Пожилой констебль сидел не шелохнувшись. Он как будто колебался. И вдруг я заметила, как по его щеке скатилась слеза. Потом другая. Эндрюс вытер их резким движением. Я же молчала и пристально смотрела на него.

– Давно я… не чувствовал ничего… – запинающимся голосом сказал он. – Думал, сердце превратилось в камень. За эти годы много самых разных злодеяний прошло перед моими глазами. Наверное, поэтому я абстрагировался. Для меня они стали словно задачками из учебника. Я перестал видеть людей, передо мной были лишь свидетели. Я перестал сочувствовать жертвам, они являлись только объектами преступлений. Мне казалось, что я и сам уже умер… Но ты… ты разбудила что-то живое внутри. Значит, ещё не всё потеряно.

С этими словами он стремительно поднялся и куда-то направился. Я вскочила и побежала за ним:

– Стойте! Погодите!

Я обогнала его и встала перед стариком:

– Кто похитил Ребекку? Где она сейчас?

Эндрюс старался не смотреть на меня:

– Не знаю, клянусь именем короля. Единственное могу сказать, что в Туманном городе вам не дадут узнать правду. Вы представить не можете, сколько здесь скверных людей. Если вы и выйдете на преступников, то ничто не сможете им противопоставить. Мой вам совет – уезжайте отсюда, пока не стало слишком поздно для вас самой.

Сказав это, он резко развернулся и ушёл прочь. Я осталась стоять на том же месте. Действительно, Эндрюс зрил в корень. У нас не имелось ни физических сил, ни оружия, ни прав, ни поддержки. Даже если узнать, где находится кузина (а её наверняка поместили в охраняемое место), мы бы туда не прорвались. Раз не было возможностей действовать напрямую, значит, нужно искать обходные пути. Только ведь времени до отъезда труппы практически не оставалось!

Я поёжилась – погода резко ухудшилась и стало прохладно. Чтобы согреться, я быстрой походкой отправилась в гостиницу. На её внутренней территории перед входом уже снова расположились наши фургоны, которые по приезду оставили на заднем дворе.

Холл же загромоздили упакованные тюки. Занимавшаяся приготовлением еды Розамунда спросила, голодна ли я. После сладкого есть не хотелось, поэтому я отказалась и стала подниматься к себе в номер.

Навстречу мне спускался Фридрих. Выглядел он неважно – небритое заросшее лицо, всклокоченная шевелюра, а на несколько метров вперёд от него распространялся запах перегара вперемешку с крепким табаком. Я хотела как можно скорее проскочить мимо, но мужчина схватил меня за рукав.

– Отпустите! – громко возмутилась я.

– Стой, – тихо сказал он заплетающимся языком.

Я вырвалась и отошла на безопасное расстояние в пару шагов. Всё это время мы практически не общались, однако, иногда я ловила на себе его хмурый взгляд.

– Что вам нужно?

Наверное, хозяин постоялого двора сам не знал этого. Он облокотился о перила лестницы, так как еле стоял на ногах, и больше не проронил ни слова. Фридрих смотрел на меня и думал о чём-то. Я гневно взглянула на него, выждала паузу и отправилась дальше.

Но проходя мимо комнаты родителей Ребекки, через открытую дверь я услышала плач тёти Августы и заглянула внутрь. Похоже, я застала её в тот момент, когда она собирала вещи дочери. Тётя держала в руках красивое платье и горько рыдала над ним. Я села рядом и обняла её. Никогда раньше я не видела эту степенную невозмутимую женщину в таком ужасном состоянии – каждый день в одном и том же домашнем халате, с растрёпанными волосами, с тёмными кругами под заплаканными глазами.

– Ты понимаешь, что это конец? – сквозь слёзы спросила она.

Мне сложно было подобрать слова утешения в данную минуту, и я просто сочувственно молчала. К тому же я не могла осознать и сотой доли того, что чувствует мать при потере ребёнка.

– Все уезжают, – всхлипывала тётя, – а что с нашей доченькой до сих пор неясно. Может, её уже и на свете нет…

Тут в комнату зашёл дядя Густав, и она бросилась к нему в объятия:

– Никуда я не поеду! Я не брошу Ребекку!

– Тише, тише, – тот успокаивал супругу, похлопывая по спине. – У нас нет выбора. Если о ней будут какие-либо новости – нам сообщат. Мы не можем бесконечно сидеть здесь в гостинице и ждать неизвестно чего.

Тётя отпрянула от мужа:

– Как ты можешь так говорить? Ведь она – твоя единственная дочь!

Решив, что моё присутствие при этой сцене необязательно, я извинилась и быстро покинула их. Мне захотелось поговорить с дядей Октавиусом, и я отправилась к нему. Он в одиночестве сидел в своей комнате у окна и наблюдал, как Фрэнк загружает тюки с вещами по фургонам.

– А, это ты, – увидев меня, дядя очнулся от тяжёлых мыслей. – Готова к отъезду?

Присаживаясь на стул, я ответила:

– Я-то готова, а вот тётя Августа – нет.

– Увы, – скорбно произнёс дядя. – Мы не можем увезти её силой. Как родитель, я бы на месте Августы остался здесь. Но как человеку со стороны, мне кажется, правильнее уехать. Поэтому выбор за ними.

– Ты не веришь, что Ребекка найдётся, да? – спросила я.

– Не верю, – вздохнул он. – Уже прошло много времени, у меня не осталось надежды. Не нужно было нам приезжать сюда, в этот проклятый город.

– Разве кто-то мог предвидеть подобное? – возмутилась я. – Оно могло произойти абсолютно где угодно.

– Но ведь нигде раньше с нами ничего похожего не случалось, пока не приехали сюда. Так что тут только моя вина, и она навсегда останется со мной, – заключил дядя.

Я поняла, что не смогу переубедить его и ушла к себе. На весь этаж слышалось, как тётя Августа наотрез отказывалась назавтра уезжать. Удастся ли за ночь дяде Густаву переубедить её?

Словно в беспамятстве я собрала последние остававшиеся вещи. Марк помог мне отнести их в наш фургон. На обратном пути я зашла в конюшню к Белогривке. За прошедшие дни я почти не навещала её. Лошадь смотрела на меня грустными глазами. Наверное, ей передавалось наше подавленное настроение.

Единственным приятным событием вечера было то, что перед ужином Розамунда нагрела мне большое количество тёплой воды и я смогла принять настоящую ванну. Впереди у нас опять предстояли кочевые дни без гарантий комфортных водных процедур.

Переодевшись в ночную сорочку, я легла спать, но в голову одна за другой лезли мысли. Все они были об одном человеке. И не о Ребекке. Я вспоминала сцены общения с Гарольдом, от самого первого момента, когда я толкнула незнакомца на лестнице, до того, как читала его письмо. Утром мы уедем, и, возможно, наши пути никогда больше не пересекутся. Почему судьба так несправедлива со мной? Почему она даже не дала нам проститься?

Вспомнилось, как он сказал: «Ты – та, кто должна знать». Гарольд поверил мне, поверил в меня. И куда в итоге мы пришли? Никуда. Что я знаю? Ничего не знаю.

Как назло, моё воображение не унималось и стало подкидывать ещё более неприятные картины. Например, я стала представлять свадьбу Гарольда с его невестой (которая, вне всяких сомнений, гораздо красивее и умнее меня), счастливые эпизоды их семейной жизни…

Потом незаметно я очутилась на балу в доме мэра. Вокруг находилось много молодых дам и элегантных кавалеров. Звучала классическая музыка, весёлый смех, слуги в ливреях разносили закуски и напитки. Я растерянно оборачивалась, пытаясь отыскать хоть одно знакомое лицо, но мои попытки ни к чему не привели.

Внезапно распорядитель попросил дам и мужчин выстроиться в две линии вдоль зала. Когда я послушно встала в ряд и окинула взором ближайших соседок, то меня охватила паника – те выглядели на одно лицо. Я посмотрела по сторонам на других женщин, но все они, несколько десятков, были одеты одинаково, причём и на мне оказалось платье идентичного цвета и фасона. Тогда я судорожно начала осматривать и ощупывать себя, желая убедиться, что я – это я, а не девушка с таким же лицом и фигурой, как остальные.

В следующий момент музыка резко смолкла. Распахнулись двери и послышались шаги. Кто-то шёл в полной тишине, спокойно, никуда не торопясь, и с каждым шагом стук от его туфель громким эхом раздавался по залу. Спустя мгновение я поняла, что данная поступь мне знакома. Именно этим человеком я была до смерти напугана в первую ночь, когда потерялась в Туманном городе.