Лицо Лысого внезапно осунулось, глаза поблекли, он уронил голову и забормотал:

— Проклятье… Все рушится, весь мир идет прахом… Это конец света… Я знал… — Он поднял голову, в глазах была пустота. — В моей комнате, в стене, за батареей под окном. И провалитесь вы все пропадом…

Кроме архива, мы обнаружили в квартире Шурину аппаратуру и все остальное похищенное у него добро. Шура был счастлив.

Глава 9

В замурованном в стену сейфе оказалось ни больше ни меньше, как тридцать четыре досье на девушек-наложниц. С постыдными фотографиями, точными адресами и телефонами, данными о родителях, работе, любовниках и так далее. Был также журнал, где все они были сгруппированы по цвету волос, росту и вредным привычкам: курит — не курит, пьет — не пьет. Все девушки были очень привлекательными. Я не позволила боссу с Шурой разглядывать фотографии, а уложила все добро в большую сумку, найденную там же, в квартире Лысого, принесла домой и уселась за телефон. Первым делом я позвонила Ирине. Она сама сняла трубку и бесцветным голосом спросила:

— Кто говорит?

— Картина еще не готова? — назвала я пароль.

После небольшой паузы и тяжкого вздоха она нехотя ответила:

— Готова. Во сколько?

— Не торопись, Иришка, это я, Мария.

— О Господи! — облегченно выдохнула она. — А у меня уже матка опустилась. Как ты там?

— Нормально. Можешь приехать за своими фотками, когда захочешь.

— То есть? — Ее голос сорвался.

— Мы только что взяли Лысого и всю его банду. Весь архив лежит у меня дома. Сейчас буду обзванивать всех и успокаивать. Ты рада?

Ирина молчала.

— Эй, ты чего? — спросила я.

В трубке послышались всхлипывания, которые очень быстро переросли в громкие рыдания. Ирина ревела белугой, не стесняясь и не скрывая своих чувств, у меня внутри тоже что-то дрогнуло, оборвалось, к горлу подкатил комок, и через секунду мы ревели уже с ней вдвоем, то ли от счастья, то ли от воспоминаний о пережитом. Мне, конечно, было легче, чем ей, я только один раз побывала на вызове, а Ира работала на Лысого уже второй год и уже давно потеряла надежду на избавление.

После нее я начала обзванивать всех подряд. Как ни странно, на работе или дома, но девушки сразу брали трубку, покорно выслушивали пароль и обреченными голосами произносили проклятое слово «готова». Что стояло за этим словом у каждой из них, мне было неведомо, да и не вынесла бы я одна всей этой тяжести, если бы они начали рассказывать о том, что пришлось пережить им за время рабства — слишком уж это было страшно и неприглядно. Всех их, как выяснилось, заранее выслеживали и просто похищали на улице средь бела дня… Идет девушка по безлюдному тротуару, подъезжает машина, открываются двери, выскакивают двое амбалов, хватают бедняжку и запихивают в машину, которая мгновенно срывается с места и исчезает за ближайшим углом. Дальше все развивалось по накатанному плану: фотосъемки, шантаж, бесплатная работа девушкой по вызову. Так у нас в России урки «сажают» порядочных женщин на проституцию. И ничего мы, женщины, не можем противопоставить этому произволу, некому нас защитить и обезопасить от таких ублюдков, каким был и до самой смерти, наверное, останется Лысун и ему подобные. Единственное, что могло спасти этих девушек, так это правда. Лучше было один раз переступить через себя, признаться кому-нибудь в постыдной съемке, зато потом чувствовать себя свободной. Ибо такова жалкая природа уголовников: пока мы их боимся — они на коне, но стоит показать им зубы, и они теряются. Или убивают, если их больше…

На следующий день мы сидели с боссом в офисе и сочиняли анонимное письмо для Иван Иваныча Колесникова. Родион попросил своих знакомых с Петровки, чтобы информация о вчерашнем аресте пока не просачивалась в прессу, поэтому мы были уверены, что толстяк еще ничего не знает о постигшем Лысуна «несчастье». Босс уже смонтировал небольшой фрагмент фильма для демонстрации и переписал его на обычную бытовую видеокассету. Оригиналы отнес в подземный бункер и зарыл почти так же глубоко, как Иван Грозный свою библиотеку. Даже я не знала, куда он их спрятал. Как он пояснил, это делалось для моей же безопасности. Как только бандиты узнают, что в наше распоряжение попали подобные взрывоопасные материалы, они вместе с подчиненными уличенного генерала из МВД начнут рыть землю в поисках источника компромата и не успокоятся, пока не найдут. Если, конечно, их не посадят раньше. Поэтому нам нужна была конспирация, конспирация и еще раз конспирация. Ни одна живая душа, кроме нас троих, не должна была знать, что мы как-то причастны к этому. Если хоть кто-то пронюхает, что-то заподозрит — нам конец. С нами даже разбираться не станут, а просто придут и перестреляют. Это ведь мы, простые люди, смертны, а мафия, она, как и везде, бессмертна. По крайней мере пытается таковой быть. Шура, предупрежденный Родионом о возможных последствиях, безвылазно сидел дома и ждал, когда мы выколотим деньги и отсыплем ему его честно заработанную долю.

— Ну, прочти еще раз, — попросил Родион, когда я приписала к имеющемуся тексту всего лишь точку.

— С удовольствием. «Уважаемый Иван Иваныч. Исходя из имеющихся у нас сведений, мы предполагаем, что вы и ваши друзья обладаете достаточным запасом наличных средств в американских долларах, чтобы поделиться ими с ближним. Мы с удовольствием примем от вас в качестве безвозмездного дара пару-тройку сотен тысяч долларов. А чтобы у вас не возникло сомнений в бескорыстности наших намерений, высылаем вам также видеокассету. Просмотрите ее на досуге и подумайте, что будет, если эта запись попадет в прессу. Мы готовы обменять оригинал на вышеуказанную ничтожную сумму. Если вы согласны, то зайдите сегодня же вечером в Интернет, на страничку бесплатных объявлений по адресу такому-то и оставьте сообщение с подписью Толстяк. Дальнейшие инструкции получите позже. Желаем удачи в благих начинаниях. Худой».

— По-моему, вышло неплохо, как думаешь? — Родион откинулся в кресле и мечтательно закатил глаза. — Две сотни тысяч баксов, конечно, не спасут русскую демократию, но, во всяком случае, и не помешают. Мы сможем до конца лета закрыть контору и готовиться к рождению моего сына. Я куплю ему шикарную коляску с электродвигателем, подогревом, автоматической качалкой, и все это на дистанционном управлении. Представляешь, сижу я на балконе с пультом в руках, курю трубку, а сын сам прогуливается в коляске по двору… Красота!

— Не делите шкуру неубитого медведя, босс. Денег нам еще никто не дал. Лучше скажите, как будем отправлять письмо?

— Мы его запечатаем вместе с кассетой в конверт, подпишем, и ты отнесешь его на проходную в Министерство топлива и энергетики. Там его сразу же доставят к нему в кабинет. Все легко и просто.

— А если меня запомнит охрана?

— Ты наденешь темный парик, очки, и пусть запоминают хоть до посинения. Назовешься курьером из соседнего министерства — это обычная практика. Кстати, вот здесь, — он помахал кассетой, — внутри находится «жучок». Я разобрал кассету и прикрепил его внутри.

— И она после этого работает? — с сомнением спросила я.

— Как новенькая. — Его глаза задорно блеснули из-под очков. — Так что мы поедем вместе, припаркуем джип около министерства и постараемся подслушать все, что будут говорить эти товарищи после того, как просмотрят наш фильм. Мне бы чертовски не хотелось пропустить эту часть разыгрываемого мной спектакля.

— Гениально, босс, но, по-моему, очень рискованно.

— Кто не рискует, — проворчал он, насупившись, — у того дети не ездят в колясках с дистанционным управлением.

— Вам, конечно, виднее, но любопытство погубило кошку.

Я вздохнула и, взяв письмо с «заминированной» кассетой, пошла запечатывать все это в конверт. На душе у меня скребли кошки…

Глава 10

Здание нужного нам министерства находилось в самом центре Москвы, в Китайгородском проезде. Пристроив джип метрах в двухстах от центрального входа, я оставила Родиона разбираться с подслушивающей аппаратурой, а сама, в белом брючном костюме, черном парике и модных темных очках, выпорхнула на залитый солнцем тротуар и изящной походкой направилась к подъезду, держа под мышкой пакет с бомбой для министра. Несмотря на то, что босс всю дорогу убеждал меня, что ничего страшного со мной не произойдет, потому что произойти не может, я почему-то волновалась, чувствуя в коленях неприятную слабость. Войдя в дверь, увидела внутри двоих милиционеров, и мне стало совсем плохо. Двое бугаев с автоматами наперевес смотрели на меня исподлобья, почти враждебно, словно уже все знали и дожидались, чтобы арестовать за шантаж высокопоставленного чиновника на рабочем месте. Пересилив себя, я мило улыбнулась и пропела: