Во-вторых, задолго до того, как была изобретена жертва животного, люди знали два основных способа создания, поддержания или восстановления добрых отношений друг с другом - дар и еду. Каждый из этого представляет собой внешнее проявление внутреннего отношения. Предложенный подарок и общая еда, вероятно, самые древние формы человеческого взаимодействия, возможно, даже более фундаментальные, чем секс как связующее действие.

Как же тогда люди создавали, поддерживали или восстанавливали хорошие отношения с божественным существом? Какие видимые действия они могли сделать, чтобы достичь благорасположения божественного существа? Опять же, они могли сделать подарок или разделить еду. В жертву в качестве дара, предлагалось взять ценное животное или другой продукт и дать его Богу, сжегши на алтаре. В этом случае животное было полностью уничтожено, по крайней мере, по отношению к дарителю. Несомненно, дым и запах, поднимающиеся вверх, символизировали переход дара с земли на небеса, от человека к Богу. При жертвоприношении, в качестве трапезы, животное было передано Богу, пролив кровь над алтарем, а затем было возвращено жертвователям в качестве Божественной пищи для праздника с Богом. Другими словами, оферент не столько пригласил Бога на трапезу, сколько устроил совместную трапезу.

Это понимание жертвоприношения проясняет этимологию этого термина. Оно происходит от латинского sacrum вступает, “сделать” (вступает) “святое” (крестца). В жертве животное становится священным и дается Богу в качестве Священного дара или возвращается жертвователю в качестве священной еды. Это понимание жертвы никогда не следует путать ни со страданием, ни с заменой.

Во-первых, жертва и страдания. Жертвователи никогда не думали, что суть жертвы является страдание животного, или что наибольшая жертва была той, в которой животное страдает долго и страшно. Для человеческой еды или божественной еды животное должно было быть убито, но это должно быть сделано быстро и эффективно - древние священники также были превосходными мясниками.

Во-вторых, жертва и замещение. Жертвователи никогда не думали, что животное умирает вместо них, что они заслуживают того, чтобы их убили в наказание за их грехи, но что Бог принял убитого животного как замещающее искупление или опосредованное удовлетворение. Жертвоприношение кровью никогда не следует путать со страданием или заменой, не говоря уже о заменяющем страдании. Мы можем любить или не любить древнюю жертву крови, но мы не должны делать карикатуру, или клевету на нее.

К тому же, подумайте о нашем обычном использовании термина "жертва" сегодня. Здание находится в огне, и ребенок в ловушке наверху; пожарный бросается, чтобы спасти его и успевает бросить его в сеть внизу, прежде чем крыша убивает его. На следующий день местные газетные выходят с заголовками "пожарный пожертвовал своей жизнью". Мы не древние, а современные, и все же это все еще абсолютно приемлемое утверждение. С одной стороны, всё - человеческая жизнь и человеческая смерть - священны. С другой стороны, пожарный сделал свою собственную смерть особенной, священной, отдав ее, чтобы спасти жизнь другого. Пока понятно. Теперь представьте, если кто-то спутал жертву со страданием и отрицал, что это была жертва, потому что пожарный умер мгновенно и без невыносимых мук. Или представьте, если кто-то спутал жертву с заменой, говоря, что Бог хотел, чтобы кто-то умер в тот день, и принял пожарного вместо ребенка. И хуже всего, представьте, что кто-то принес жертву, страдания и замену, утверждая, что пожарный должен был умереть в агонии как искупление за грехи родителей ребенка. Такая теология будет преступлением против божественности.

Возвращаясь к древним кровавым жертвоприношениям как дару или еде, но не как страданию или замене. Как и весь остальной мир, большинство евреев принимали жертву крови как нормальный и нормативный компонент божественного поклонения во времена Иисуса. Нет никаких оснований полагать, что действия Иисуса в храме были вызваны любым неприятием кровавой жертвы или, действительно, имели какое-либо отношение к жертве как таковой. В Израиле первого века существовали и другие могущественные силы которые не доверяли, во-первых, официальному высшему священству и, через его членов, даже самому храму.

СОМНИТЕЛЬНОСТЬ ВЫСШЕГО СВЯЩЕНСТВА

Сегодня некоторые христианские конфессии имеют священников, а некоторые нет, но после Реформации напряженность из-за духовенства, либо как функции или касты, не должны мешать пониманию храмовое действие Иисуса. Вместо этого мы сосредоточимся на отношениях между первосвященником Каиафой и наместником Пилатом как на примере сомнительного статуса самого первосвященства во времена Иисуса.

В век независимости, закончившийся в 63 году до н.э., иудейские Хасмонейские или Маккавейские лидеры, через успешные войны против сирийского империи, возвели себя в первосвященники и цари, чтобы стать священниками-царями. Так, что узурпация потомственного высшего священства, вполне могла привести к тому, что более законная семья священников и ее последователи ушли в Кумран, где в середине прошлого века были обнаружены свитки Мертвого моря. Вероятно, поэтому эта группа, которую мы называем Ессеями, ожидала двух отдельных мессий, одного священника и одного царя, а не одного (и священнический Мессия имел приоритет над царским). Очевидно, что община Кумрана была не против священников или первосвященников как таковых, а только против тех современных, которые они считали недействительными. И эти диссиденты не стали бы более благосклонно относиться к высшему священству, когда Иродиане, а затем римляне захватили Иудею, нанимая и увольняя первосвященников по своему желанию. Высшее священство в любом случае стало сомнительным.

Из четырех семей священников Ханан (как и Аннас, Ананус или Анания) был самым могущественным до войны 66-74 годов нашей эры. В этой семье было восемь первосвященников, которые суммарно правили почти сорок лет. Ханан I правил 6-15 н. э., у него было пять сыновей, один зять, и один внук и все первосвященники. Также кажется, что Иисус и все те христианские евреи первого века, о смерти которых мы знаем в еврейской стране, были казнены при первосвященниках из семьи Ханана: Стефан в деяниях 6-7; Иаков, брат Иоанна, в деяниях 12; и Иаков, брат Иисуса в иудейских Древностях Иосифа [20.197-203]

В любой ситуации иностранная империя должна была сотрудничать с местным руководством. Это справедливо для любого римского правителя где угодно и, так как сам он аристократ, то он будет сотрудничать с местной аристократией. Но Иудея был особым случаем. Пилат, как наместник, подчинялся высшей власти сирийского легата, и он должен был сотрудничать с властями «храмового государства». В обычном римском обществе любой аристократ мог быть священником, но в Иудее первосвященники были взяты из нескольких особых семей. Больше не было ни одной наследственной династии, которая давала следующего первосвященника на всю жизнь; вместо этого были эти четыре основные семьи, конкурирующие друг с другом за эту верховную власть. И наместник мог поставить и уволить первосвященника и мог использовать эти семьи в классическом имперском режиме «разделить и властвовать».

Эта административная ситуация была плохой для всех заинтересованных сторон. Как мог первосвященник договориться с наместником, который мог бы его уволить? С точки зрения имперского правления наместник, опасался легата, и первосвященник, опасался наместника - это очевидный рецепт беспорядка. Но Каиафа, зять Анны, был первосвященником с 18 до 36 года, восемнадцать лет! Когда другие правили не более четырёх. Пилат был римским правителем Иудеи с 26 по 36 год. Мы должны исходить из того, что и римлянин и Каиафа хорошо работали вместе. Нет необходимости демонизировать Кайафу или Пилата, но казалось бы, что даже с точки зрения римского императорского правления они сотрудничали неразумно, не слишком хорошо. Когда Пилат был отозван в Рим, Каиафа был низложен, и Ионафан назначил вместо него.