— А ты не хочешь быть бакланом, — все понял старец. — Поэтому и выжидаешь?

— Хочу ли я быть бакланом или не хочу — сейчас это не имеет никакого значения. Нам с тобой, Федорыч, свои шкуры уберечь да Светлану спасти — вот главная на сегодня задача. Мы трое связаны друг с другом неразрывной веревочкой. Отбиваться надо в едином строю, как было положено в партии, которой ты когда-то руководил. А по одиночке Смирнов нас играючи передушит.

— Придумай что-нибудь, Витольд, — сказав это, Дмитрий Федорович, ощутив стремительно навалившуюся старческую усталость, осторожно полуприлег на стоявший у стола длинный, как трейлер, кожаный диван.

— Кое-что придумал. Но надо выждать. Выждать, Федорыч!

— Будем выжидать и дождемся, — двусмысленно откликнулся старичок.

— А вы что хотите, чтобы я Смирнова на дуэль вызвал?! — терпел, терпел Витольд, но не вытерпел и взъярился-таки. — Так он прихлопнет меня как комара. Неужто не понимаете, что сейчас они с Сырцовым во всеоружии! Да и это не главное. Главное, что он бес, хитрый, изворотливый, непредсказуемый бес!

— До медвежьей болезни он тебя в свое время напугал.

— А тебя?

— Меня пугал, но я не очень-то испугался.

— Это по старческому недомыслию. Мы с тобой приговорены Смирновым уже давно. Я — в девяносто первом, ты — в девяносто четвертом. А живы мы потому, что исполнение смертного приговора отложено на неопределенное время. Судя по всему, Смирнов решил, что это время пришло. Готовься, Федорыч, чистые подштанники надевай.

Насчет себя Витольд все правильно сказал. Именно в девяносто первом Смирнов просчитал его комбинацию, которая должна была привести Зверева в кресло руководителя всех секретных служб государства. Просчитал эту хитрую и грязную комбинацию и безжалостно поломал ее. Ее, но не Витольда, которому в связи с отсутствием прямых доказательств о его участии в коварных преступлениях удалось уйти от карающей руки закона. Но он знал: карающая рука отставного милиционера вознесена и в любой момент может опуститься на него с уничтожающей силой.

А в отношении Дмитрия Федоровича Витольд ошибался из-за отсутствия должной информации. Имелись неоплаченные счета у Смирнова и к Дмитрию Федоровичу по девяносто четвертому году, когда почтенный старец, умело изображая слабоумного, ловко отрубил себя от страшного дела Павла Рузанова, занимавшегося со своими подручными заказными убийствами. В том числе и по секретным заказам и самого Дмитрия Федоровича.

Но еще Витольд не знал о шестьдесят девятом годе. В тот год Смирнов вступил в борьбу с третьим человеком в партии и государстве и, если не победил, то сильно попугал обладавшего тогда безграничной властью Дмитрия Федоровича. Многие миллионы долларов, вырученные за грабительское уничтожение и тайную перепродажу неисчислимого количества леса, вернуть стране, естественно, не удалось, все деньги остались при нем, правительственном бандите. Но Смирнов не дал ему скрыть и оставить безнаказанным убийство первого мужа Светланы, известного певца и поэта Олега Торопова. Тогда ярость всесильного от собственного бессилия (Смирнов с помощью друзей очень точно подстраховался, и достать его не было никакой возможности) застилала Дмитрию Федоровичу глаза, а теперь застилает липкий страх, который он старательно скрывал от всех. И от себя тоже.

Не обиделся божий одуван на старческое недомыслие и на чистые подштанники не обиделся. Крошечный, он колечком лежал в углу дивана и, в полуулыбке приоткрыв рот, пламенно мечтал. Домечтался:

— Давай, Витольд, и мы вынесем ему приговор. Смертный.

— Да с нашим удовольствием! Кто за то, чтобы приговорить Смирнова Александра Ивановича к смертной казни? Кто за? Вы — за? За! Замечательно! И я — за. Просто превосходно! Смирнов Александр Иванович приговаривается к смертной казни! Приговор привести в исполнение немедленно! — Витольд кривлялся увлеченно и темпераментно, но пар вышел, и он спросил без выражения и тихо: — А кто приведет приговор в исполнение, Федорыч?

— Киллеров надо нанять, — посоветовал добродушный старичок. — Какие у покойника Пашки Рузанова киллеры были!

— Говенные, если Пашка Рузанов — покойник, — резонно заметил Витольд. — И, насколько я помню, Пашку-то Смирнов с Сырцовым покойником сделали.

— Тогда ты Смирнова должен убить. Больше некому.

Витольд подошел к дивану, склонился над старичком, пригладил ему остатки волос на сухом маленьком черепе и с бешеной заторможенностью заботливо и нежно сказал:

— Помирать тебе давно пора, а нет покоя деятельной натуре. По-прежнему властвовать хочешь, людскими судьбами распоряжаться.

— А ты? — спросил Дмитрий Федорович. Выцветшие от старости глаза его были спокойны, холодны и ироничны.

52

Когда нечто твердое и холодное даже через рубашку ткнулось ему под ребра в правый бок, а чья-то левая рука дружелюбно обняла его за плечи и задушевный голос обещающе предложил ему прямо в ухо:

— Давай, Сева, покатаемся в моей машине, — Всеволод Всеволодович Горелов понял, что сопротивляться неполезно. Во всяком случае, для здоровья. Он покорно пошел туда, куда его вели. Его усадили в немолодую «восьмерку», что стояла в тихом переулке за боксами. Он не видел того, кто вертел его как куклу, но узнал его по наглости. Находящийся во всероссийском розыске за попытку ограбления банка Георгий Сырцов с веселым нахальством взял его на пороге этого самого банка.

Сырцов усадил Горелова на сиденье рядом с водительским местом и предупреждающе поинтересовался:

— Надеюсь, рыпаться не будешь?

— Не буду, — искренне и обреченно ответил Всеволод Всеволодович.

Сырцов не спеша обошел радиатор и сел за баранку. Поехали.

В привычный уголок у Лужников привез Сырцов компьютерщика. Нравилось ему тут. Выключил мотор, спокойно откинулся, развернувшись в уголок, чтобы лучше видеть собеседника, и сообщил:

— Говорить будем.

— О чем? — спросил Горелов.

— О наших общих делах, Сева.

— Спрашивайте — отвечаем, — предложил правила игры Сева.

— А чего мне тебя спрашивать. Я и так все знаю. Я буду тебе советовать, друг мой, и ненавязчиво настаивать, чтобы ты последовал моим советам.

— Готов прислушаться, — охотно и насмешливо откликнулся Горелов.

— Вот и молодец, — похвалил его Сырцов. — Перво-наперво я бы посоветовал устроить мне встречу с твоим братом Никитой.

— Мой брат погиб, — нетвердо заявил Сева.

— Сева, ну что мы зря время теряем?! — взмолился Сырцов. — Дело надо делать, а не в жмурки играть. Так устроишь?

— Я не знаю, где он сейчас.

— Да и я не знаю, где он сейчас. Может, в Третьяковской галерее. А вообще-то он, как хорошо известно и тебе и мне, в банкирских дворцах поселился. Когда ты с ним встречаться будешь?

— Так я тебе и сказал.

— Извини, неправильно поставил вопрос. Да и договорились мы — без вопросов. Он мне очень нужен, Сева, и как можно скорее. Но я думаю, что я нужен вам даже больше, чем вы мне.

— Ха! — междометием выразил свои сомнения Горелов.

Сырцов помолчал недолго, изучая насмешливого клиента, изучил и спросил:

— Знаешь, как кончали твоего дружка Леву Корзина? — Ничего не сказал в ответ Сева, ни «да», ни «нет», и поэтому Сырцов решил сам ответить на свой вопрос. В подробностях. — Ему отрезали голову стальной удавкой. Он еще стоял на ногах, а голова катилась по земле…

— Зачем ты мне это рассказываешь? — перебивая, глухо спросил Горелов.

— Я не рассказываю, — поправил Сырцов и без жалости известил Севу: — Я рисую ближайшую перспективу для вас с брательником.

— Не пугай, — для порядка отбрехнулся Горелов.

— Ты что, дурачок с мороза? Малахольный, больной, неумный? Рано или поздно Витольд, зная твои связи с Левой и его московскими командами, обнаружит прямой выход на него самого по поводу всяческих подслушивающих и сигналящих штучек, обнаружит и твою осведомленность о всех преступных операциях и разумно решит избавиться от тебя. О твоем брате, разлюбезном уголовнике Цыпе, я уж и не говорю. Как только отпадет надобность в нем, как связнике, его тотчас кончат.