— Ну, и спал же я!.. — вдруг прошептал Игорь, смешно мигая со сна и все надувая губы.

Секундочку я еще смотрела на его глаза, лицо, чувствуя уже его сильные руки, ласково обнимавшие меня, и вдруг мне такими смешными, даже глупыми показались все мои предыдущие треволнения… Игорь — со мной, он любит меня, а я его, и все остальное — мелочи; и пора мне наконец-то избавиться от стыдной подозрительности, унижающей и Тарасовых, и Игоря, и меня саму!.. Я засмеялась от счастья и стала целовать Игоря.

А потом, когда мы с ним лежали уже рядышком и тесно прижавшись, он сказал, улыбаясь:

— Обижаешь ты меня…

Я даже испугалась:

— Чем?!

Он чуть повел глазами в сторону, и я увидела на тумбочке около кровати продолговатую коробочку. Она была раскрыта, и в сумерках желтовато посвечивали золотые часы на золотом браслете. Я смутно вспомнила, что ведь вчера еще Игорь подарил их мне, да я как-то будто не заметила даже… В комнате еще было темновато, и я зажгла лампу на тумбочке: золотая витая змейка браслета с утолщением-часами посередине ослепительно ярко засверкала в коробочке, вытянувшись во всю длину.

— Вот спасибо, родной!.. — Я осторожно, двумя пальцами, взяла змейку-браслет, полюбовалась на малюсенький радужно поблескивавший циферблат, невольно наложила часы на руку, любуясь ими, держа перед лампой; от мамы у меня остались тоже золотые часы на золотом браслете, и несколько раз я даже надевала их на праздничные вечера, но ведь то мамины часы, а это — мои; и главное — это подарок Игоря, предсвадебный подарок, в других случаях такие ценные вещи просто не преподносят! — Это ты… мне?..

— А кому же?..

И мы поцеловались.

— Это ты?.. — Я опять почему-то не могла договорить до конца.

— И я, и родители. Деньги-то больше их, конечно.

— Они, значит, тоже?..

— Тоже! — Он и радовался вместе со мной, и одновременно ласково подсмеивался, как я осчастливлена подарком. — Надень-надень, — и сам помог мне застегнуть на руке браслет.

— Настоящий предсвадебный подарок!.. — выговорилось наконец-то у меня, но мне все-таки потребовалась еще одна секундочка, прежде чем я смогла посмотреть на Игоря.

Он встретился со мной глазами. И следа насмешки у него уже не было, одно обдуманное и серьезное решение, он даже подтвердил:

— Да! Предсвадебный.

— Спасибо, родной! — повторила я и крепко-крепко поцеловала его.

— Я рад, что ты рада!.. — сказал он и попросил: — Пойдем завтракать, а? Есть охота!

— Пойдем-пойдем!.. — все так же счастливо заторопилась я и неожиданно для самой себя сказала: — А что, если мне Вадима Павловича пригласить в свидетели, а?

— В какие свидетели? — Игорь сначала мигнул, стараясь понять, на миг перестал улыбаться, потом заулыбался снова: — Сначала еще заявление подать надо, а свидетели потребуются при самой регистрации, это еще месяц пройдет.

— Ах, да…

— Но если хочешь, то можно, конечно, и Петрашевского пригласить, он для тебя с радостью согласится.

— А ты — «мотора» позовешь?..

Он пожал плечами:

— Можно и «мотора»… Да ведь это когда еще будет-то…

— Да всего через месяц!

— А сколько человеку времени надо, чтобы в загс собраться сходить свидетелем?..

— Ну да, правильно. Только почему в загс? Во Дворец бракосочетаний, чтобы торжественно!

— Правильно, оговорился. Ну, завтракаем?.. — И он поднялся первым.

Мы умылись, причесались, оделись, и, когда уже втроем сидели на кухне, ели приготовленную Дарьей Тихоновной яичницу и пили ее вкусный чай, я не утерпела, так уже мне хотелось и обрадовать старуху, и… И будто в самой глубине души я все еще слегка сомневалась, решится Игорь зарегистрироваться со мной или нет?.. И я вскочила из-за стола, сбегала к себе в комнату, надела на руку браслет-змейку, прибежала снова на кухню, показала Дарье Тихоновне:

— Видите?!

— Ай-яй-яй!.. — сказала она. — Дорогая и красивая вещь… — Мигнула, решилась и поглядела на Игоря; он тотчас кивнул ей утвердительно, все улыбаясь; тогда она откровенно обрадовалась: — Такой подарок… Молодец, Игорешка!.. — И слегка вопросительно замолчала.

— Это папа с мамой, — сказал он.

— Я так и поняла: разве хватит у тебя, у аспиранта, денег на такой подарок!

— Какой — такой? — спросила я.

— А?.. — тоже спросила она и вдруг перестала улыбаться, чуть не испуганно выговорила: — Значит… Значит, согласились твои родители?.. — Он опять кивнул утвердительно, все не переставая улыбаться, а по лицу Дарьи Тихоновны я видела, что она по-прежнему никак не может поверить: — Ты уж скажи мне, Игорешка мой, взаправду они согласились или?..

— Что значит — или? — тотчас насторожился он и перестал улыбаться, строго уже глядел на старуху.

— Конечно, конечно!.. — сразу же испугалась она.

А я как-то машинально и в единый миг вспомнила, что и раньше ведь Игорь и старшие Тарасовы вот так же строго смотрели на Дарью Тихоновну, и она точно так же пугалась сразу, да я сама просто не обращала на это внимания… Да и сейчас я только на миг вспомнила об этом и тотчас забыла, выговорила торжественно:

— Идем подавать заявление!

— Что? — спрашивала она у меня, но смотрела на Игоря.

Он тоже на миг перестал улыбаться, глядя на нее и будто осознавая мои слова, потом снова заулыбался, спросил у меня:

— Какое заявление?

— Да — какое? — Я засмеялась.

— Правильно, детки, поздравляю вас! — Дарья Тихоновна даже встала и поцеловала Игоря, заглянув ему в глаза, а потом и меня; снова села на свое место, все тихонько и радостно улыбаясь; вздохнула, точно решаясь, глянула на меня и стала серьезно уже смотреть на Игоря, заговорила медленно: — Я тебя, Игорешка, с пеленок вынянчила, как сына, в красавца ты вырос, родной ты мне!.. Давно я хотела сказать это, да, правду говоря, папы-мамы твоих побаивалась, а если уж теперь они сами решили… Конечно, Михаил Евграфович — ученый, и семья ваша интеллигентная, и сам ты скоро ученым будешь… — Она смотрела прямо в глаза ему, а лицо Игоря было уважительно-вежливым, и глаза его — внимательно-серьезными, он даже как-то подтянулся на стуле, хоть и до этого сидел по-всегдашнему прямо, не прижимаясь к спинке; а у меня жарко колотилось сердце и было такое ощущение, что вот сейчас и подтвердится все окончательно, будто еще что-то мешало мне до конца поверить словам Игоря, вот сейчас — и окончательно — подтвердится!.. И Дарья Тихоновна четко, как давно продуманное, сказала: — Конечно, Анна — всего слесарь, да ведь тебе с ней жить как с женщиной, как с человеком, а лучше ее, уж поверь мне, старухе, ты не найдешь! Я уж про красоту не говорю, в ней она тебе самому не уступит, ты это знаешь, и папа-мама твои — тоже!.. И любитесь вы с ней так, что не наглядишься на вас, сердце поет! Ты когда с ней познакомился?.. Когда горе-беда на девку обрушилась, а она не сломалась, выстояла, даже не согнулась!.. И случись что с тобой в дальнейшей жизни, ты всегда будешь чувствовать рядом ее родное плечо, по-родному, как о себе самой, она будет о тебе заботиться… И такое, Игорешка, поценнее любых дипломов, такое раз в жизни человеку выпадает, да и то — если посчастливится ему!..

— Да я понимаю, Дарья Тихоновна, понимаю, что вы меня уговариваете?.. — Игорь все-таки чуть улыбнулся, потянулся рукой, обнял меня за плечи.

— Дайте, детки, уж я доскажу: в другой-то раз у меня смелости не хватит. Пусть уговариваю, ты к словам моим не придирайся. Ты мне только на один вопрос ответь. Да и себе заодно. Чего боится Маргарита Сергеевна, да и Михаил Евграфович тоже?

— Да что вы, Дарья Тихоновна?.. Да ничего они не боятся, если сами согласны. — Игорь снял руку с моих плеч, улыбнулся уже чуть обиженно.

— Не ловчи, сынок: боятся!.. Боятся, что жизнь их усложнится, да ведь когда-то тебе все равно жениться надо — это раз! Второе. А так ли уж сильно она усложнится?.. Оба вы с Анкой на ногах, жилье у вас есть, а ребеночка вашего я помогу вам вырастить, вон как тебя вырастила. — Она вздохнула, а Игорь уже молчал и не смотрел ни на нее, ни на меня. — Третье, — так же твердо и непривычно напористо для нее проговорила Дарья Тихоновна. — Теперь — насчет интеллигентности этой самой… Я хочу сказать: не в одних дипломах она. Вот душевность-то — по-настоящему главное в человеке! Чуткость, доброта и отзывчивость, а их никакая интеллигентность не заменит! Можно даже вообще не уметь читать и писать, а как станет плохо соседу — тут же плечо ему свое подставить!.. Инстинктивно даже подставить, как воздуху вздохнуть!.. — Она устало замолчала, даже будто виновато вытерла ладошкой рот, но глаза ее оставались все такими же ясными-ясными, и та же непривычная твердость в них была.