, и прислушалась, когда полилась вода.

В моем душе преступник. В моей постели был преступник. В моем теле. Но было так легко забыть о том, как мы встретились, воспринимая это минуту за минутой. И, слава богу. Если у нас что-то получится, мне нужно сфокусироваться на будущем — не на месте, в котором мы встретились или на ошибках, которые он совершил, чтобы попасть туда.

Хотя, он не считал это ошибкой.

Я встала и направилась в кухню, чтобы сварить кофе. Если я пригласила его в свою постель, должно быть, я, хотя бы наполовину преодолела это кавернозный разрыв между действиями Эрика и нашими различными взглядами на них. Я просто обязана, или иначе, чтобы между нами ни было, у этого нет шанса. А это заслуживает шанса. Эрик заслуживает шанса.

Именно в тот момент, когда я вставила фильтр на место и нажала кнопку «Вкл», я нашла решение этой проблемы. Философию, чтобы превзойти его праведность и мое опасение.

Если бы он не сделал этого, я бы никогда не встретила его.

Я бы не вернула свою сексуальность, еще черт знает как долго. Не чувствовала бы себя живой, такой как сейчас. Не испытала бы все те чудесные вещи с ним прошлой ночью в постели.

Возможно, я не одобряла его действия…, но я буду лгуньей, если буду отрицать, что благодарна за это.

Я достала ингредиенты для блинчиков, обрадовавшись, что они все у меня имелись. Я услышала, как открылась дверь ванной, слышала шаги Эрика, которые проскрипели по моей комнате. Вскоре он появился на кухонном пороге, одетый во вчерашнюю одежду.

— Присаживайся, — сказала я, махнув в сторону маленького кухонного стола у окна. — С чем ты пьешь кофе?

— Сахар и сливки, если у тебя есть.

Я сделала для него напиток, надеясь, что он в миллионы раз лучше, чем тюремный. Я хотела баловать его сегодня всеми возможными способами.

Он сидел так же, как и в Казинсе во время обсуждения книги, лениво и, раздвинув широко ноги, и мне показалось, что на дворе снова август. Мое сердце подскочило, когда он сделал глоток и закрыл глаза с улыбкой полной восторга.

— Достаточно крепкий?

— Я вечность не пил такого хорошего кофе.

— Когда в последний раз ты ел блинчики?

— Когда вышел.

Мои плечи поникли.

— Ну вот. А я надеялась, что буду первой во всем.

— Прости, моя мама и сестра переплюнули тебя в этом.

Я нашла венчик и взбила тесто в пластиковой миске.

— Они встретили тебя утром, когда тебя выпустили?

Он кивнул.

— Они привезли мой грузовик и кое-какую мебель, чтобы заставить квартиру, в которой я засел. Кучу старой одежды, но она больше не подходит мне — я был жилистым парнем, когда меня посадили. Мы ходили в IHOP.

— Что ты заказал?

— Сосиски. Два вида сосисок. — Он улыбнулся при этой мысли. — Мясо в тюрьме отвратительно.

— Могу представить. Что еще?

— Блинчики, яйца, все с маслом. Но кофе и вполовину не был таким хорошим, как этот, — сказал он, подняв кружку. — Или, возможно, этим утром все особенно лучше.

— Почему бы это? — спросила я застенчиво.

Он фыркнул, сузив глаза, и похлопал по бедру.

— Иди-ка сюда.

Я отставила миску в сторону и вытерла руки о посудное полотенце. Я села на его колено, просунув ногу между его расставленных ног. Теплые ладони смело пробежались по моей талии, по моим бедрам.

— Спасибо за прошлую ночь, — сказал он тихо.

— Спасибо тебе за прошлую ночь.

— Я не могу описать словами, как сильно… насколько это важно для меня. — Он обнял меня за талию и опустил свой подбородок мне на плечо.

Я чувствовала себя такой уязвимой в хорошем смысле, голой и одновременно защищенной.

— Я так… я так благодарна, пожалуй, за то, что ты дождался меня. Или польщена. Или что-то в этом роде. Чтобы ты ни чувствовал ко мне, это стоило того, чтобы дождаться.

— Ты знаешь, что я чувствую к тебе. Я говорил тебе прошлым вечером, в баре.

«Я влюблен в тебя». Я едва позволила себе усвоить его слова, но я чувствовала правду в них, которая говорила между нашими телами. Я не была готова ответить ему взаимностью. Я пока не знала, точно ли они описывают мои чувства к нему. Но, по крайней мере, я могу наслаждаться тем, что я их услышала.

Он заговорил, согревая меня своим дыханием через свитер.

— Ты же позволишь мне, снова с тобой встретиться, так?

Я пригладила его волосы.

— Да, конечно позволю.

Он оттянул мой воротник, обнажив мое плечо и, поцеловал меня в него, затем позволил мне встать и легонько шлепнул меня по заднице. Я готовила завтрак мужчине, повинуясь его приказам сидеть на его коленях, и получала шлепки по заднице. Это могло бы быть в каком-то смысле смешно, если бы я не была так чертовски без ума от него.

— Мне бы хотелось иметь возможность отвести тебя в какое-нибудь хорошее место, — сказал он, когда я вернулась к готовке.

Я поводила тающим кусочком масла по сковороде.

— Мне это не важно. Да и потом в Даррене все равно нет хороших мест.

— Все равно, однажды. Я накоплю денег, и свожу тебя куда-нибудь. Возможно, на день святого Валентина.

Я улыбнулась ему, налив тесто в шипучий бассейн.

— Мне понравились места, в которые ты отправлял меня прошлой ночью. И нам даже не пришлось покидать мою постель.

Его щеки как всегда слега порозовели, улыбка была застенчивой.

— Мне тоже понравились эти места.

— Ты что, смущаешься? — подразнила я его. — Ты — мужчина, который обманом заставил меня написать ему грязные письма в помещении полном заключенных.

Он засмеялся.

— Я обманул тебя только в тот первый раз. Не строй из себя невинную овечку за то, что последовало после.

— А ты будешь по-прежнему писать мне любовные письма, теперь, когда ты на свободе?

Он состроил игривое лицо.

— Если ты хочешь.

— Ты можешь отправить мне письмо по электронной почте, пока я буду в Южной Каролине. Расскажешь мне обо всем, что я упущу, находясь вдали.

— Хорошо.

Я улыбнулась, перевернув пузырившиеся блинчики.

— Ладно, что ты собираешься делать на Рождество? Поедешь домой навестить свою семью? И напомни еще раз, как называется твой дом?

— Кернсвилл.

— Точно.

— Он где-то в двадцати милях от того озера, у которого мы останавливались. Но все зависит от погоды. Если будет снег и появится дополнительная робота, я останусь здесь. В праздники двойная оплата. Да и потом, я не очень хочу ехать домой. Мой отец, кажется, постоянно бушует, а я не особо хочу с ним связываться. По крайней мене, не сейчас.

— Ты не много о нем рассказывал.

Он пожал плечами.

— Они до сих пор женаты с мамой, но это ничего не значит, ни для кого из них.

— Ты сказал, твоя сестра похожа на него. Какое слово ты применил? Дикая?

— Ага. Он постоянно что-то затевает. Все время ждет какого-то препятствия, или что нарисуется какая-нибудь схема. Он не самый плохой мужчина в мире — никогда не бил маму или нас, и он больше недоумок, чем настоящий кровопийца. Еще он не пример для подражания. В основном, он неудачник. Лентяй. Невежа.

— Лодырь.

— Он просто такой, какими все становятся там.

— Но ты не такой.

— Раньше я так думал…, но блин. Я был заключенным. Это рушит всю мною накопленную порядочную репутацию.

— Чем ты занимался до Казинса? — спросила я его. — Какой работой?

— Всей, что подворачивалась. Стройка, демонтаж, охрана. Ездил на грузовике у лесозаготовительной компании несколько лет. Все, что оплачивалось неплохими деньгами и находилось в незакрытом помещении, и для чего не требовался диплом.