Движениями, противоречившими официальному церковному учению о божественной сущности человека, являлись так называемые ереси, получившие особенно широкое распространение в XV–XVI веках, в послемонгольский период. В них формировалась тенденция к оппозиции косности богословия и к отражению действительности и ее центральной фигуры — человека — в реальных понятиях.
В XII веке на Руси появилось первое сочинение, предназначенное для «массового» чтения, — «Пчела». Это был сборник кратких изречений преимущественно нравоучительного характера — своеобразная энциклопедия житейской мудрости, — пользовавшийся широкой известностью у русских людей. Он включал высказывания философов, поэтов и историков античности: Демокрита, Сократа, Платона, Аристотеля, Эпикура, Эпиктета, Анаксагора, Эсхила, Софокла, Еврипида, Плутарха, Геродота и других. В качестве основного положения сборника провозглашалось бессмертие человеческой души. При этом понятие о душе связывалось с непрерывной борьбой двух начал — духовного и телесного, находящихся в непрестанном противоречии.
На страницах «Пчелы» освещались и такие психологические вопросы, как сущность человеческой памяти, состояний сна и бодрствования, разума и мудрости. Излагая особенности деятельности разума, неизвестный автор рассматривает его проявления в неразрывной связи с чувствами и исходит из того, что разум — светлое начало в человеке, чувства — темное. Между ними идет непрерывная борьба. Низменная природа чувств проявляется в том, что люди, «ослепленные» какой-либо страстью, теряют контроль над своими действиями, уподобляясь «болящим огнем зело и не чюющим, что творять или что молвять» (больным горячкой, не сознающим, что делают и что говорят). Поэтому не может быть никакого согласия между разумом и чувством. В самой природе страсти лежит то, что она омрачает ум так же, как облака закрывают солнце («Многажды осеняють облаци солнце, а страсть ума»).
Практический вывод, следующий из этого положения, состоит в том, что в повседневной жизни необходимо всячески охранять свой ум от порабощения его страстью, гнать от себя мысль о том, что может увлечь на путь страстного поведения. Ум не уничтожает самой страсти, но он может ей противодействовать («ум не искоренять страсть, но супротивится»). Этой концепции уже нельзя отказать в целостности. Вместе с тем дуалистическое противопоставление души и тела, разума и чувства прямо вытекало из общепринятых официальных религиозных догм.
Оценивая общее содержание «Пчелы» и тот круг вопросов, который непосредственно примыкал к практической жизненной психологии человека, следует признать их достаточную полноту, о чем свидетельствуют и названия отдельных статей: «Слово о душе», «Слово о мудрости», «Слово о сне», «Слово о вольнем и невольней», «Слово о ярости и о гневе» и т. п.
Следующим литературным источником, в котором достаточно полно выражены господствовавшие в тот период (XIII в.) взгляды на природу и психологию человека, является «Толковая Палея». Это сборник библейских и апокрифических высказываний, приводимых для толкования «Ветхого завета». Интересно, что религиозные и мистические рассуждения неизвестного автора довольно часто соседствуют в нем со стремлением объяснить явления природы и сущность человеческого организма вполне материальными причинными силами. И здесь вопросы психической деятельности человека трактуются с точки зрения традиционного представления о душе и теле как вечно противоборствующих началах. Либо душа, либо тело непременно берут верх в этой борьбе. Если душа действует в тесном содружестве с умом («в сужичьстве едином спрягшася»), то совместными усилиями они подчиняют себе «телесный сосуд». Но, с другой стороны, тело может «поработить душу и ум», и тогда душа «нечистоты и всякого скаредья (мерзости) исполниться и… в бесконечную погибель вовлечеться».
Ум, по разумению автора «Палеи», — судья и регулятор всех рождающихся в сердце желаний и страстей. А сердце — источник всевозможных «неправедных», «лукавных» и «лихих» «помышлений», толкающих человека на «безумье», когда торжествует плоть и забывается душа. «Наводя» «разум на безумье», осмысливая свои желания и влечения с точки зрения норм общепринятого поведения, человек добивается того, что пламя страстей, клокочущих в «окаянном» теле, затухает и страсти теряют свою власть. Характерно, что мозг здесь представлен как синоним ума, тогда как сердце — источник желаний и влечений. К сердцу тоже «сходятся» нервы, «жилы», приносящие ему «всяко чютие», т. е. всевозможные ощущения.
В литературном памятнике XI века «Диоптра» («Зерцало»), автором которого был византийский писатель Филипп Пустынник, подчеркивается, что в «прениях», происходящих между душой и телом, активным началом оказывается тело, а не душа, т. е. душа ставится в подчиненное отношение к телу. Душа тем не менее причастна к божеству и потому именуется «божественнейшей». Плоть же есть носитель всего низкого и греховного в человеке, в соответствии с чем ей дается ряд уничижительных эпитетов: «мерзкая», «гнусная», «сквернавая», «всезлая» и т. п. Декларируя простоту и неделимость души, автор «Зерцала» в то же время различает в ней три «силы» и две «части». Три душевные силы — это разум, чувство (гнев) и желание (похоть). Из двух частей дупш одна — «словесная», другая — «безъсловесная». Словесная часть души берет свое происхождение «от бога», от «вышняго и небеснаго мира». Что касается чувства и желания, то они зарождаются в органах тела и «примешиваются» к душе. Они не составляют душу в собственном смысле этого слова и после смерти человека «отъемлються от нея, яко чюжая». В соответствии с этим «зависть», «злопомнение», «боязнь» и тому подобные предосудительные чувства трактуются не как «свойства», а как «страсти» (заблуждения) души.
К концу XV века интерес к вопросам психической жизни человека настолько усилился, что возникла потребность в специальных произведениях на эту тему. Первым опытом в этом направлении явилось сочинение Нила Сорского — крупного церковнополитического и литературного деятеля последней четверти XV — начала XVI века.
Будучи «пострижепником» Кирилло-Белозерского монастыря, он имел возможность пользоваться его богатейшими книжными собраниями. Отсюда же он отправился в Константинополь и на Афон, где изучил греческий язык и ознакомился с собранием книг афонских монастырей, имевших сочинения Аристотеля, Платона, Гомера, Софокла, Геродота и других античных авторов. Здесь же он проявил интерес к учению «исихастов» — представителей религиозного направления, призывавшего человека к отчуждению от «мирской суеты», и по возвращении на родину начал проводить их идеи в жизнь.
Дошедшее до нас литературное наследие Нила Сорского невелико. Оно включает несколько посланий к разным лицам, монастырский устав (наиболее значительный его труд) и наставление ученикам, поселившимся в основанном им скиту. Для нас представляет интерес его устав, в котором формулируются основные принципы нравственного совершенствования и управления психической деятельностью. С этой целью он включил в устав целый психологический «трактат» — развернутое учение о природе человеческих страстей и методах их обуздания.
Анализ страстей осуществляется здесь в трех направлениях: 1) прослеживаются момент зарождения и развитие страсти, те этапы, через которые проходит страсть в своем проявлении; 2) дается классификация страстей с описанием отличительных признаков каждой из них; 3) указываются пути и способы борьбы со страстями вообще и с некоторыми их видами в частности.
Согласно воззрениям Нила Сорского, началом всякой страсти является «прилог» — непосредственное впечатление, произведенное предметом при его восприятии, или же образ предмета, возникший перед мысленным взором при воспоминании о нем. Мимолетные мысли и чувства, которые при определенных условиях становятся источником страсти, появляются независимо от нашей воли, а потому и не подлежат моральной оценке.
Следующая ступень развития страсти — «сочетание», т. е. присоединение к первоначально возникшим образам и мыслям новых психических компонентов — зачатков чувства и воли. Оно имеет место в тех случаях, когда человек поддается «лукавому помыслу», останавливает внимание на порочной мысли. Нил Сорский характеризует эту ступень как принятие («приатие»). помысла, усвоение его, что происходит уже по нашей собственной воле («от произволения нашего»). На этой ступени начинается моральная ответственность человека, ибо «страстный помысел» теперь перестает быть «безгрешным», каким он был на стадии «прилога». Вместе с тем здесь и начало внутреннего конфликта, нравственной борьбы.