Да, цепочки, замки, девушки. Надо искать Наташу. Но сначала надо обезопаситься, чтобы никто вслед за нами не впёрся.
Владимир быстро показал Женьке где у двустволки предохранитель; спросил Лерыча:
— Калитку закрыл? А тот, второй? Где он?
— Ага, закрыл! На засовчик. А этот — это ж Хохлатый, помогальник Артура. Он ебанутый на всю голову вообще-то. Был. Вы ж ево завалили наглушняк! Там и валяется, чо.
— Так не пойдёт! — не согласился с такой расстановкой Владимир, — Нечего ему там, на улице, валяться — мало ли что! Джонни, или с Лерычем, затащите его в ограду — нечего на виду у всей улицы лежать. Потом закрой калитку сам, надёжно. Я пока тут огляжусь…
Женька беспрекословно двинулся с Лерычем выполнять поручение, — судя по всему, после столь успешной операции по штурму дома, авторитет Владимира в его глазах существенно укрепился.
— Дай ружжо-то! — уже в дверях обратился Лерыч к Женьке, — У тя ж пекаль есть; ружжо дай мне!
— Перебьёшься! — одёрнул его Женька, забрасывая ружьё на ремне за спину, — Не заработал. Вон, с той дурой общайся. — кивнув на самоделку.
Пока Женька с Лерычем выполняли его поручение, Владимир ещё раз прошёлся по первому этажу, осмотрелся.
На первом этаже была и кухня, с электроплитой и холодильником, явно работающим. Порядок в кухне показывал наличие явно женской руки.
Запертая дверь по соседству с биллиардной была по-прежнему закрыта, и, как он и оставил её, подпёрта шваброй. Из-за двери не раздавалось ни звука.
Ещё дверь вела в подсобные помещения: там перемигивалась лампочками судя по всему система отопления, негромко шумел мультитопливный котёл; глухо, где-то под полом, стучал генератор. Интересно. Значит подвал есть; вот только не видно лаза. Ну, конечно, должен быть подвал, а как же! Ну ничего, найдём; а скорее всего так и сам покажет!
Была кладовая, не очень богатая, скорее всего, так — расходная, на каждый день; в ней — начатый мешок муки, ящик с тушёнкой, россыпь пачек печенья, ещё какие-то коробки, ящики, пятилитровая бутыль с растительным маслом, распечатанная коробка с вином… ничего себе живут сутенёры! Входа в подвал и там не было. А что ж у него и гаража нет, машины на улице? Недосмотр, да. Впрочем, там же большой, кажется, сарай за домом; Лерыч говорил, да и сам мельком видел — может быть это и есть гараж.
Вернувшись обратно в холл, Владимир взглянул на Артурчика, — тот по прежнему сидел у батареи, — ну куда б он делся, если б только порвав мочки ушей… Вот ведь, действительно, — форменный Чебурашка. Потихоньку приходит в себя, под глазами наливаются синяки. Нет, надо будет его, конечно, понадёжней обездвижить, но пока сойдёт и так. Кстати, надо будет решить, что с ним дальше делать; с ним, — и с домом. Хороший дом. Мелькнула даже мысль, — а не перебраться ли сюда вообще, всем, из Норы? Мелькнула и пропала, отогнал эту мысль — нет, пример того, что случилось с коттеджем Виталия Леонидовича слишком показательный; а ведь там оборона была поставлена не в пример надёжней. И простреливаемая зона, и вообще. А тут — все рядом, всё тесно. Всё в черте города. Нет, это только дело времени — защемят тут всех, найдутся специалисты… Да. Собственно, мы сами, возможно, этому начало и положили!
Заглянул в гардеробную — там, на стене, действительно на крючке висел целый пучок тоненьких, но прочных цепочек с замочками с торчащими в них ключиками. Вот ведь сволочь, работорговец!..
Вернулись с улицы Женька с Лерычем.
— Слышь, Билли, там, в сарае, кто-то ржёт! — поведал ему Женька, а Лерыч подтвердил кивком.
— Кто там может ржать? — удивился Владимир.
— Билли, ну ты даёшь! — деланно изумился Женька, — Ржут — лошади! Иногда — люди как лошади; но вообще…
— Жень, не балаболь. Точно не показалось?
— Не, ты чо! Реально. Там, во дворе три машины: Гелик, мерс, и фольксваген-фургон. Прикинь — живёт, падла!.. Мы, когда к сараю подошли, оно сначала молчало; а потом нас услышало — и заржало. Тихонько так. Только там сарай заперт. — поведал Женька, — Надо ключи поискать… где-то же здесь должны быть! Мне, бля, интересно — что за фигня?!
— Не надо искать, время терять, — он нам сейчас всё сам скажет! — решил Владимир, заметив, что «Чебурашка» окончательно, кажется, пришёл в себя, — И про сарай, и про машины — чьи; и вон про ту запертую дверь; а главное — где Наташа! То есть — где подвал. Сейчас — всё скажет!..
— Та дверь-та? — перебил Лерыч, — Так это я знаю чья! Это Лариска там живёт, её комната, с пацанёнком!
— Что за Лариска?
— Она типа хозяйка тут, ну, типа домоуправительница. — пояснил Лерыч, — Не, не жена. И не подруга, хы. Хотя он, Артурчик-то, её временами и шпилит, хы-хы; он сам, хоть и пидор, но это… как его… а, вспомнил! — он «би». То есть с бабами тоже может. А Лариска — она сама «из бывших», ну, из «Наташек» его; только она уже в возрасте, дитёнка завела, ну, эта, форму потеряла; потом, опять же, сейчас молодых-новых хоть завались желающих… Ну, он её выгнать сперва хотел; потом сюда, хозяйствовать, приспособил. Она и пашет; а чо. У ней же пацанёнок. Вот из-за него и старается. А так она — прислуга, что ли…
Лерыч, под взглядами Владимира и Женьки, подошёл к запертой двери, поколотил в неё кулаком, и крикнул:
— Лариска! Открывай! Это я, Лерыч, помнишь? Открывай! Артурчик твой — кончился, слышь!
И в самом деле, из-за двери что-то невнятно, слышно только Лерычу, ответил женский голос.
Он выслушал, и транслировал сказанное Владимиру и Женьке:
— Грит, что не откроет. Грит, что «ребёнок у ней»! — хы, чтоб «оставили её в покое».
— Открывай, дура, а то ща дверь сломаю! — пригрозил он ей. Опять она что-то ответила; а Лерыч, отойдя от двери, заозирался:
— Вот падла, не хочет открывать! Надо где-то ключи от сарая найти. Тама топор, лом…
— Оставь, Лерыч! — скомандовал разошедшемуся бомжу Владимир, — Нам она не мешает. Насчёт ключей и остального нам сейчас Артур сам всё скажет.
Допрос Артурчика-Эдички был короток и жесток, — но действенен. Владимир с некоторых пор совершенно избавился от прежних «гуманистических» комплексов, и действовал жёстко, даже жестоко, но эффективно. Сначала он, присев на корточки перед «Чебурашкой», и поймав его взгляд, просто задал вопросы: где вход в подвал, где находятся девушки, где ключи от сарая и от машин.
По злому взгляду Артурчика было видно, что он уже вполне в сознании, и вопросы понял; но, вместо ответов, он лишь злобно процедил:
— Уши отцепили, на. Быстро, на! Вы, на, не поняли ещё, с кем связались! Я вас, на…
Женька лишь хмыкнул; а Лерыч вызверился:
— Нихера ж себе, падло дырявое, нюх потерял; грозится ещё!.. Да ты…
Не обращая внимание на перепалку, на распинающегося Лерыча, Владимир просто присел на корточки рядом с Артурчиком, поймал его за руку, стиснул левой рукой кисть возле запястья, а правой ухватил его средний палец и с хрустом выломал его, свернув палец к тыльной стороне ладони…
Артурчик завопил так, что на секунды у них заложило уши. Владимир отпустил его руку; теперь на его правой кисти средний палец нелепо торчал вверх, как никогда не бывает у живых здоровых людей.
Женька поморщился, но ничего не сказал. Артурчик орал не переставая; Лерыч даже опасливо оглянулся на дверь, и к чему-то заверил:
— Не, никто не услышит! Тут, эта, стеклопакеты и ставни ещё, хоть заорись…
Да, собственно, было и наплевать, — если ночная улица не отреагировал на выстрелы, то уж на крики и подавно никто не прибежит, кончились те времена, если они, когда и были тут. Больше только бояться будут, крепче запрутся.
Владимир вновь ухватил орущего Артурчика за ту же руку и сообщил ему в промежутке между воплями, что сейчас сломает ему следующий палец, потом ещё и ещё, «пока у тебя, сволочь, все пальцы не будут торчать так, как этот!»
Такой метод допроса был ему самому неприятен, непривычен; но душа его уже покрылась коркой, коростой; он уже не был тем маленьким Володей, когда, было такое, плача прибежал к ещё тогда живой маме, и, рыдая, рассказал ей, как «там мальчишки из рогатки воробья убили!» и «он лежит такой, у него вся грудка разворочена!» Он стал другим, совсем другим…