— Как же, как же! — готовно-весело ответствовал он.

— Так вот Анка — такая и есть! — серьезно и убежденно проговорила Дарья Тихоновна.

— Не сомневаюсь! — так же легко отвечал он.

— Я не шучу, Игорь! — Дарья Тихоновна вдруг поставила свой фужер обратно на стол, сама встала, открыла дверцу буфета, показала Игорю на деньги, кучкой лежавшие на полке, спросила: — Видишь деньги? Сколько их, по-твоему?

— Много! — засмеялся он.

— Я не шучу, повторяю! — строго уже проговорила она, а я успела мельком удивиться: никак уж не думала, что скромная Дарья Тихоновна — и может говорить таким тоном!

— Ну, рублей сто, может, — Игорь сразу же перестал смеяться, и такое его понимание тоже очень понравилось мне.

— А у меня было всего двенадцать, понял? И она достала из сумки мои деньги, достала свои, сложила их вместе и говорит: «Теперь это наши общие, Дарья Тихоновна!» — Она чуть всхлипнула неожиданно, но тут же сдержалась. — И обед мы с тобой ее едим, и разогрела уже я сама его, и тарелки с рюмками — ее, понял?

— Я же еще вчера сказал, что вы поладите, — почти так же серьезно ответил он и снова улыбнулся: — Ну, за новоселье! — и, чуть повыше приподняв свой фужер, просто сказал мне: — Я сразу понял, Анка, что ты открытая душа!

— Вот-вот! — помягче уже произнесла Дарья Тихоновна. — И ты сам будь с ней таким же, слышишь?

— Да что вы, Дарья Тихоновна! — даже испугалась я.

— Ничего! — еще тише сказала она. — Я его с пеленок знаю, такие разговоры ему не повредят! — Она взяла свой фужер, чуть пригубила из него, поморщилась, поставила его обратно на стол, сказала Игорю: — А ты — все про свою погоду, — и стала есть суп.

— Воспитывает! — улыбнулся мне он и подмигнул по-вчерашнему.

И я тоже подмигнула ему в ответ:

— Для того, кто тебя с пеленок вырастил, ты до седых волос ребенком останешься, — и мы с ним начали пить из фужеров, все глядя в глаза друг другу и улыбаясь.

А когда Игорь допил из фужера до половины и поставил его на стол, я тоже поставила свой, не допив. Он начал есть суп, а я сидела неподвижно и волновалась: понравится он ему или нет? И только когда он, заметив это, подмигнул мне: «Очень вкусно!» — стала есть сама.

То новоселье Дарьи Тихоновны запомнилось мне отдельными отрывками, а главным и непрерывным в тот вечер для меня было ощущение радостного волнения, что Игорь рядом; что мы с ним все время смотрим друг на друга, будто разговаривая глазами, и вместе улыбаемся, и одновременно смеемся одному и тому же… И каждая мелочь вдруг приобрела особенное значение. Игорь, например, ел суп, наклоняя тарелку от себя; и ложкой в ней тоже проводил от себя, зачерпывая суп; а мы с Дарьей Тихоновной наклоняли тарелки к себе; и суп зачерпывали, двигая ложки на себя. И мне показалось, что есть суп так, как делает это Игорь, интеллигентнее, что ли… Даже вдруг вспомнила, что сын нашего Пата доктор наук Евгений Евгеньевич тоже ел так же, когда я обедала как-то у них дома. И я сейчас непроизвольно для себя стала повторять движения Игоря, а он заметил это и улыбнулся, и я ему в ответ…

Или Игорь сидел на стуле, не приваливаясь спиной к его спинке, и это получалось у него тоже как-то особенно красиво и подтянуто, вежливо, что ли… И я тоже сразу же выпрямилась.

Еще я заметила, что он ни разу не перебил ни Дарью Тихоновну, ни меня, когда мы говорили. Даже сам тотчас замолкал вежливо, если мы с ней перебивали его. И я тотчас напряженно стала следить за собой, чтобы и это делать совершенно так же, как он.

А запомнилось мне, как Игорь рассказывал о коэффициенте внутреннего трения, одном из вопросов теории сыпучих тел, которым он занимается в своей диссертации. И красивое лицо его вдруг стало таким же успокоенно-задумчивым, какое оно бывает и у Белова, когда Степан Терентьевич размышляет, как бы упростить монтаж баллера, к примеру. Игорь закончил с золотой медалью специальную математическую школу, а приемами математики, оказывается, — объяснял он мне, — возможно определить чуть ли не все явления окружающего мира, поэтому математика и понравилась ему еще в школе. И университет он закончил с отличием, поэтому и оставили его сразу в аспирантуре; а практическое применение его теоретических исследований трудно перечислить: это и облегчение разгрузки вагонов, и движение зерна в хранилищах элеваторов, и работа горно-обогатительных фабрик, и многое-многое другое.

Говорил он увлеченно, но тем же ровным голосом, и все сидел, не приваливаясь к спинке стула. Но главное, в глазах его появился новый свет, они даже стали чуть темнее, будто поголубели… Дарья Тихоновна ласково улыбалась, глядя на него, и я вдруг заметила, что сижу буквально с разинутым ртом: за одним столом со мной и у меня дома неожиданно оказался человек, во всем равный тем людям, что создают проекты новых судов в конструкторском бюро нашего завода! А ведь мы-то — только воплощаем в реальные конструкции найденное ими. Но Игорь даже и повыше их: своим исследованием он найдет новые закономерности, которые позволят тем же конструкторам на их основе проектировать более экономичные и производительные установки!

Даже не помню, как мы доели мои котлеты с картошкой, только Дарья Тихоновна спросила у Игоря:

— Хозяйка Анка?

— Еще какая! — отвечал он так, будто речь шла не только о еде; и мне тоже было особенно приятно это.

Оказалось, что кроме вина — Игорь выпил только один фужер, а мы с Дарьей Тихоновной и того меньше — Игорь принес еще шоколадный торт, который вначале я даже не заметила.

— Сейчас кофе сварю! — спохватилась я и вскочила, достала банку с кофе, кофемолку, стала молоть его, а потом и сварила, тщательно соблюдая мамины правила.

— Ай-яй-яй!.. — Игорь даже восхищенно помотал головой, и волосы его красиво упали на лоб, когда он отхлебнул из чашечки кофе. — Не хочу обижать вас, Дарья Тихоновна, но у Анки кофе не хуже!

И она тоже попробовала кофе, даже глаза прикрыла сосредоточенно. Потом сказала, удивленно покачав головой:

— И когда только ты, девчонка, научилась всем этим домашним премудростям?

— Еще не всем! — обрадованно ответила я. — Просто мама все это любила и делала всегда хорошо, вот я и насмотрелась на нее.

— Восприимчивая ты, значит, да трудолюбивая, вон в квартире-то у тебя какой порядок, а ведь одна ты осталась! — Вздохнула и поглядела на Игоря, вдруг сказала: — Пропали бы вы одни на матушке-земле, творцы-красавцы, без умных и добрых баб!

— А если они еще и красивые? — спросил Игорь и сам покраснел, отвел от меня глаза.

А я сидела, боясь шелохнуться, да прислушивалась: забьется у меня снова сердце, или оно от счастья навечно уж остановилось?

И еще мне запомнилось, как мы с Игорем танцевали. Без Дарьи Тихоновны мы и не догадались бы, наверно, что можем потанцевать, по-прежнему находились в том самом состоянии, про которое она же и сказала: «Как в наваждении спят!..»

— Сиди! — сказала она мне. — Посуду уж я сама вымою, как мы с тобой договорились, — и встала, начала собирать посуду со стола, вдруг обернулась: — А музыка у тебя какая-нибудь есть, Анка?

— Есть! — радостно ответила я, вскочила и побежала в комнату, достав магнитофон из-под шкафа, вынесла его в прихожую: в моей комнате от вещей было не повернуться.

— Пляшите у меня, — негромко сказала Дарья Тихоновна и открыла двери в свою комнату, вдруг внимательно прищурилась, вглядываясь опять в меня: — Ты, девка, сдерживала свое любопытство, или тебе действительно неинтересно, какие вещи у старухи на старости лет?

— Мне главное — какая вы, а вещи ваши — дело второстепенное, — ответила я и вошла в ее комнату.

Пол ее был уже чисто вымыт, в комнате стояли старенький шкаф, комод, кровать и диван, стол посредине, вокруг него — четыре стула.

— Ничего я не нажила себе за жизнь, Анка, — тяжело вздохнула Дарья Тихоновна.

Игорь молчал, вежливо улыбался, отодвигая в сторону стол и стулья.

— Испанского короля собрались принимать? — спросила я у Дарьи Тихоновны. — Так он вашего адреса не знает. А главное вы нажили, чтобы других радовать!..