Изменить стиль страницы

Закрывая за собой дверь, я сказала ей:

– Вы не увидите моё будущее, потому что я его ещё не выбрала!

Глава 12

Незаметно жизнь людей промчится,

На полях родившей их земли;

К сожаленью, часто мысль стучится,

Что не всё успели и смогли.

Можно ль жизнь вернуть, что тяжко тянется,

Заново начать, пересмотреть

Прошлые решенья иль останется

Только вспоминать и сожалеть?

Выйдя на солнечный свет, я поняла, что сегодня не завтракала. Проходя мимо лотка со сладостями, я не удержалась и купила леденец на палочке. Мне требовалось обдумать происходящее и привести свои мысли в порядок, поэтому я отправилась в парк. Зона для отдыха находилась в самом центре города, чтобы туда можно было быстро попасть из любой точки. К тому же, я уже хорошо ориентировалась на местности и не рисковала заблудиться.

Зимой парк представлял собой унылое зрелище. Голые деревья напоминали обгоревшие спички. Под небольшим слоем снега то здесь, то там обнажались чёрные земляные прогалины. Несколько аллей делили территорию вдоль и поперёк, а в середине располагалось озеро. Вокруг него размешались скамейки, на одну из которых я села и начала грызть леденец.

Несмотря на то, что день был в самом разгаре, в парке находилось очень мало посетителей. В основном – пожилые люди, не спеша бороздящие дорожки и нагуливающие аппетит перед обедом. Я смотрела на них и видела безмятежные, умиротворённые лица. Оказывается, в Туманном городе есть довольные жители. Но лично я не хотела быть осесть в таком неуютном месте. Плохая видимость из-за тумана, безнаказанная преступность, нерасторопность властей… И вдобавок разрушенный театр, уже годы находящийся в запустении.

Неделю назад труппа впервые приехала сюда, и даже предположить не могла, что нас ждёт здесь. Если бы мы разгадали предупреждение судьбы на въезде в город и сразу бы развернулись обратно!

И как вообще возможно похитить и лишить свободы другого человека, тем более, беззащитную девушку? Конечно, в случае похищений ради выкупа, жертв часто возвращали живых. Но не всегда. И Ребекку похитили не из-за денег. Скорее всего, это означало, что рано или поздно преступники убьют свою жертву. Ведь и ведьма так сказала, что я не спасу её. В голове не укладывалось, как кто-то мог позволить себе сломать юную жизнь, которая только начинала расцветать, растоптать все её мечты и планы. Разве они являлись людьми? Нет!

Пусть прошло уже достаточно времени, во мне снова зародились ярость и возмущение. Неужели грубая физическая сила решала в нашем мире всё? И тогда получается, что артисты, посвящающие себя искусству, – лёгкая добыча для бандитов без моральных законов? Кто может защитить нас от произвола?

И словно в ответ, я увидела около озера знакомую фигуру человека в поношенном пальто, кормившего уток. Это был Эндрюс. Не знаю зачем, но я быстро разжевала леденец и отправилась к нему. Он стоял полубоком и не заметил моего приближения. Я пристально рассматривала его полное печали старое сморщенное лицо. Констебль медленно отщипывал кусочки серого хлеба и бросал крошки в озеро. Его сразу же окружило множество голодных птиц, и на всех желающих подкрепиться буханки не хватило бы.

Хотя я подошла достаточно близко, он не услышал мой оклик. Наверное, из-за ветра, который налетел на озеро и погнал волны ряби. Поэтому мне пришлось повторить:

– Здравствуйте, Эндрюс!

Он испуганно обернулся и в панике начал избавляться от остатков, будто я застала его за злодеянием. Похоже, констебль даже не узнал меня.

– Я – Изабелла, помните? Из приезжего театра. Вы расследуете преступление о нашей пропавшей девушке Ребекке.

– Да-да, припоминаю, – суетливо ответил Эндрюс. – К сожалению, для вас нет новостей.

– Знаю, – кротко сказала я и пристально взглянула на него. – Их и не будет, ведь так?

– С чего вы взяли? – тихо, но в то же время сердито буркнул он. – Дело не закрыто.

Я пожала плечами:

– Мы уже поняли, что здесь замешан кто-то могущественный, с кем не можем тягаться.

Констебль промолчал. Означало ли это согласие? Или равнодушие? В любом случае, вряд ли бы он сообщил мне правду.

– Наша труппа уезжает завтра, – грустно констатировала я. – И родители Ребекки тоже. Представляете, каково им? Приехать сюда всей семьёй и уехать без единственного ребёнка?

– Не представляю, – грубо заявил Эндрюс, хотя мой вопрос являлся риторическим и не требовал ответа.

– У вас нет семьи и детей? – догадалась я.

Он ничего не сказал. Констебль старался не смотреть мне в глаза и лишь развёл руками. Но и по его молчанию было очевидно, что я оказалась права. Пожилой человек вызывал у меня сочувствие.

– Почему? – искренне спросила я.

– Почему? – удивился сам Эндрюс и задумался. – С юности приходилось много работать, в том числе по выходным, допоздна. В самом начале я был горд тем, что мне доверили служить в таком важном отделе, расследовать преступления, искать злоумышленников. Начальство, видя старание, давало больше заданий, отчётов, и, казалось, – вот то, чем я должен заниматься, вот где моё место. Семья, дети – потом, когда станет меньше работы. Успеется…

Он сделал паузу, и я не стала его прерывать. Вокруг нас не раздавалось ни звука – шумные утки склевали хлеб и разлетелись, слышалось только завывание ветра.

– Правда, дела становились мельче, а количество их увеличивалось. И я даже не помню, когда последний раз доводилось раскрыть крупное преступление. Всё постепенно сводилось на нет. Потом оказалось, что и без семьи я как-то справляюсь. А ещё чуть позже – что никому я уже и не нужен.

Старик развернулся и в задумчивости опустился на ближайшую скамейку. Я последовала за ним и села рядом. Он напоминал иссохшее дерево, которое уже давно отжило свой срок и вот-вот превратится в труху.

– Но ведь у вас есть друзья, родственники?

– Часть родственников поумирала, часть разъехалась, друзья куда-то разбежались, – вздохнул он. – Единственное живое, что меня окружает, – утки на этом озере. Каждый день прихожу и кормлю их. Благодаря незамерзающим источникам в водоёме постоянно тёплая вода и они не улетают на юг. Хоть кто-то ждёт старого констебля. Вот умру скоро, может хоть они меня вспомнят…

– И как давно вы сюда приходите? – поинтересовалась я.

– Больше двадцати лет, – с некоторым чувством собственного достоинства сказал Эндрюс.

Я сама не ожидала, но внезапно из моих уст слова вырвались сами:

– Представьте, что вы приходите сюда, а здесь больше нет ни одной утки! Ни одной птицы. И больше никогда не будет.

Седые брови мужчины поднялись вверх, и он с недоумением посмотрел на меня:

– Что? Как это?

– Да, – убеждала я его и показала рукой на воду. – Представьте, что тут будет лишь ровная гладь, вечная зима и ни одного громкого звука, ни одной птицы. Вы бы приходили сюда по старой памяти, с куском хлеба, готовый поделиться с вашими питомцами, а они все исчезли в одно мгновение.

Похоже, я нарисовала понятную картину, так как он непроизвольно дёрнулся. Мне удалось достучаться до него и задеть за живое.

– Так вот и родителям Ребекки сейчас также тяжело, – продолжала я, стараясь быть как можно убедительнее. – Те ожидали от вас, как от служителя закона, как от человека, помощи. Но действительно ли вы приложили усилия, чтобы отыскать несчастную девушку, ничем не заслужившую страдания, на которые её обрекли похитители?

Эндрюс сидел беззвучно, стараясь вжаться в скамейку. Мне чувствовалось, что у него одновременно было много мыслей и он пытался упорядочить их. Я взяла мужчину за руку и заглянула в глаза.

– Помогите, – попросила я. – Вы знаете гораздо больше, чем мы. Неважно, кто это сделал. Нам нужно лишь найти Ребекку и вернуть к жизни её родителей, ведь они совсем потеряли покой.