— Что, еще и под проценты?! — прошипела я. — Ну знаете, босс, это уже слишком!

— Я же сказал: под минимальные. Поработаешь на меня бесплатно годик-другой, а там, глядишь, и свои деньги появятся.

— Я вас ненавижу, босс.

— Не понимаю, за что? Ладно, пока они там наслаждаются нашим творчеством, я схожу в кустики. А ты тут поглядывай.

Он скрылся за деревьями, а я осталась сидеть, взбешенная, около старого пня, чувствуя себя старухой у разбитого корыта. Вот она, благодарность за долгие месяцы адского труда и бессонные ночи! Неужели я все это время ошибалась в Родионе, неужели он на самом деле такой бесчувственный и бессердечный, что позволит себе обобрать меня как липку? Ладно я, мне и без денег хорошо, проживу как-нибудь, а будь на моем месте кто-то другой? Его бы инфаркт хватил…

Вдруг за деревьями в быстро наступающих сумерках что-то мелькнуло, неясное и бесшумное. Я всмотрелась и увидела, как от забора отделилась тень и медленно поползла в нашу сторону, двигаясь примерно метрах в двадцати справа от пня, как раз там, куда ушел Родион. Я похолодела: если это охранник вышел с вечерним обходом, то нам и нашей афере конец. Да еще и Родиона, чего доброго, пристрелят. Выключив диктофон, я разулась и бросилась спасать босса, прячась за деревьями и ни на мгновение не выпуская из вида едва видневшийся силуэт. Зайдя к нему со спины, я рассмотрела автомат в опущенной руке и поняла, что худшие мои опасения оправдались — это был охранник, а не праздный гуляка. Вдруг он остановился, вскинул оружие, пригнулся и начал медленно подкрадываться к зарослям молодняка, темнеющим впереди небольшой бесформенной горкой. Медлить было нельзя. Если поднимется шум — все пропало. Тремя бесшумными гигантскими прыжками настигнув его, я схватила сзади его за волосы и резко дернула голову назад. Он не успел даже вскрикнуть. Хрустнули сломанные шейные позвонки, тело обмякло, и я осторожно опустила его на землю. Босс все еще копался в молодняке, хрустел ветками и даже что-то тихонько насвистывал, видимо, радовался, что сумел обобрать меня до нитки. Процентщик несчастный! Быстро вернувшись назад, я уселась, как ни в чем не бывало, на свое место, обулась и включила диктофон. Там все еще шли помехи — наверное, просматривали по второму разу. Через десять секунд из темноты вынырнул Родион, довольный и счастливый, с улыбкой облегчения на лице.

— Ну, как у нас тут дела? — негромко спросил он, опускаясь на стульчик.

— Все еще смотрят.

— Понравилось, значит. Так вот, Мария, я ж и говорю, что если будет острая нужда в деньгах, то мы с Валюшей тебе всегда поможем. В конце концов, не чужие же люди, правильно. В Америке вон все в кредит живут — и ничего. Будешь брать у нас на сигареты и колготки или еще на что, а мы будем записывать в специальную книгу. Потом, если еще заработаем, отдашь.

— Как только закончим это дело, я напишу заявление, — твердо заявила я. — С меня довольно, ухожу на пенсию.

— Ты серьезно? Ой, подожди, кажется, антракт закончился.

Он чуть прибавил громкость. Говорил Трубин. Судя по интонации, Петр Фомич был очень зол.

— Это не бомба, Ваня, это почище, чем Чернобыль. Нужно немедленно заплатить этому Худому и выкупить оригиналы. Слышишь, Ваня: немедленно. Пока ты не принесешь мне все микроскопические пленки с полной записью, я не усну. Сколько, говоришь, он хочет?

— Триста тысяч. Ярый утверждает, что именно эта сумма поможет заткнуть ему рот.

— Ярый утверждает… — проворчал Петро. — Много он понимает, твой Ярый. Ладно, дам я тебе денег, но учти: если, не дай Бог, что-то пойдет не так — лучше убей себя сам. Шилова пока тревожить не будем. Сейчас мой помощник войдет в Интернет и оставит сообщение, что Толстяк согласен. Правильно?

— Судя по записке — все так и должно быть.

— И когда ждать ответ?

— А хрен его знает. В Интернете он вряд ли отвечать будет — там его можно по адресу электронной почты вычислить, значит, найдет какой-то другой способ. Уверен, что ответ мы получим еще до полуночи — он очень торопится, этот гад.

— Естественно, торопится. Имей я на руках такое, тоже бы спешил. И все-таки, Ваня, ты меня очень огорчил. Иди вниз, там кабинет помощника, Виктор его зовут, объясни ему все, что нужно. Да не перепутай ничего, Толстяк…

Колесников поднялся и, сопя, удалился.

— Ну что, Ярый, кончилась малина, а? — снова заговорил Трубин. — Не на ту карту поставил, голуба, не на ту.

— Да я уж и сам все понял, — испуганно пролепетал урка. — Но ведь выбора особого не было.

— Раньше не было — скоро может появиться, — усмехнулся Трубин. — Хочешь на меня работать? У тебя опыт есть, голова вроде тоже. Пригодишься…

— Да я с удовольствием! — обрадовался Ярый. — Только прикажи, Петро, что хочешь сделаю.

— Сделаешь, куда денешься, — жестко проговорил Трубин. — Как только пленки будут у меня, уберешь этого жирного ублюдка.

— Ваню-то? — без малейшего удивления переспросил урка. — Легко. Тело уничтожить?

— Да, чтобы и запаха его смердящего на этой земле не осталось. А потом я посмотрю, как с тобой быть. Если будешь служить верой и правдой — оставлю, нет — уберу. Ну, ты сам все понимаешь.

— Конечно, хозяин. Но я буду служить, не сомневайтесь.

— А с этими пленочками я генерала в один миг со света сживу. Он у меня и дня на службе не останется, а без своих погон и должности ему в организации места нет. Правильно говорю?

— Это точно! — радостно подтвердил Ярый. — Хозяин должен быть один — это ж ясно как день.

— А ты и вправду башковитый, — подобрел Трубин. — Мне такие нужны. Кстати, та девчонка, что со мной на даче была, ее уже никак найти нельзя? — В его голосе вдруг послышались грустные нотки.

— Теперь уже нет. Лысун с архивом сгинул, а их адреса знал лишь он один. Что, приглянулась девка?

— Есть немного. Зацепила она меня, стерва. Ладно, забудем. Разбирайся быстрее с Толстяком и приходи. После смерти Завряжного много незавершенных дел осталось, так что работы на всех хватит. Скоро я один займу его место и буду властвовать не хуже, чем он. Не то что Москву — всю Россию к рукам приберу…

Послышались шаги, вернулся Ван Ваныч. Сел, тяжело отдуваясь после подъема по лестнице, и просипел:

— Все, сообщение ушло. Теперь нужно ждать.

— Только не здесь, Ваня, — строго проговорил Трубин. — Он на тебя выходил, значит, езжай домой и там жди. Загляни на всякий случай в почтовый ящик — вдруг там уже ответ лежит. У тебя, кстати, какая квартира, а то я подзабыл?

— Сорок восьмая. В гости собираешься?

— А что, не пустишь? — Трубин усмехнулся.

— Конечно, пущу, какой разговор.

— Ну вот и договорились. Отправляйтесь.

— А деньги?

Трубин тяжело вздохнул и удалился, ничего не сказав. Через пару минут вернулся.

— Держи, здесь ровно триста тысяч. За каждую копейку головой отвечаешь.

— Да не волнуйся, Петро. Если тот Худой свои обещания выполнит, то я уж не подкачаю.

— И не вздумай с ним играть, а то еще испугается и в Останкино побежит.

— Что ж я, совсем без мозгов, что ли? — обиделся толстяк. — Мне еще жить хочется. Правильно, Ярый?

— А кому не хочется, — хмыкнул тот.

— Вот и я о том же. Так что, все сделаю, Петро, в лучшем виде. Все, мы отчаливаем. Кассету себе оставишь?

— А тебе она зачем? Порнухи не насмотрелся? Или меня шантажировать собрался?

— Да нет, я просто спросил, — стушевался Ван Ваныч.

— Смотри мне. Ладно, ступайте с Богом…

Глава 13

Пока я на бешеной скорости, чтобы опередить «Сааб», гнала джип в Москву, босс писал на листке из блокнота записку для Толстяка. Идея подбросить ее в почтовый ящик понравилась нам обоим, и мы решили ею воспользоваться — грех отказываться от бесплатного «угощения». Уже на подъезде к Кутузовскому, Родион закончил писать и зачитал мне вслух то, что получилось:

— «Толстяк. Завтра ровно в четыре утра один спуститесь во двор вместе с деньгами и сядете в такси, которое будет вас там ждать. Вас отвезут за пленками. Человек за рулем — постороннее лицо, он ничего не знает, кроме места, куда ему нужно вас привезти. Если вздумаете шутить — пеняйте на себя. Сделка, с моей стороны, будет честной. Мне нужны только деньги. ЧЕТЫРЕСТА ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ. Худой».