Шеренги же карфагенян постоянно пополнялись свежими воинами из задних рядов, которые продолжали работать словно мясники, пока их товарищи по оружию отдыхали в тылу.

Гибель римского войска была неминуема. Спастись удалось немногим. В их числе оказался и консул-неудачник Теренций Варрон.

На поле боя полегли консул Павел Эмилий, консулы прошлых лет Гней Сервилий и Марк Минунций, около восьмидесяти сенаторов.

Общее количество погибших римлян и их союзников превышало семьдесят тысяч человек. Такого страшного поражения римская история еще не знала.

Потери карфагенян составили не более шести тысяч – в основном галлы. Но самое главное, что потерял Рим в этой кошмарной мясорубке – веру союзников в его могущество. Многие племена и города средней и южной Италии отшатнулись от покачнувшегося исполина, и на долгие годы на страну опустилась мгла.

Карфагеняне начали осаду Нолы – города, союзного Риму. Они вели себя достаточно пассивно: не использовали осадных орудий, не строили защитных укреплений – просто взяли крепостные стены в кольцо.

Ганнибал вел тайные переговоры с городскими низами, недовольными Римом, и был в полной уверенности, что скоро перед ним откроют городские ворота.

Римлянам не удалось одержать ни одной серьезной победы в Италии, поэтому карфагеняне были спокойны и не хотели напрасного кровопролития. Вместо солдат воевали дипломаты – своим оружием, разумеется. Италийцев упорно убеждали в том, что Ганнибал воюет не с ними, а с Римом.

Многие союзнические города сдались без боя, надеясь на окончательное избавление от римского господства. Теперь, как считал Ганнибал, настала очередь Нолы. Однако дело осложнялось тем, что в осажденном городе находился бывший римский консул Клавдий Марцелл, победитель инсубров - самого свирепого племени италийских галлов, у которого под началом имелось два легиона и союзнические войска.

Марцелл, умудренный годами политик, быстро выявил тех городских бунтарей, кто имел сношения с пунийцами, но не стал принимать жестоких мер: напротив, он обласкал их главарей, наградил деньгами и велел допускать к себе в любое время.

Агенты Ганнибала доносили: римляне готовятся к открытому сражению, и чернь поддержит карфагенян, напав на обоз Марцелла, оставшийся в городе.

Но это было ложью. Карфагенский полководец не знал всей правды.

Сделав вид, что переговоры зашли в тупик, Ганнибал велел выстроить армию перед лагерем, не приближаясь к городским стенам, как бы призывая Марцелла вывести легионы.

Но тщетно – римляне не выходили.

Прошло три дня. Каждое утро пунийцы строились в боевые порядки, а вечером отправлялись обратно в лагерь.

Терпение Ганнибала иссякло, и он отдал приказ к штурму города. Взревели трубы. Из лагеря понесли лестницы, стали выдвигаться осадные машины. Карфагенская пехота подтягивалась к стенам под прикрытием лучников.

Внезапно большие центральные ворота распахнулись, и легионеры быстрым шагом выступили из города, сметая осаждавших. Не готовые к такому развитию событий, растерянные карфагеняне были вынуждены принять бой, в котором римляне сразу получили преимущество.

Со стороны главных ворот осадой города руководил Ганнон Бомилькар. Увидев, что сражение разворачивается неблагоприятно для пунийцев, он крикнул стоявшему рядом Адербалу:

– Бери нумидийцев и ударь по правому флангу римлян!..

Адербал, послушно кивнув, вскочил в седло и понесся к своему отряду. Он слышал, как Ганнон отдавал распоряжения остальным командирам, надеясь как-то выровнять ситуацию, но мыслями молодой карфагенянин были уже в сражении.

Едва услышав приказ, его люди сорвались с места и поскакали в сторону правого фланга легионеров.

Тем временем, другой отряд под командованием Исалки, знатного нумидийца из рода, который испокон веков соперничал с родом Батия, атаковал левый фланг римлян.

Адербал мчался впереди своего отряда на низкорослом, но быстроногом коне. Он осадил его в двадцати шагах от легионеров, успевших сомкнуть щиты, и изо всех сил метнул тяжелый дротик.

Боковым зрением Адербал увидел Хирама, тоже делающего замах.

– Ур-рр!.. – закричал тот, и два дротика, описав крутую траекторию, опустились в самую гущу воинов противника.

Это стало сигналом к действию: со всех сторон раздались воинственные кличи карфагенян, и несколько сотен дротиков посыпались на головы легионеров.

Послышались крики раненных и умирающих римлян. Из-за первых рядов легионеров начали выскакивать застрельщики - велиты, на ходу готовясь к атаке.

– Уходим!.. – воскликнул Адербал, и его люди, развернув коней, ринулись в обратную сторону.

Отойдя на безопасное расстояние, они потратили несколько мгновений, ожидая, пока велиты не израсходуют свой запас дротиков практически впустую, и тут же повторили свою стремительную атаку.

Так продолжалось несколько раз подряд. Легионеры вынуждены были ослабить напор. Но ненадолго. Одновременно открылось еще двое городских ворот, и на помощь римлянам вылетела конница союзников. Теперь уже они атаковали фланги карфагенян.

Адербал заметил слишком поздно, что его отряд оказался практически в кольце: впереди – легионеры, сзади – вражеские всадники. Выхватив из-за пояса небольшой нумидийский рожок, он протрубил сигнал тревоги, и его солдаты успели занять круговую оборону.

Отбиваясь от окружавших врагов, они израсходовали все дротики, копья, стрелы и схватились за мечи, сойдясь в рукопашной схватке.

Нумидийцы дрались как бешеные, но хладнокровия римлян, так же, как их строя, ничто не могло нарушить.

Адербал видел гибель своих лучших воинов. Его отчаянию не было предела – ведь он ничем не мог им помочь им.

Адербал бился плечом к плечу с Батием и Хирамом, пытаясь расчистить дорогу к спасению. Понимая, что через строй манипул им не пробиться, они нащупали слабое место в боевом порядке эскадрона римских союзников – скорее всего, новобранцев – и направили туда всю свою злость.

На секунду показалось, что они уже вырвались из гибельного кольца, но тут легат Валерий Флакк направил в гущу сражения свежих конников – на этот раз римских ветеранов. Они-то и решили исход боя.

Нумидийцев теснили все сильнее. И вот легионеры из передней шеренги дружно метнули в них копья.

– Берегись, Хирам!.. – завопил Адербал.

Но было поздно. Он увидел, как пилум воткнулся в правое плечо его названного брата, выбив Хирама из седла прямо под ноги сражающимся.

Успев увернуться от меча какого-то италийца огромного роста, укрытого синим шестиугольным кавалерийским щитом, Адербал, ловко поднырнул вправо и широким замахом отрубил противнику незащищенную левую ногу выше колена. Его острый как бритва меч рассек толстые кожаные штаны всадника, мясо, кость, и вонзился в бок рослого рысака, с диким ржанием вставшего на дыбы. Дико закричавший от боли римлянин сильно дернул поводья, и его конь опрокинулся на спину, подмяв под себя искалеченного седока.

– Ур-рр!.. – завизжал от восторга Адербал, но, обернувшись, увидел, как сползает с коня, обливаясь кровью, оглушенный ударом в голову Батий. Адербалу захотелось кричать от бессилия. Он был готов погибнуть, но спасти названного отца. Внезапно конь под ним словно взбесился – возможно, от боли, вызванной неглубокой раной в боку, – рванулся вперед и, несмотря на свой маленький рост, пробил ряды римлян, вынося наездника из боя.

С трудом успокоив своего верного друга, Адербал заметил, что его левая рука сильно кровоточит. Правая нога начала неметь – возможно, он сломал ее. Впрочем, это заботило его сейчас меньше всего. Адербалу захотелось броситься обратно, чтобы вызволить своих нумидийских братьев из страшной ловушки. Но в этот момент затрубили трубы, призывая карфагенян к отступлению. Подчинившись приказу, оставив на поле боя убитых и раненых, солдаты отошли к лагерю, а римляне вернулись в город.