***

Оказаться снова в Калифорнии с родителями было чудесно, но я очень сильно скучала по Эвану. Каждый раз, когда боль становилась невыносимой, я напоминала себе, что у меня была веская причина, чтобы уехать. Ради него самого. Ради моих родителей. И даже ради самой себя, потому что наконец-то я могла что-то сделать для них, пусть они и не осознавали, на какую жертву мне пришлось пойти.

Но так как хоронить себя заживо я не собиралась, я набралась мужества и, усадив родителей рядом, объявила, что не собираюсь работать в Вашингтоне.

— Сама работа чудесная, — говорила я, — и я не жалею ни о своей степени, ни о потраченном на учебу времени. Но это не мое.

— Тогда зачем... — начала было мама, но отец нежно попросил ее умолкнуть, накрыв ее руку своей.

— Я всегда считал, что политика больше привлекала твою сестру, — начал он. Он говорил ровным тоном, но я видела понимание на его лице, и думала, что, наверное, впервые осознала, насколько хорошо мой отец подходил для работы в сфере политики.

— Ей это нравилось, — согласилась я.— Мне тоже нравится, это интересно. Но я не люблю это всей душой, папа. Не так, как ты или Грейс.

Он медленно кивнул.

— А что ты любишь?

Я не колебалась ни секунды.

— Искусство.

— Мне не следовало даже спрашивать. — Отец наклонил голову и улыбнулся.

— Ты родилась с альбомом в руке.

— Плохо только, что мой лучший шедевр — это палка-палка-огуречик.

— Не говори ерунды, — засмеялась мама. — Ты очень талантлива.

Я засмеялась и обняла ее.

— Нисколько, мам, но я умею разглядеть талант. Может, когда-нибудь я буду управлять галереей. Или стану реставратором. Не знаю. Честно говоря, я даже не знаю, каков будет мой выбор. Но я планирую вернуться к учебе и выяснить это. — Я сморщила носик в ожидании их отговорок.

Мама высказалась первая.

— Я поговорю с Кэндес утром. Ты же помнишь ее? Она два года проходила стажировку в Лувре. Если кто и знает лучшие художественные колледжи, так это она.

Я попыталась сказать хоть что-то, но слезы помешали мне. Я просто улыбалась, как идиотка и смотрела на отца. Он покачал головой с притворным сожалением.

— Боюсь, на Капитолийском холме мне спасибо не скажут. Конгрессмену Уинслоу вряд ли еще повезет с такой помощницей, как ты.

Я кинулась ему на шею и крепко обняла.

Впервые за восемь лет я почувствовала, что родители видят меня и находятся со мной, а не просто реализуют через меня свои ожидания и мечты о Грэйс.

— Ты собираешься вернуться в Чикаго? — поинтересовалась мама спустя несколько дней, когда мы прогуливались по галереям Ла Джолья. — Насколько мне известно, там есть несколько отличных программ.

— Да, есть, — ответила я. — Но не думаю, что хочу жить в городе, в котором постоянно находится Кевин.

Мама удивленно приподняла брови.

— Тот самый молодой агент ФБР, с которым тебя познакомил отец?

— Не стоит говорить об этом папе, мам, но этот парень — полный придурок.

— В самом деле? Или ты просто встретила кого-то еще?

Я скорчила рожицу.

— Был один парень. Ничего не вышло.

— Почему? — поинтересовалась мама, и я мысленно обругала себя за то, что вообще завела об этом разговор.

— Да куча всего.

— Не хочешь рассказать мне?

— Нет, — покачала я головой.

Мы пошли дальше молча.

— Ты любила его? — ей, видимо, было действительно интересно.

Я хотела соврать, но не могла поступить так по отношению к Эвану. Даже если нам не суждено быть вместе, я не могу лгать о том, что чувствую по отношению к нему.

— Да, — сказала я.— Я люблю его.

Она посмотрела на меня краем глаза, и я ожидала, что она сейчас ударится в пространные рассуждения, которыми матери любят делиться с дочерями. Вместо этого она произнесла:

— Твой отец не был первым мужчиной, которого я полюбила.

— Не был? А кто? Кого ты любила до него?

Намек на улыбку появился на ее губах.

— Это не имеет значения. Но он был дерзким и просто невероятным. Рядом с ним я чувствовала, что могу все. Знала, что пока я с ним, то возможно все.

— Мне знакомо это чувство, — сказала я. Эван был той самой составляющей, что делала меня целой, полноценной. Той самой силой, что заставляла меня чувствовать себя живой. И, теперь я это знала точно, я была тем же самым для него. — А с отцом ты чувствуешь это?

— Я очень люблю твоего отца, но это более умеренное чувство. Между нами, скорее, партнерство. И в этом нет ничего плохого, Энджи. Вот если бы можно было сочетать в браке страсть и партнерство… — Она прервалась на полуслове, словно сожалея о минутной слабости. — Матерям не следует говорить такие вещи. Я просто хочу, чтобы у тебя было все самое лучшее в этой жизни.

— Так почему же ты не вышла за него? За того первого мужчину?

— Он этого не хотел. Вернее, он не смог бы мне это предложить.

— Но почему?

— Он был замешан в некоторых преступных махинациях. Он считал, что такая жизнь не для меня.

Я остановилась как вкопанная, и уставилась в окно галереи, чтобы она не видела моего лица. Джен. Вот почему на тех фотографиях в альбомах они позировали вдвоем, без отца. Потому что тогда моего отца просто-напросто не было в ее планах.

— И ты согласилась? — спросила я тихо.

— Я запрещаю себе думать об этом. — Она старалась быть убедительной, но я не поверила ей. — Он считал, что уберегает меня от сложностей. Что приносит огромную жертву, чтобы защитить меня. Но на самом деле он причинил боль нам обоим. И думаю, он всегда сожалел, что ушел и оставил меня.

Я почувствовала пустоту внутри.

— Откуда ты знаешь?

— Когда мы встретились несколько лет спустя, он говорил… — Она махнула рукой, словно отгоняя слова. — Впрочем, это не важно. Мне теперь никогда не узнать наверняка.

«Но я знала это точно», — подумала я. Вот почему он хранил те фотографии. И то, что он говорил мне много лет назад? Что Сара особенная.

Да, она именно особенная. И хотя я безумно любила своего отца, мне было невероятно жаль мою мать и моего дядю, которые так и не смогли жить вместе и разделить свою любовь друг с другом.

Я изо всех сил старалась не думать об Эване и о жертве, которую я принесла ради него. Без его согласия и одобрения. Жертву, о которой, как я с ужасом понимала сейчас, обязательно пожалею. Но другого выхода я не видела ни тогда, ни сейчас. Я не могла бросить отца или Эвана на съедение волкам. Потому что Кевин все время был бы начеку и при малейшей оплошности всей сворой своих агентов накинулся бы на двух мужчин, которых я любила больше всех в своей жизни.

Все оставшееся время нашего похода по магазинам я старалась сохранять бодрое настроение. И когда мы вернулись домой, нагруженные пакетами, то смеялись до упаду над нелепыми нарядами, которые примеряли в магазинах.

— Тебе следовало купить то розовое платьице, — хохотала мама.

— Да ну, мама, ты не можешь говорить это серьезно. Я была бы похожа зефир. — Я собиралась припомнить ей синий наряд, похожий на какой-то невообразимый кафтан, который она собиралась купить, но тут мы вошли в гостиную, и я остановилась, совершенно остолбеневшая. Эван сидел на диване рядом с моим отцом и еще тремя мужчинами, которых я видела впервые. На всех были костюмы, и атмосфера в комнате была очень официальная.

— Всем привет, что здесь происходит?

— Мне нужно было обговорить кое-какие деловые вопросы с твоим отцом, — ответил Эван, хотя я совершенно не представляла, о чем идет речь. — Но сейчас все в порядке. — Эван поднялся и протянул руку моему отцу. — Сенатор, было приятно иметь с вами дело.

Закончив прощаться, он повернулся к двери.

— Энджи, можно тебя на пару слов?

Я видела, что мама догадалась, кто это был, но мне было не до подтверждения или опровержения ее догадок. Я последовала за ним, чувствуя себя гораздо счастливее, чем за все предыдущие дни. В то же время я была чертовски зла из-за того, что он заявился вот так, без предупреждения, как раз когда я начинала привыкать к мучительной жизни без него. Потому что ничего не изменилось. У нас по-прежнему не было будущего. Не сейчас, когда на кону стояла карьера моего отца. Видеть его здесь, так близко, было невыносимо. Это лишь добавляло боли.