Я держала его голову.
— Давай, Эрик. — Я чувствовала его удовольствие. Я чувствовала, как жестко он кончит от того, как он нарастал. Вернись домой, подумала я. Ко мне домой.
— Да. Да. О Боже, я кончаю. Я кончаю.
Каждый его дюйм задействован, мышцы напряжены и его член глубоко погребен. Фырканье, спазм, и еще один, и наконец…
— Энни. — Так тихо. Словно шептал секрет, как в тот первый раз, когда он произнес мое имя.
А затем осталось только его дыхание, резкое и трудное, и чудесное в тусклой комнате. Он оттолкнулся, поднимая свой вес с меня. Его лицо было недоверчивым. Опьяненным. Он потерся носом об мой нос, прижал свой лоб к моему лбу, задыхаясь у моего виска. Он казался таким поразительно правильным. Таким подходящим мне.
Он отдохнул еще немного, затем потянулся между нами, чтобы снять презерватив. Я рассматривала его тело, когда он передвинулся на край и встал с кровати, сбегая и пропадая в ванной, и вернувшись через мгновение. Самый великолепный мужчина, которого я когда-либо видела, свечи предавали ему тот летний загар, который я рассматривала в другой реальности, во дворе Исправительного Учреждения Казинса. В августе. В какой-то прошлой жизни.
Он присоединился ко мне, мы оба улеглись на бедра и локти, соединив колени, кожа излучала тепло. Он прикоснулся к моим волосам, грудь все тяжело подымалась и опадала, хотя на его лице было чистое умиротворение.
— Скажи мне, что это стоило пяти лет ожидания, — подразнила я, улыбаясь.
— Скажи мне, то же самое.
Я кивнула.
— Это стоило того.
— Это дороже, чем все, о чем я могу подумать. — Его глаза блуждали по моему горлу, груди, нашим спутанным ногам. — Это было намного больше, чем я позволял себе представить, когда мы писали друг другу те письма. В тебе было намного больше… намного больше всего, о чем я мог догадываться. Мягкая и теплая, и такая чертовски… правильная.
Я задрожала.
— Точно.
— Скажи мне, что тебе нужно.
— Ничего. — Две минуты просто ничего, я была так взвинчена. — Возможно, твоя рука. Пока мы будем целоваться.
— Сейчас, — сказал он, двигаясь. Он сел, согнув ноги в коленях, откинувшись на подушки и стену. — Оседлай меня.
Я оседлала его, усевшись так, что наши лица оказались на одном уровне. Его рот захватил мой, когда два кончика пальца отыскали мой клитор, его твердая рука подергивалась у моей груди от его дразнящих движений. Я осела на него, взяв вверх. Его пальцы извивались и углублялись, его ладонь терла меня, когда он проникал.
— Боже. — Говорила я ему в рот, одурманено.
— Представь, что это я, — сказал он, губы передвинулись к моему уху. Он скользил в меня, снова и снова, и я исполнила его просьбу, представила его член. Вспомнила его член, как он владел мной, пока я была распластана на спине. Я двигала бедрами, обуянная жаждой быть сверху.
— Да. Завладей мной. — Другая рука поднялась между нами, не обхватывая мою грудь, только задевая, это прикосновение зажигало каждый раз, когда от моих движений сосок терся о его ладонь.
— Я представлял это, — прошептал он, его голос был так близко к моему уху, словно он и я была в нем. — Как ты используешь меня, чтобы почувствовать все это. Все те вещи, по которым ты скучала.
— Я тоже.
— В следующий раз это будет мой член, — пообещал он — Такой же твердый, как и прежде. Но только для тебя, не для меня.
— Это то, что я представляла.
— Твердый, — сказал он снова. — Только для тебя.
Я вся покраснела, но больше от его тона, чем от слов. От того, насколько дерзким он был, и от понимания того, что он не был таким ни с кем уже очень давно.
— Что еще? — спросила я, нуждаясь в этом мужчине, именно в таком состоянии.
— Все, что ты пожелаешь, как я уже говорил. Овладей мной. Удерживай мое лицо между своих ног, пока я не почувствую, как ты кончишь. Наблюдай в зеркале, как я буду брать тебя сзади — все чего бы ты, не пожелала испытать. Или увидеть. Или заставить меня сделать это для тебя.
Боже, все это. Я чуть было не попросила его о последнем, о зеркале. Он сзади, врывается в меня, двигает своими бедрами, имеет меня. Но не сегодня, шептал мой разум голосом Эрика в его грузовике. Сегодня, лицом к лицу.
— Быстрее, — прошептала я. — Используй свои пальцы.
Он скользнул вовнутрь, лаская меня моими же соками.
— Вот так?
— Еще быстрее.
Он ударил по моему клитору, заставляя мое тело гудеть.
— Эрик.
— Я чувствую твой запах.
Я обвилась вокруг него, прижимая лицо в изгиб его шеи, схватив его за волосы.
— В следующий раз,— выдохнул он. — В следующий раз ты кончишь на моем члене.
Когда оргазм начал расцветать, я представила это. Весь этот скользкий твердый жар, сжатый внутри меня. Его собственное удовольствие, член, обхваченный в тугой кулак, когда он отстранялся, растрачивая себя на моем животе или на груди. Явные, одержимые вещи.
— Стони для меня, — прошептала я, балансируя на краю.
Он исполнил мою просьбу, его глубокий голос прямо за моим ухом, его горло жужжало. Его пальцы кружили, кружили.
— Словно ты кончаешь.
Он застонал для меня, заворчав глубоко в груди. Его бедра дергались подо мной, и, когда он заговорил, я освободилась.
— Я кончаю, — промурлыкал он, и я представила это. Щелчок напряжения, свободное падение, погружение. Всплеск и пик, всплеск и пик, пока не замерла, дрожа на его груди, жестко приземлив бедра.
Его пальцы оставили меня, обе ладони скользили по моей вспотевшей спине, когда я перевела дыхание.
— Хорошо, — сказал он мне. — Хорошо.
Я отстранилась, позволив ему увидеть все свои чувства, невзирая на то, каким смущенным и сумасшедшим, и взбешенным стал мой взгляд. Он убрал волосы с моего лица, закручивая их и отпуская.
— Ты в порядке? — спросил он, и нежность в его голосе окончательно разбила мое сердце.
— Намного лучше, чем в порядке.
Он улыбнулся на это.
— Я тоже.
В голенях зарождалась судорога, и я переместилась, усевшись рядом с ним, подложив подушку под спину. Он взял мою руку, положив наши пальцы поверх своего бедра.
Я вздохнула так громко, что, должно быть, весь город услышал.
— Хорошо сказано.
Я повернулась, чтобы улыбнуться ему, почувствовав головокружение, когда он улыбнулся в ответ.
После долгой, безжизненной тишины, он заставил меня лечь с ним, обняв меня своим телом сзади. Вся та одержимость, которую я представляла во время оргазма, только теперь такая нежная.
Сделав глубокий вдох, он замер, затем спросил:
— Могу я остаться на ночь?
Я удивленно посмотрела на танцующие тени в моей комнате.
— Конечно, можешь.
Он зарыл свое лицо в изгибе моей шеи, тело расслабилось, и он зарычал.
— Хорошо.
— Я бы не посмела отправить тебя обратно на мороз. Не после этого.
— Могу я отвести тебя с утра куда-нибудь на завтрак?
— Конечно. Или я могу приготовить блинчики или что-то еще.
Он счастливо замычал.
— Домашние блинчики. Боже, как давно это было.
— Тогда мы можем остаться дома и пить много кофе. И можем узнавать друг друга, тихо и лениво. О, если тебе, конечно, не надо на работу.
— Только, если снова пойдет снег. Но этого не должно произойти.
— О, хорошо.
Он отстранился, приподнявшись так, чтобы поймать мой взгляд.
— Значит, ты на самом деле, хочешь узнать меня лучше.
Я кивнула.
— Конечно, хочу.
— Это значит…, я не знаю. Что это значит? Ты пересилила то, что тебя пугало во мне?
— Я стараюсь. Я простила тебя за то, что ты не рассказал мне о своем освобождении, когда узнал. Что касается нападения…, я не знаю, как к этому отношусь. Не знаю, смогу ли я это понять. Но я не думаю, что меня это еще пугает.
— Это уже что-то.
Я нахмурилась, сжав губы, что их начало покалывать.
— Что?
Я развернулась, чтобы посмотреть ему в лицо.
— Если бы мы были…, ну знаешь. Парой. — Мое лицо зажгло. Забавно, как признание этой возможности уязвило меня, после всего, что мы обнажили сегодня перед друг другом. А люди еще говорят так? Пара?