— Я ничего не разбивал и не доказывал! — опять влез Демидов.
— Не перебивай! И внимательно слушай, что тебе мудрое начальство говорит. Теперь я твердо убежден, что Сырцов, снюхавшись со Смирновым…
— Они снюхались лет шесть тому назад раз и навсегда, — не выдержал, еще раз перебил Демидов.
— Молчать! — уже серьезно рявкнул Сам. — С мысли сбиваешь. Так вот, Сырцов со Смирновым, как я полагаю, крепко в эту кашу влезли и так стали ее разгребать, что превратились в первых и самых опасных врагов наших пока не известных нам потенциальных клиентов. Ночная феерия с фейерверком — безусловное доказательство этому. В который раз прошу тебя, Володя, достань мне Сырцова, слезно прошу.
— А не Смирнова?
— Смирнова чего же доставать? Вон он, на виду. Только дорогой наш Александр Иванович хрен нам чего скажет. Может быть, только: не пошли бы вы, козлы… Да еще и адрес даст куда идти. И утремся мы с тобой, и пролепечем жалобно: мол, извините, что побеспокоили… Жорке же придется нам отвечать, он у нас на крючке. На фальшивом, правда, но это не имеет значения. Достань мне Сырцова, Володя.
— Не понимаю я, товарищ генерал, почему они без нас шуруют.
— Тут и понимать нечего. Они при нас — и все сразу в рамках закона. Прощай, допрос с пристрастием, прощай, кулак, прощай, замазанная серьезными преступлениями агентура, прощай, ловкая и смертельно опасная провокация. Они пользуются всем этим и поэтому всегда обгоняют нас.
— Не только поэтому, — не согласился Демидов.
— А почему же еще?
— Потому что они — суперсыскари.
Сам задумался. И, подумав, частично согласился:
— Тоже может быть, — и опять про свое: — Достань мне Сырцова, Володя.
— Достану, — твердо пообещал Демидов. — Достану, есть мыслишка.
— Когда?
— Думаю, завтра.
— Поспешай, послезавтра Леонид Махов прилетает.
— Он же еще неделю должен в Нью-Йорке трубить!
— Натрубился. Ему, как он говорит, там сильно надоело. Ну, ладно, иди, работай, — Сам многозначительно (завершил важный разговор) хлопнул обеими ладонями по зеленому сукну и цепко, по делу вспомнил вдруг: — Да, у тебя срочное сообщение. Ну?
— Не знаю, как и сказать…
— По-простому, по-рабоче-крестьянски. Суть.
— Задержанный спецназом и определенный на содержание в нашу КПЗ Сергей Львович Устимович, он же Семен Иванович Краев, первая воровская кличка Пограничник, вторая и последняя — Большой, сегодня под утро повесился в камере.
— Как? — тупо поинтересовался обалдевший генерал.
— На собственной рубашке. Скрутил из нее удавку и к решетке привязал.
— Что же это делается? — неизвестно кому пожаловался Сам. — Не концы, а гнилые нитки. Только притронься — сразу же рвутся.
51
Божий одуванчик Дмитрий Федорович открыл один глаз. В кои веки он навестил свой банк наконец. Он сидел за парадным столом в своем кабинете и беспечно подремывал. Но вошел Витольд Германович, и одуванчик открыл один глаз. Но божьим одуванчиком Дмитрий Федорович был до тех пор, пока не открыл один глаз. Глаз был дерзкий, хватающий, молодой. Глаз этот остановился на Витольде, а обладатель его спросил нарочито слабым голосом:
— Мне нужен помощник по безопасности, дорогой Витольд Германович.
— Зачем? — враждебно поинтересовался Витольд.
— Неужели вы думаете, что я собираюсь перед вами отчитываться? — У божьего одувана открылся не только глаз. Прорезались еще и зубки.
— Упаси Боже! Как я могу требовать этого? — почти издевательски ужаснулся Витольд. — Просто я надеялся, что могу каким-то образом заменить его.
— Мне замены не нужно. Мне нужен он.
— Роберта Васильевича сегодня нет на работе.
— А где же он? Он что — прогуливает как школьник?
— Скорее всего, приболел, Дмитрий Федорович.
— Я приболел, что ли? — изумился божий одуван-старикашка.
— Я неточно построил фразу. Как я полагаю, приболел Роберт Васильевич.
— Попрошу выражаться яснее, Витольд Германович. И жду ответа на очень простой вопрос: где человек, отвечающий за нашу безопасность?
— Теперь за нашу безопасность буду отвечать я.
— Человек, по вашей версии, серьезно заболевший, на самом деле исчез. Да?
Витольд Германович без приглашения выдвинул стул из-под заседательного стола и вольно уселся напротив учителя и друга. Надоело играть в официальные игры. Поделился со старикашкой своими размышлениями:
— Оперативно как отстучали. У вас что, собственный осведомитель в здешней структуре?
— А вы как думаете? Доверяй, но проверяй.
— Или, как любили выражаться старожилы моей бывшей конторы, друг, друг, а обыскать надо.
— Тоже по делу. Но наш перебрех излишен. Я хочу знать, где Алтухов?
— Мне непонятна ваша обеспокоенность по поводу нашей безопасности. Вы-то в банке хорошо если раз в два месяца бываете.
— Я обеспокоен не по поводу нашей безопасности. Я обеспокоен отсутствием начальника нашей службы безопасности, — Дмитрий Федорович поднял бровки, вытянул губки трубочкой, замер с идиотическим выражением лица, мертво глядя перед собой и в никуда, вдруг быстро, с хищным интересом спросил: — Вы у него дома были?
Нет, не стоило больше легкомысленно отбиваться. Старикашка уже ничему не верил, вцепился всерьез и по делу. Приходилось играть в открытую, на полное доверие. Витольд Германович встал, задвинул стул на место и, опершись о его спинку, ответил:
— Был.
— Ну и как там?
— Исчез Роберт Васильевич, исчез.
— А семья?
— Его жена и дочь уже два года назад отбыли за границу.
— Ты, как я понимаю, — Дмитрий Федорович незаметно и вполне естественно перешел на «ты», — не ограничился тем, что потоптался у его дверей и позвонил три раза. Ты вошел туда. Ну, и как: исчезновение спонтанное, внезапное или с подготовкой? Заранее продумал свой побег или мгновенно сорвался с места?
— У него нет дома. У него была берлога, в которой он отсыпался иногда. Ничего определенного в связи с этим сказать нельзя.
— Его счета в нашем банке были?
— Были, да сплыли. Его счета пусты, Дмитрий Федорович.
— Крыса? Первая крыса с нашего корабля?
— Один из возможных вариантов.
— А другие твои варианты?
— Просчитываются, Дмитрий Федорович.
Дмитрий Федорович с трудом отодвинул кресло и выбрался из-за стола. На шатких ножках загулял по ковру. Ковер был замысловато узорчат, и Дмитрий Федорович ступал, стремясь попасть своими ботиночками только на один рисунок — белый крест. Будто в детские классики играл. Поравнялся с Витольдом Германовичем, остановился и повернулся к нему лицом, на котором годы и страсти всерьез поиграли в свайку.
— Просчитывать варианты надо, как Каспаров в молниеносных шахматах. Мы в цейтноте, Витольд.
— Ты, я вижу, всерьез перепугался, — легко проигнорировав разницу в возрасте, Витольд тоже перешел на «ты». Старикашка боком, как озадаченная птица, посмотрел на него и никак не отреагировал на «ты». Поправил у Витольда галстук дрожащими пальцами и спросил:
— А ты?
— А я… — Витольд ласково отстранил старческую руку и сам сдвинул свой галстук. Так, как счел нужным. — Я перепугался давным-давно. В тот момент, когда по настоянию вашей дочери в наши дела был втянут Георгий Сырцов. Надеюсь, тебе знакома эта фамилия? И еще одна — Смирнов?
— Считаешь, что Смирнов уже копает?
— Не считаю. Уверен.
— Он до меня добирается, — внезапно осенило старикашку. — Он ко мне особый счет имеет. И твердо намерен расплатиться со мной по старым векселям.
— И со мной, — сказал Витольд грустно, потому что многое вспомнил вдруг.
— Так чего ты ждешь?! — взвился, закричав по-старушечьи, Дмитрий Федорович.
— Я не жду, я выжидаю.
— Действовать надо, Витольд, действовать, а не выжидать.
— Один тут последовал вашему совету. Где он теперь?
— Наш клиент Большой, что ли? Значит, это Смирнов его накрыл?
— Смирнов не просто накрыл. Он его обыграл, как лопуха, загнал в угол и позвал охотников, чтобы забрали бездарного баклана.