- Я думаю, что тебе лучше сейчас домой?

- Да, - согласилась девушка. – Вряд ли на работе поймут мой наряд.

Она не решалась первой заговорить о том, что было ночью, но по всему её виду мужчине было понятно, что хоть Ксения и смущена, но счастлива. Тем сложнее ему было начать этот разговор.

- Оксана, я должен извиниться перед тобой за свою вчерашнюю несдержанность, - наконец произнёс Михаил, не отрывая взгляда от дороги. – Но я должен сразу тебе сказать, что…

Он не успел закончить свою мысль, но это и не нужно было. По его поведению она уже всё поняла. Если бы случившееся её бывший муж не считал ошибкой, он бы не вёл себя так холодно сегодня утром. Эти сжатые в тонкую линию губы, выражавшие его злость на самого себя. Это нежелание смотреть на неё, словно после полуночи спало всё волшебство и девушка превратилась в лягушку вместо принцессы.

- Можешь не продолжать. Я всё поняла. Ты жалеешь.

- Оксан…

- Я же сказала, - не продолжай. Мне совсем не хочется услышать то, что я и так знаю: в твоей жизни теперь другая женщина, а я осталась далеко в прошлом.

- Мне жаль.

- Мне тоже.

Дальше говорить что-либо было бессмысленно. Дорога продолжалась в полной тишине, которую нарушали лишь звуки с улицы. Когда Михаил остановил машину возле подъезда Оксаниного дома, они даже не взглянули друг на друга. Оксана молча вышла из авто и скрылась в темноте подъезда. Михаил не стал терять времени и направился на работу.

В последующие дни Ксюша много раз уже почти поддавалась желанию набрать номер Миши и умолять его простить её и вернуться, останавливала её лишь гордость и понимание того, что это – бесполезно. Если бы хотел – пришёл бы сам. Всю свою нерастраченную нежность она теперь отдавала Спайси, пока через несколько недель не поняла, что что-то с ней не так.

Ещё до визита к гинекологу девушка поняла, что ждёт ребёнка, но всё же подтвердить это мнением врача ей было важно. О том, чтобы сделать аборт, у Ксении не возникло и мысли. Этот ребёнок стал любимым с самого первого момента понимания его присутствия в ней.

Самым сложным было убедить маму не говорить ни о чём ни Мише, ни его родителям. Вера Ивановна так и не перестала считать, что дочь не права и Михаил должен знать, что сделал ей ребёнка.

- Я сама в этом виновата. У него совсем другая жизнь, у него есть любимая женщина и рушить их отношения я не буду. Не проси меня об этом. Я сама наломала дров и буду теперь брать всю ответственность на себя.

- Ой, дура ты, дура! – Плакала Вера Ивановна.

Остановились на том, что Ксения переедет снова к родителям, по крайней мере до тех пор, пока ребёнок не пойдёт в ясли или она не устроит свою личную жизнь. Хотя на это Вера Ивановна уже и не надеялась в ближайшие годы.

Переезд был очень эмоциональным, но рады этому были все. Даже отчим перестал носиться, как квочка с цыплёнком, со своей родинкой и активно переделывал комнату сына под детскую. Это маленькое существо, ещё даже не успевшее появиться на свет, уже заставило трёх человек с радостью и надеждой смотреть в будущее.

Но разве ж могла Вера Ивановна хранить внука, а второе УЗИ показало,  что будет мальчик, втайне от вторых дедушки и бабушки? Когда, придя к Софье в гости, она выложила всё, как есть, пришлось потратить  множество слов и слёз на то, чтобы уговорить Софью ничего не рассказывать Михаилу. Иначе Ксения её не простит. А ей волноваться совсем нельзя. Разговор этот между Верой Ивановной и Софьей Николаевной состоялся почти в самом конце весны. И хоть мама Миши и обещала хранить тайну, но для себя решила, что по возвращению с Сахалина она всё равно это так не оставит и костьми ляжет, но заставит Михаила признать ребёнка. Но это потом, месяца через два. А сейчас не стоит заваривать такую кашу, обещающую нервотрёпку, перед самой поездкой. Не дай Бог ещё Павлика инфаркт хватит!

Миша же всё это время не находил себе места. Таня уже не радовала. Нет, он не перестал её хотеть, когда она умелыми ласками приводила его в состояние боевой готовности, но мужчина заметил, что этот секс теперь оставлял неприятное послевкусие. Он заметил, что придумывает предлоги, чтобы встречаться с ней всё реже и реже. Оправдывался работой, несуществующими командировками и даже иногда ссылался на выдуманный грипп, чтобы остаться дома. Таня верила, но не спешила примерить на себя роль медсестры. Так их встречи сократились постепенно до одной в месяц.

Об Оксане он думал, но упорно заставлял себя вспоминать всё то плохое, что у них было, чтобы не поддаваться соблазну приехать к ней. Нет, Миша не мог признаться себе, что его чувства к ней – это всё та же любовь, что была и раньше. Что она, эта любовь, никуда не уходила, - он просто спрятал её после развода где-то далеко внутри и не хотел открывать больше никогда эту дверь.

Теперь уже наступил июнь и именно сейчас родители решили использовать подаренные им деньги на поездку на Сахалин. Конечно, ведь путешествовать лучше всего именно летом. Хотя бы потому, что чемоданы легче.  Миша приехал в родительский дом, чтобы пожить тут, пока родители будут в отъезде. Это ведь не квартира, которую можно просто закрыть на ключ и не переживать. Мама очень просила его быть тут ради собаки, что служила им верным охранником много лет. Ради цветов в её небольшом, но красивом палисаднике. Он довёз их до вокзала и посадил на поезд до Москвы. А затем вернулся в опустевший дом. Этот день был выходным, так что можно себе позволить расслабиться, отцепить Шерхана с поводка и дать ему вволю набегаться по двору. Когда пёс устало подтянулся к своей будке, Михаил решил, что пора бы занести свою сумку с вещами в спальню.

Развесив вещи в шкафу, решил включить ноут и немного поработать. Всё равно заняться больше и нечем. Не плевать же в потолок. Чтобы не портить глаза в сумерках, включил свет. Но тут лампочка издала громкий треск и приказала долго жить. «Только этого мне не хватало», подумал Михаил. Пришлось вылезать из разложенных вокруг документов и идти на поиски новой лампы, пока ещё хоть что-то видно в этой комнате. Для хранения всего-чего-угодно родители приспособили одну из комнат на втором этаже, рядом с их собственной спальней. «Наверное, и запасные лампы отец хранит тут», думал Михаил, открывая дверь.

И первым, на что он наткнулся сразу на входе сюда, была детская коляска. Новая. Ещё с бирками и ценником. Для самых маленьких. Со съёмной люлькой. Красного цвета. «Мало ли?», отбросил он странные мысли. Но тут же увидел на столе аккуратные стопочки детских пелёнок и конвертов, распашонок и шапочек. А также игрушки, погремушки и прочую такую дребедень. И всё это в своей цветовой гамме указывало на то, что куплено для мальчика. Миша готов был поклясться, что ещё в прошлый его визит к родителям, когда они с отцом заносили сюда старый стол, этих вещей тут не было. Для того, чтобы подумать, что это куплено в подарок каким-то знакомым, вещей было слишком много. И они явно были дорогими.  «Так много на рождение не дарят даже родственникам. Неужели мама собирает это всё для меня, в смысле для ребёнка, который когда-нибудь появится у меня?»

Озадаченный родительскими причудами, Миша набрал номер матери.

- Как едется? – Начал он издалека.

- О, сынок, всё просто замечательно. Спасибо, что ты выкупил для нас всё купе.

- Мам, а что это тут за коляска? И вещи какие-то для новорожденного… У кого это ожидается?

Софья Николаевна сначала растерялась от неожиданности, но горячее желание получить внуков преследовало её ещё с тех самых пор, как Миша только женился на Ксении. И она выпалила, эх, была не была:

- Миша! Меня просили тебе ничего не говорить, чтобы не рушить твои отношения с той женщиной, ну с которой ты теперь встречаешься, но я так больше не могу!  Ксения ждёт ребёнка и этот ребёнок твой! Ты слышишь? Миша! Миша! Алло! Алло, Миша?

«Кретин! Идиот! Дурья твоя башка!», обзывал себя Михаил, отчаянно сигналя тем водителям, которые отказывались понимать, что ему очень важно сейчас их всех обогнать. «Только я не замечал, что я – дебил! А все вокруг это видели». Наконец, дорога, длиною в полгорода была преодолена и Миша уже нёсся по ступенькам наверх, на четвёртый этаж, к той квартире, где живёт Ксюша.