Жизнь показывает, что в число неумеренно пьющих попадают люди, не имеющие сколько-нибудь выраженной ценностной установки в жизни или же теряющие ее под давлением сложившихся обстоятельств. Более того, многих из них перестает беспокоить даже такое минимальное моральное требование, как необходимость являться на работу со свежей головой, а не на похмелье. Поэтому успех «самоперепрограммирования» в решающей степени зависит от того, насколько прочно решение отрезвить свой быт подкреплено реальной и конкретной «сверхзадачей» (восстановить уважение семьи и трудового коллектива, овладеть специальностью и т. п.). Регуляция собственных действий в некоторых случаях облегчается использованием психологического приема «двойника», состоящего в том, что человек мысленно разделяет себя на две личности — двойников своего Я. С «плохим», который пытается продолжить привычную систему пьянства, ведется решительная борьба.

Укреплению вновь созданной программы способствуют такие приемы, как образная переработка угрожающих ситуаций, когда человек мысленно сопоставляет разрушительные последствия пьянства и себя самого с новыми преимуществами непьющего, укрепляющего здоровье и свой социальный статус. Сохранить вновь избранную линию поведения позволяет постоянно действующий самоконтроль, собственная внутренняя бдительность.

Важное значение имеет выработка новых целесообразных привычек. При этом привычка может быть и способом стихийного самопрограммирования, и методом целенаправленного самосовершенствования, если она формируется сознательно, с учетом жизненных перспектив и целей.

К существенным программирующим механизмам относится речь. О психофизиологических механизмах речи подробно говорилось при описании особенностей гипноза и аутогенных тренировок. Однако и в бодрствующем состоянии речь сохраняет важную регулирующую и программирующую функцию. Еще И. П. Павлов отмечал, что вторая сигнальная система есть высший регулятор человеческого поведения.

Среди множества форм словесной саморегуляции и самопрограммирования следует назвать самоодобрение и самопоощрение. Хотя эта форма саморегуляции более свойственна детям, определенное значение она имеет и для взрослого человека, закрепляя и усиливая положительное отношение к определенной программе собственного поведения или деятельности. Вспомним, как А. С. Пушкин, закончив трагедию «Борис Годунов», с величайшим удовлетворением воскликнул: «Ай да Пушкин, ай да молодец!»

Противоположная форма саморегуляции — самоосуждение и самонаказание. Являясь весьма действенным средством самовоспитания, она представляет собой необходимый элемент внутренней работы по развитию высокой требовательности к собственным программам деятельности. Однако следует при этом помнить, что высокая требовательность к себе не должна сочетаться с постоянным недовольством собой. Привычка к такой внутренней позиции может привести со временем к психическому дискомфорту, к неверию в собственные возможности, что нередко становится основой «комплекса неполноценности».

Среди других форм речевой саморегуляции назовем еще самоприказ, самопринуждение, самоподбадривание. Программирующая роль таких активаторов, даже если они реализуются в виде внутренней речи, достаточно высока. Это показано во многих психологических исследованиях (например, в области психологии спорта).

Заключение

Могущество современного человека бесспорно. Вопрос лишь в том: прибавило ли ему это могущество внутренней уверенности, психического комфорта и душевного равновесия, уменьшило ли число жизненных проблем? Грандиозный всплеск человеческого интеллекта вылился в научно-техническую революцию, нередко порождающую монотонную деятельность и безликость жилищ, дефицит интимности в межличностных отношениях, избыток информации и физическую недогрузку. Безудержная деятельность человека серьезно угрожает экологическому равновесию.

Не учитывая всех последствий преобразования природы в «век техники», пишет белорусский писатель Алесь Адамович, «люди рискуют столкнуться с необратимыми отрицательными последствиями, результатами… Ну а человек, его «преобразование» — менее сложная, ответственная и рискованная деятельность? Если в обращении с неживой природой приходится быть столь осмотрительным, бережливым, то сколько уж надо знать, учитывать, сколько всего помнить, формируя общественное, человеческое сознание и саму жизнь общества!»[184].

В связи с вышесказанным встает и такой вопрос. А не являемся ли мы все свидетелями и жертвами дисгармонии между внешними и внутренними возможностями человека? Не слишком ли похож сегодняшний человек на ребенка, преждевременно ставшего обладателем чрезвычайно опасных игрушек? Кстати сказать, на ребенка он похож еще и тем, что его внимание большую часть времени направлено на выяснение отношений с внешним миром и лишь изредка — с самим собой. Он охотно переделывает окружающую природу и лишь в исключительных случаях вспоминает о своем собственном несовершенстве. Даже забота о здоровье ассоциируется в первую очередь с чисто внешними факторами: с таблетками, компрессами и т. п. И лишь иногда можно услышать о некой психической устойчивости в отношении заболеваний.

При этом считается, что именно физическая закалка определяет силу и устойчивость психики. Безусловно, она способствует ей, но не определяет. Нам приходилось видеть, как мастер спорта по боксу падал в обморок при предохранительной прививке, а тщедушный шахматист стоически переносил боль при обширной травме.

Сказанное заставляет вспомнить слова И. Канта о том, что «в ходе прогресса человеческого рода культура одаренности, умения и вкуса (а вследствие этого и роскоши) естественно обгоняет развитие моральности, и это обстоятельство является наиболее тягостным и опасным как для нравственности, так и для физического блага, потому что потребности растут значительно быстрее, чем средства их удовлетворения». Оптимизм Канта проявился тем не менее в уверенности, что нравственные задатки человечества, которые всегда плетутся позади, когда-нибудь все же перегонят культуру потребления, «тем более что она в своем поспешном беге то и дело сама создает себе препятствия и часто спотыкается»[185].

Роль психологии активности состоит здесь, как представляется, в том, чтобы воспитывать в человеке носителя разумных потребностей. Сопоставим, к примеру, две следующие ситуации.

Еще совсем недавно мораль включала такое требование к человеку, как «честное отношение к вещам». Оно состояло в том, что владелец необходимой ему вещи добросовестно ее использует и своевременным уходом за нею старается возможно дольше продлить срок ее службы.

А как обстоит дело в современном так называемом обществе потребления, для которого «богом» становится вещь? Идя на поводу у моды, человек исключает из употребления многие добротные вещи только потому, что они «вышли из моды». При этом он тратит немало сил, времени и денег для того, чтобы приобрести такую же (а может быть, и худшую) вещь, но отличающуюся каким-то несущественным признаком. То, что массовое решение таких «проблем» является «погоней за призраками», — лишь одна и притом второстепенная сторона вопроса. Ничем не оправданный расход природных ресурсов, человеческого труда и времени — гораздо более существенная сторона вопроса, достойная размышлений.

Вот какая «формула счастья» была предложена американским экономистом Ю. Стэйли: «счастье = имущество/желание». Арифметика этой дроби весьма проста: чем больше числитель (то, чем владеешь) и чем меньше знаменатель (то, чего хочешь), тем ощутимее результат. Иными словами, счастье достигается умножением собственности или же ограничением потребностей.