— О.

Он сосал, пощелкивая языком. И хотя мои вздохи были почти беззвучными, он стонал, словно трахался — как если бы он мог чувствовать все, что чувствовала я.

Меня обдало холодным воздухом, когда его рот покинул меня.

— О чем ты фантазировала больше всего, — спросил он, — пока мы писали друг другу?

Я закрыла глаза, когда его рот вернулся к работе.

— Темные вещи.

Его поглаживающий язык потребовал. — Какие темные вещи?

— Всегда ты… выставляющий себя на показ. Мы целующиеся, возможно, затем твоя рука, спускающая твои трусы. Показывая мне, как ты возбужден. Вещи, о которых я никогда не думала прежде… не такие, о которых ты заставляешь меня думать. — Обнаженное мужское возбуждение, оголенное, как в порнографии.

Он изменил свое положение, оставив меня жаждущую, перевернувшись на бок, чтобы обхватить свой член. Его плоть казалась тяжелой, и, когда он гладил по ней, я наблюдала, как из распухшей плоти она становится стальной. Наблюдала, как напрягались его мышцы, те, что сбоку — натянулись, живот согнулся, рука плотно сжималась. Возбуждение блестело на его короне, и я чувствовала, как те же следы приветствовали его, когда он жадно глотнул моих соков.

Его раскачивающийся кулак дернулся при этом, его язык сорвался с глубоким стоном.

— Ты чувствуешь? — спросила я. — Как сильно я хочу тебя?

— Да. — Его нос потерся о мой клитор, когда его язык нырнул глубже.

Я обняла его за шею, наша кожа была влажной, его волосы вились под моей ладонью.

— Ты не сможешь попробовать меня достаточно глубоко, — сказала я, эти слова сплыли неизвестно откуда. Из какого-то темного места, которое жаждало искусить этого мужчину. — Твои пальцы тоже не смогут исследовать меня так, как мне нужно.

От этого его рука отпустила член. Два пальца скользнули между моих губ, его рот захватил мой клитор. Его рот показал мне, насколько я была права.

— Это хорошо, Эрик. Но недостаточно.

— Скажи мне, — промурлыкал он, зубы почти кусались, заставляя меня извиваться. Он двигал пальцами словно членом, неуклонно и твердо. — Скажи мне, что тебе нужно, Энни.

— Ты. Ты целиком. — Только представив это, я почувствовала, как удовольствие закипело между моих ног колко, жестко и жадно.

— Я не продержусь и минуту.

— Хорошо. Я хочу видеть это. Как сильно тебе это нужно.

В его стоне было все — возбуждение, отчаяние, благоговение, агрессия. Я чувствовала его нужду в этом звуке так же четко, как он мог чувствовать мою на своем языке.

— Эрик.

Очередной стон, и он сдался, обвернув свое тело у моей ноги, и напряг мышцы.

— Покажи мне, — сказала я тихо и погладила его по волосам. — Покажи мне какого это, когда тебя хочет мужчина, так, как хочешь меня ты.

Его взгляд поймал мой, ярко горя на фоне моей обнаженной кожи. Сильные плечи перекатывались, когда он двигался, пробираясь по моему телу, руки на моих ребрах, бедра широко раздвигали мои ноги. Предвкушение рычало во мне как огонь, и на то, чтобы дотянуться до презерватива, раскрыть его и развернуть ему потребовалось время десяти жизней. Он отстранился, свечи освещали его великолепную грудь и живот, мышцы играли на предплечье, пока он раскатывал латекс по всей своей длине. Он был большим и то, как он обхватывал его — было самым лучшим видом непристойности, что мне захотелось почувствовать то же самое — обласканной и растянутой, и наполненной им, каждую непристойную вещь.

— Ты готова? — спросил он меня, томным голосом.

— Да. А ты?

Он удерживал себя, удерживал мой взгляд.

— Я был готов к этому уже несколько месяцев. Хотя никогда на самом деле не думал, что окажусь здесь.

— Я тоже.

— Ты заслуживаешь мужчину, который будет жутко баловать тебя, — сказал он. Заниматься любовью или трахаться, или чего бы ты, не пожелала, столько, сколько тебе будет нужно. Но в этот первый раз с тобой будет совсем другой. Не могу ничего с этим поделать. Но если ты позволишь, в другой раз я буду таким, каким ты пожелаешь, я клянусь.

— Ты уже такой, — прошептала я. — Кем бы ты ни был, ты тот, кого я хочу.

Он опустился на согнутые руки, накрывая нас теплом тела. Я раздвинула ноги шире. Когда его мягкая, облаченная головка встретилась с моими губами, я ухватилась за его плечи, зафиксировав себя. Затаив дыхание, запоминая все. Каждую унцию давления, когда он проталкивался, Каждый дюйм его возбуждения, когда я приветствовала его. Каждый фунт мышц, когда его тело опустилось на мое тело.

Его глаза закрылись, когда его член скользнул в приют на всю длину.

— О, Боже.

Я чувствовала, как он неотложно пульсирует во мне. Это было более идеальным и правильным, чем я могла себе представить, когда мы соединились. Как электричество, которое я чувствовала между нашими взглядами столько много раз в Казинсе, тысячу раз. Реальность этого момента с ужасным позором накрыла все мои фантазии.

— Все, что ты желаешь испытать, — сказала я ему. — Возьми это. В этот раз это будет для тебя.

— Ты такая чертовски теплая. — Его глаза открылись. — И красивая. И мягкая. Ты все.

— Возьми меня. Возьми меня, словно у тебя День рождения — словно ты можешь получить все, что пожелаешь. — А не было ли это в каком-то смысле его Днем рождения? Возрождением, мужская сексуальность восстала из тьмы еще раз.

Выровняв дыхание, он начал двигаться. Он запоминал каждый сантиметр трения точно так же, как и я, каждое ощущение, каждое изысканное, обоюдное движение наших объединенных тел. Я жадно провела ладонями по его груди и животу.

— Ты великолепен. — Я выпивала его в золотом свете свеч, отточенного и мощного. Его член блестел каждый раз, когда он выходил из меня, скользкий от меня. Толстый от желания.

— Это то, что тебе нужно? — выдохнул он, его движения становились быстрей. Его возбуждение потемнело, а трепет затмил животный аппетит.

— Да.

— Я достаточно большой для тебя? — Он делал это жестко — полдюжины длинных, самодовольных толчков, демонстрирующих его возбуждение от основания до короны.

— Да. Ты идеальный. — Это нуждающееся существо — только для моего удовольствия.

— Это ты делаешь меня таким. Таким чертовски большим. Ты такая узкая.

— От того, что я хочу тебя.

— Да. — Он опустился, переместив вес с ладоней на локти. — Я чувствую. — И заставил почувствовать меня — как он может жестко трахаться, с легкостью из-за моей влажности. Единственное препятствие создавалось от того, какой буйной и распухшей он меня сделал, каким большим я сделала его, но не было, ни малейшего сопротивления.

Я прикасалась к его спине, рукам, бедрам, сжимала его задницу и подстрекала его толчки. Он был таким мужественным на мне, сильное тело, приросшее ко мне, мышцы пульсировали. С другим мужчиной, которого я бы не хотела так сильно, я бы чувствовала себя перегруженной, вспаханной или раздавленной. Изнасилованная его толстой, вбивающейся длиной. Но все, что я чувствовала с Эриком, это его отчаяние. Он стонал в мою шею, что-то в этом звуке говорило мне, что он пересек границу. Что он зашел слишком далеко, чтобы отступать.

— Покажи мне, Эрик.

Тогда он ответил мне глубоким ворчанием.

— Я слишком близко. Мне жаль.

— Мне нет — покажи мне, как разлетаешься на части.

— Да, — выдохнул он, приняв разрешение. — Я покажу тебе. — Казалось, его тело восстало, накрыв меня еще больше своей тенью. Его уклон стал проникновенней, а его красивое, свирепое лицо прямо над моим, в глазах пожар под этими тяжелыми веками.

— Ты такая чертовски мокрая, — отозвался он, и брал меня жестко. Я обхватила его бедра, чувствуя, как работают его мышцы.

Его предплечья натыкались на мои ребра, руки проскользнули под моей спиной. Он сплотил нас, ближе, чем могут быть два человека, крепко удерживая меня, пока его член брал то, что ему нужно.

— О-о-о. О, я кончаю. — Он распадался на части надо мной. — Я кончаю, детка.

— Хорошо.

— Черт, ты такая теплая. — Он зарыл свое лицо в изгибе моей шеи, бедра вбивались жестко и неистово.