Я встречаю Люси снаружи. Мы садимся на траву и расслабляемся, пока не засыпаем в парке Ретиро^[109]. Я просыпаюсь, поднимая голову с живота Люси, когда солнце уже почти село. Мы без понятия, где будем есть или спать. Люси жуёт травинку, читая наш путеводитель. Она сбросила свои ботинки и сидит с голыми ступнями на траве.

— Бей–Бей, не хочешь ли ты поехать в Португалию? Лиссабон называют «белым городом»^[110]. Выглядит невероятно — только взгляни на эти фотки пляжа.

— Ты продолжаешь менять наш маршрут, — говорю я, вытирая сливу о край своего топа и откусывая кусочек, — мы пропускаем места, которые планировали посетить, и останавливаемся, где получится, в промежутках.

— В этом вся суть. Мы можем делать что, чёрт возьми, захотим, ехать куда пожелаем. Это и есть свобода.

Я забрасываю косточку от сливы как можно дальше. Небо бесконечно голубое и в воздухе пахнет цветами.

— Я поеду в Португалию, почему бы нет?!

Люси улыбается мне и садится, чтобы надеть свои ботинки обратно.

— Умница, Бей. 

22 глава

Лаки

Мы находимся в разведывательной миссии на юго-западе Ирака. Это одна из наших самых долгих миссий вдали от базы, и Аравийская пустыня кажется бесконечной. В течение нескольких недель мы тренировали свои навыки выживания, характерные для этого конкретного региона, типа всегда держать свою голову покрытой, ибо солнце чертовски жарит, так, будто прожжёт дырку через каску. Мы сталкиваемся с температурами около сорока градусов по Цельсию. Эту пустыню называют Аль-Дибдибах. Я называю это место пляжем Орчард^[111] и рассказываю парням, что в любую минуту мы прыгнем в воду, где цыпочки с пышными бёдрами и круглыми попками будут становиться в очередь, чтобы просто пофлиртовать с нами.

Из взвода нас здесь четырнадцать человек, и мы достаточно хладнокровны, но четыре дня здесь могут заставить чувствовать, что ты снимаешься в «Безумном Максе»^[112] и в любую минуту столкнёшься с чокнутыми байкерами-психами, готовыми застрелить тебя. Но единственное, с чем мы столкнулись — несколько закалённых бедуинов.

Наш парень Марк — переводчик, и мы остановились поторговаться с ними и задать пару вопросов. У них не было никакой особой информации, что нас не удивило. Не могу поверить, что они живут вот так: ставят палатку посреди ничего. Почему бы не возле реки, здесь у них есть несколько, или возле леса, чтобы получить хотя бы дюйм грёбаной тени.

Мы ищем поток оружия, который, по слухам, проходит между городом Аль-Басра^[113] и Саудовской Аравией^[114]. Если мы найдём след, они отправят наши эскадрильи обезвредить его. Миссию могут даже завершить, используя дроны. Мы просто гиды, и мы не получим ничего интересного. Но сегодня мы возвращаемся, потому что мы подошли слишком близко к границе. Похоже, встреча по обмену оружия на самом деле была просто слухом.

Мне нравится, что я вижу птицу, когда смотрю в небо. Это случается не так часто, но когда я её замечаю, то хотя бы чувствую, что нахожусь на земле, а не потерян где-то в бесконечной песчаной яме. Мы путешествуем на бронированных машинах Хамви^[115], которые могут передвигаться по песку, но большую часть времени мы ходим пешком. Для наземного нападения риск низкий, так как мы можем видеть на мили вперёд в каждом направлении. Единственные самолёты, которые пролетали над нами за четыре дня, были наши собственные — сбросив нам припасы: еду, воду и боеприпасы. Командир нашего взвода сказал, что первая сброшенная партия как сервис «на ходу» в казино Сендс в Лас-Вегасе.

Я привык к этой жизни. Это просто стало моей работой. Вместо того, чтобы упаковывать продукты в Хайтс, я пробираюсь через пустыню посреди мира. Я часто вспоминаю свою старую жизнь и задумываюсь, что было бы со мной, если бы я не выбрался оттуда. Я бы всё так же был обдолбан, торговал травкой и жил с матерью.

И я думаю о Бей. О да, я думаю о ней часто и много. Больше, чем любая другая женщина, которую я когда-либо знал, она глубоко вонзилась в меня, оставив след внутри. Я помню, как звучало её дыхание, когда она возбуждалась от моих поцелуев. Я вспоминаю обо всём том стрессе, напряжении и усилиях, которые я прилагал, чтобы избегать её. Затем я думаю о том, как приятно было отбросить это всё и наконец-то взять её.

Я гадаю, есть ли у неё мужчина или она всё так же использует меня, чтобы кончить. Интересно, счастлива ли она, улыбается и показывает ли всему миру, насколько она особенна. Не позволю себе думать о её глазах, когда они были полны муки, когда она так страдала от желания обладать мною.

Белен… кто знает, что она бы подумала об этой пустыне? Она наверняка знает о ней больше меня, она объяснила бы её местоположение и рассказала бы нам всё, о чём мы никогда и не слышали. Что бы она сделала с Лусианом Кабреро, морпехом? Я скучаю по её смеху, запаху и её маленькому упругому телу. Скучаю по тому, как её пальцы впивались в меня, пока она кончала, и как всё её тело дрожало от ощущений и эмоций.

Я нуждаюсь в ней. Я могу чувствовать эту нужду как физическую боль в груди. Нет ничего, чем бы я мог заполнить эту пустоту, она только для Ленни, и я почти уверен, что эта боль будет со мной всю жизнь. Иногда я задумываюсь над её словами о том, как она любила боль, ибо это было тем, что мы разделяли на двоих. Поэтому я стараюсь не бороться с этим, пусть просто болит.

Я думаю о Ленни, когда машина позади меня взрывается.

Белен

Мы в Кашкайше, на побережье Португалии, сидим у моря. Вода здесь — глубокая кобальтовая синева. Я съела больше осьминогов, чем следовало. Люси достала нам свежих морских ежей, которых мы вскрыли и съели живыми. Всё это похоже на рай на краю утёса.

— У тебя была возможность поговорить с матерью?

— Я получила от неё мейл в интернет–кафе. Я пыталась позвонить прошлым вечером, но она не взяла трубку.

— Мы можем зайти в центр международной связи и попробовать ещё раз. Может, ты сможешь застать её перед тем, как она уйдёт на работу.

Люси допивает свою колу и оплачивает счёт. Мы оставили наши рюкзаки в хостеле, так что мы осматриваем достопримечательности, взяв с собой кошелёк, камеру и сумку с купальниками и шлёпанцами. Я загорела как никогда, и мои волосы выгорели от солнца, став светлее, более натурального оттенка. Думаю, весь этот витамин D дал мне мощный стимул; я без проблем хожу весь день, а потом танцую всю ночь. Интересно, узнал ли бы меня кто-то из колледжа или из Хайтс. Задумываюсь, расцветаю ли я, тот ли это момент, о котором рассказывала мне мама.

Мама отвечает после третьего гудка. У неё сейчас шесть утра и я, возможно, застаю её как раз после душа.

Но вместо взволнованности я слышу разочарование в её голосе — будто она ждала звонка от кого-то ещё, а звонок от дочери обманул её ожидания.

— Мам, это Белен, — здороваюсь я, — я звоню из Португалии.

— Ох, mi hija, я надеялась, может это был звонок о Лаки.

— Почему? — спрашиваю я, и весь мир уже начинается вращаться перед глазами. Знаю, что что-то случилось ещё до того, как она начинает говорить.

— О, Белен, не хочу говорить тебе вот так.

— Нет другого способа, просто скажи, — требую я.

— Его батальон взорвали. Выживших нет. Тела отправляют в Германию для идентификации, а затем вернут домой. Из того, что мы знаем, это произошло в прошлую среду. Они были в пустыне уже несколько дней, и это нападение было абсолютно неожиданным. Возможно, это была ракета. Они не могли её заметить. Благо, что хоть никто из них не страдал, mi vida.