Лейбниц одним из первых — и в этом его важная заслуга в истории психологического знания — занялся изучением бессознательного. «…Убеждение в том, что в душе имеются лишь такие восприятия, которые она осознает, является величайшим источником заблуждений»[36],— писал он, полагая, что и при отсутствии сознания непрерывно продолжается незаметная, подспудная деятельность психических сил.

Лейбницем впервые было введено понятие о «малых перцепциях» (неосознаваемых или подпороговых восприятиях), что позволяло объяснить некоторые психологические эффекты суммацией подпороговых воздействий. Кстати сказать, современная психология, лишь недавно приступившая к разработке этого вопроса, подтверждает, что в данном случае Лейбниц был прав. По существу, Лейбниц стал одним из родоначальников учения о психической причинности. Правда, его взгляды в конечном счете оказались квазидетерминистскими по своей сущности, но они содержали и рациональный момент, поскольку он поставил вопрос о реальной динамике психических явлений.

И тем не менее философское учение Лейбница о монадах — последних элементах вещей — оставляло совсем немного возможностей для собственной психической активности человека. Монады — это своеобразные неделимые атомы материи, замкнутые в себе центры жизненных сил, которым свойственно стремление к самоопределению, к действию, так как они построены по образу и подобию рефлектирующей души. Поэтому, по словам Лейбница, по всей материи рассеяны души. Внутренние силы природы изображались им также по типу психических.

Трактуя мир монад как бесконечную градацию совершенств, Лейбниц выделил в этой непрерывной шкале несколько уровней. Животные обладают душами. Они не являются простыми автоматами. Разум им заменяют ассоциации, что объединяет их с людьми. Но людям, кроме того, свойственно ясное понимание вещей и постижение вечных истин. Согласно Лейбницу, душа — это преформированное, предуготовленное устройство; способность его к восприятию истин нельзя считать только возможностью: «…это предрасположение, задаток, преформация, которая определяет нашу душу и благодаря которой эти истины могут быть извлечены из нее. Это подобно разнице между фигурами, произвольно высекаемыми из камня или мрамора, и фигурами, которые прожилками мрамора уже обозначены или предрасположены обозначиться, если ваятель воспользуется ими»[37].

Предустановленная гармония характеризует и взаимоотношения души и тела. Обе эти сущности человека совершают свои операции независимо и автоматически в силу своего внутреннего устройства. Как видим, учение о предустановленной гармонии делало бессмысленным не только изучение телесной детерминации психического, но и какое-либо активное вмешательство в течение психических процессов. Нигилистическое отношение к взгляду на тело как на субстрат душевных проявлений и возможный их регулятор отрицательно сказалось на концепциях немецких психологов И. Гербарта, В. Вундта и других, ведущих свою научную родословную от Лейбница.

Тем не менее вопросы, имеющие отношение к психологии активности, в последующем затрагивались многими западноевропейскими философами.

Крупнейшей фигурой в ряду таких философов является И. Капт (1724–1804) — родоначальник немецкого классического идеализма. Среди его философских исследований нет работ, непосредственно затрагивающих вопросы психической активности. Большая часть его положений о возможностях психики человека, о формах ее активности содержится в лекциях по педагогике, которые он читал в Кенигсбергском университете, в таких работах, как «Антропология», «Пролегомены», в частных письмах и заметках. Подобно другим представителям просветительской философии, Кант придавал огромное значение воспитанию как основному методу в деле усовершенствования человеческой природы для реализации «идеи человечества». При этом род людской должен собственными усилиями постепенно из самого себя выработать все свойства, присущие природе человеческой.

Первым шагом на пути к воспитанию, по Канту, является дисциплина, которая не дает человеку уклоняться от его назначения человечности. «Заманчиво представить себе, — писал он, — что благодаря воспитанию человеческая природа будет развиваться все лучше и лучше и что ей можно придать такую форму, которая соответствовала бы идеалу человечности. Эта надежда открывает перед нами в перспективе будущее, более счастливое поколение людей»[38].

«Два человеческих изобретения, — отмечал Кант, — можно считать самыми трудными, а именно: искусство управлять и искусство воспитывать…»[39] Воспитание и «разумность» находятся в зависимости друг от друга, и поэтому уровень воспитания в историческом плане может повышаться лишь очень постепенно. Значительный прогресс уровня воспитания Кант связывал с выработкой его теоретических основ, полагая, что только при этом условии оно становится «сознательным искусством».

Среди основных задач воспитания, включающих привитие дисциплинированности, трудовых навыков, морально-этических норм, Кант особо выделяет такие, как «научить детей думать», а также «культуру душевных способностей». «Что касается свободной культуры душевных способностей, — писал он, — то следует наблюдать, чтобы она постоянно развивалась. Она, собственно, должна касаться высших способностей. Низшие всегда развиваются параллельно, но только по отношению к высшим; остроумие, например, по отношению к разуму. При этом главное правило здесь то, что каждую способность души следует воспитывать не отдельно, но лишь в отношении к другим: например, способность воображения только исходя из пользы рассудка. Низшие способности одни сами по себе не имеют никакой ценности… Остроумие рождает лишь пошлости, если к нему не присоединяется способность рассуждать»[40]. При этом, считал Кант, «душевные способности воспитываются лучше всего тогда, когда человек сам делает все то, что хочет сделать…»[41]. Сущность «культуры душевных способностей» раскрыта Кантом более полно в его статье «О способности духа силою только воли побеждать болезненные ощущения», имеющей непосредственное отношение к психологии активности человека. Далее мы остановимся на ней подробно.

Активность психологических позиций Канта проявилась и в оценке роли разума в развитии человека. При этом он подчеркивал практическую направленность (правда, понимаемую идеалистически) интеллектуальной познавательной способности человека. Правильный рассудок, сила суждения и основательный разум создают весь объем интеллектуальной познавательной способности главным образом постольку, поскольку эта способность рассматривается как средство для содействия практическому началу, т. е. для достижения цели.

Отрыв разума от чувственного мира и человека ведет, по Канту, к мистике и метафизике. «…Предающийся раздумью человек, — считал он, — впадает в мистику… здесь разум уже не понимает ни самого себя, ни своих желаний, он предпочитает грезить, вместо того чтобы оставаться в пределах чувственного мира, как это подобает его интеллектуальному обитателю. Отсюда берет начало чудовищная система Лао-Цзы о высшем благе, которое должно представлять собой ничто, т. е. сознание растворения себя в лоне божества благодаря слиянию с ним и уничтожению тем самым своей личности…»[42]

В «Антропологии» Кант дал довольно точные описания индивидуальных особенностей личности, человеческих характеров, не потерявшие своего значения до сегодняшнего дня. В свете задач воспитания и самовоспитания им выделяется такое свойство человека, как твердость характера — основа доверия к самому себе, к своим решениям и действиям. В другом месте он замечает, что ровный характер — «радостное и веселое расположение духа» — присущ тем, кому не в чем себя упрекать. «Постоянно упражняясь, можно достичь того, что будешь в состоянии заставить себя в любой момент быть веселым членом общества»[43].