Это всё эта насмешливая лживая змея, раздвоенный язык которой, болтается, словно флюгер на ветру, скрывая холодные глазки предателя… Это всё он, интриган и лицемер, любитель чужой боли.
— Что… тебе надо?
— Мне? — казалось, он удивился, но разве можно верить червяку, ползающему по выгребным ямам и рассказывающему, что он на диете? — Всего лишь сдайте оружие и отдайтесь в руки правосудия, — он самодовольно улыбнулся, — И всё будет хорошо.
— Всё — что?
— Справедливый суд возмущённого народа Агробара, — он якобы задумался. — Помните, что от вашего решения, Ваше Высочество, зависит жизнь и относительное благополучие ваших близких, подданных и подчинённых — амазонок… Вижу, склоняетесь к сотрудничеству, поэтому, думаю, вам светит малое — топор палача. Возможно даже, что и не публично. После меня, поверьте, никто больше не притронется к вашему телу…
— Какой же вы, Шакли… душка… Жаль только, вам будет сложно удовлетворить меня…
— Глупости. Но всё равно любопытно — почему же?
— Да говорят твои петушиные яйца между ног для красоты. Мол, у мужика, чем больше шарики, тем он шире ноги расставляет. А ты возбуждаешься только с хлыстом в заднице — на большее не способен…
— Я так и поступлю, моя принцесса, — неожиданно прошипел он, резко меняясь в лице. — Посмотрим, сможет ли твоя аристократическая попочка без всяких масел и прочих цветочков выдержать двойной удар хлыста и моего дракоши. И вот когда наверну тебе хорошенько, тогда может быть и подумаю о капле милосердия среди моря боли. И повезёт тебе только тогда, когда меня удовлетворят твои крики о пощаде! Ты ведь наслышана о моих вкусах? Признайся, даже втайне мечтала о подобном опыте? Ты же со своими чокнутыми амазонками довольно раскована…
— Какая же ты, мразь… — она с холодным презрением смотрела на это подобие человека: так, просто натянута шкура, а внутри склизкая чернота. — Я вызываю тебя на поединок.
— Даже так? — несколько удивился РоШакли и недоумённо повёл головой по сторонам, словно спрашивая у своих сопровождающих: не ослышался ли он.
— Лидия, прошу тебя, разреши мне… — послышался голос бледного маркиза.
— О, а кто это? Ручной дворянин? Соглашайся, неудавшаяся королева — это так благородно: пожертвовать вместо себя подданным. — Лидия, даже не глянув в сторону РоПеруши, коснулась ножен рукой. — Да, это поступок. Я согласен, — и не медля послышался шелест меча. — Мне, пожалуй, будет приятно сделать на тебе парочку царапин, предварительно срезав эту убогую одёжку.
Он кивнул, и арбалетчики, опустив оружие, сделали несколько шагов назад, словно отмечая условную точку круга поединка.
Лидия с неимоверным облегчением высвободила саблю, свою верную подругу. «Не подведи». Как-то вдруг стало легко, слетел груз тяжёлых дум, неприятных перспектив, какого-то подсознательного ужаса смерти и позора, приятная пустота кольнула виски боевым ознобом, который в сравнении с бушующими накануне чувствами был просто приятен.
— Лидия!..
Она отрицательно качнула головой и сделала отстраняющий жест рукой. Это её битва. И только её.
В ту же секунду отшатнулась, уходя от прямого удара на уровне груди. Ещё несколько наступательных движений навстречу — казалось, РоШакли задался целью располовинить её. Она отскакивала, уклонялась, не имея возможности даже подумать об эффективной тактике противостояния. Но зная одно наверняка — её сабля не устоит от прямого удара тяжёлого меча.
Командир стражников двигался на удивление легко и непринуждённо, сложности или напряжения в управлении оружием не ощущалось, и у принцессы по спине скользнул неприятный холодок. Погибнуть вот так от удара подлеца, вывалив на обозрение собственные кишки было бы очень плохой идеей. И наконец кончик меча вжикнул и зацепил с неприятным звяканьем по наплечнику. Удар хоть и был на излётее, но оказался столь мощным, что развернул её, и, не удержавшись на ногах, она упала на колено боком к противнику. Но тут, слава Единому, сработали рефлексы, вбиваемой безжалостной касательно своих занятий Брадой, и Лидия, на краткий удар сердца замерев на месте, не тратя времени на встряхивание потерявшей ориентацию головы, тут же продолжила движение, уходя на всякий случай в перекат. И не зря — свистнувший в том месте, где она только что находилась, меч был тому самым ярким подтверждением.
Замерла в ожидании, пригнувшись и вытянув к врагу параллельно земле саблю. Но РоШакли остановился, опёрся о рукоять меча и, довольно осклабившись, прогудел:
— Должен отметить, что у малышки появились зубки. Молочные, правда. Но чтобы сберечь их, она научилась быстро бегать…
Он замолчал, сверля её злым взглядом, и девушка обратила внимание, что дыхание у Шакли частое. Так что пусть бравирует, пряча слабость за громкими и пустыми словами. Конечно, носить такую тушу, закованную в добротные тяжёлые доспехи — это не яйца чесать, лёжа на тюфяке в борделе. Это — хорошая новость. Но, чуть перераспределив нагрузку на другую ногу, невольно поморщилась — этот дракон таки зацепил плечо, пробив кольчугу чуть ниже наплечника, и вот это было уже не очень… Бегать долго от этой железной машины теперь — плохая идея. Значит что? Нужно атаковать… Но как? Как пробиться к телу этого борова, сделать единственную дырку, сохранив при этом голову?
Лидия собралась с силами. Ничего, как говорила Оливия, большая любительница импровизации и действий наобум (даже в учебных спаррингах) — главное ввязаться, а там видно будет.
А Шакли продолжал вещать, то ли радуясь возможности ещё раз унизить королевскую дочь, то ли пытаясь усыпить её внимание, то ли дразня специально, в надежде, что она совершит ошибку…
Неужели он действительно хочет её убить? Судя по ударам, он не собирался её жалеть… Возможно мятежникам выгодно уничтожить принцессу крови… Вот же толстозадый дракон!
— Сестричка твоя где? С тобой? Можешь не говорить, у тебя и так на лице всё написано. Она такая… — он с удовольствием причмокнул губами, — прелестная. Если ещё и кардинал прячет свою тощую задницу на вот тех катафалках, то я могу считать эту ночь самой счастливой в своей жизни, — он не стесняясь осклабился. — С облезлым драконом хотят пообщаться представители новой церкви. Я его им так и быть подарю. Конечно, мне очень хотелось понаблюдать за действием его дара с гвоздями, забитыми в колени… О, это был бы очень поучительный опыт для всех церковников. Но так и быть, себе оставлю только милашку Руфию, и всех тех, кто останется в живых ну или хотя бы будет дышать. После того, конечно, как срежу твою буйную головушку… Так и быть, сохраню её, — он демонстративно скривил губы, якобы изучая оную часть принцессы с видом коллекционера. — Но так: обдеру хорошенько — волосы, глаза, нос — это лишнее, форма черепа у тебя подходящая для походного кубка. Станешь радовать меня пустыми глазницами и крепким вином длинными зимними вечерами…
Лидия будто выстрелила. Слова этого ублюдка на самом деле уже не задевали её, вернее, проходили по касательной, словно царапая кожу, но не волнуя спокойное холодное озеро ненависти, не замутняя рассудок в преддверии битвы. Ей просто в какой-то момент показалось, что эта свинья в доспехах сама увлеклась своими безумными фантазиями и чуть утратила бдительность.
Бросок вправо, под левую руку Шакли, в надежде на то, что тому, правше, потребуется какая-то треть удара сердца для адекватной защиты, а ей могло и хватить этого времени.
Но опытный враг будто ждал её движение, и за два шага до сближения ударом ноги отправил остриё стоящего меча навстречу стелющейся к нему девушки. Она поняла, что её раскусили, и в последний момент стала заваливаться ещё больше вправо, и рука с верным оружием вместо того, чтобы в самоубийственной попытке зацепить противника, довольно безвольно, плашмя цокнула по плоскости поднимающегося в смертельном ударе меча. И эта малость спасла ей жизнь. Чуть изменившаяся траектория, и меч всего лишь цепляет шлем — лопается ремешок — и тот слетает, гремит по брусчатке, а Лидия катится, немилосердно ударяясь боками, плечами, локтями, но не выпуская саблю, а вслед за ней несётся безумными скачками дико хохочущий здоровый мужчина, замахиваясь и с хеканьем рубя каменное покрытие двора — аж искры летят, но юркая жертва, извиваясь и крутясь, как юла, успевает уходить от удара. Тогда он параллельно пытается пнуть её, и несколько раз тяжёлый сапог влетает в бок и по ногам девушки. Если бы хоть капля разума проклюнулась сквозь туман его безумия, он бы понял, что для того, чтобы обуздать свою жертву, ему достаточно всего лишь перестать махать железякой и схватить рукой её, навалиться, придавить в борцовском захвате, да даже в хватке одной рукой девушке сложно что-либо противопоставить, даже при знании элементарных приёмов рукопашного боя, которые, не взирая на протесты «их благородностей», настойчиво вдалбливала Брада.