— Ну уж нет! Меня Большой никому не отдал бы! — Смирнов прошел в комнату и выключил магнитофон. Вернулся, проинформировал Сырцова:

— Я к полковнику. Как освободишься, подходи.

— Тук-тук, — стучало кресло в тишине. — Тук-тук.

Гром услышал стук и раскрыл глаза. Смирнов не захлопнул дверь в комнату, и теперь яркая желтая полоса на полу обозначала непреодолимую границу между Громом и Сырцовым. Гром, непроизвольно пискнув, еле заметно пошевелился. Но Сырцов заметил и сразу же потребовал ответа:

— Это ты, палач, голову Леве Корзину оторвал?

— Тук-тук — стучало кресло в тишине. — Тук-тук.

— Я тебя спрашиваю, скот, — напомнил Сырцов.

Гром простонал слегка. Жалостно так. И вдруг рванул с низкого старта. Он уже был на ступенях, когда крякнул «вальтер». Левая нога его бесчувственно подвернулась, и он упал вперед и набок.

Сырцов не спеша поднялся с качалки и вышел на свежий воздух.

— Тук-тук, — стучало кресло в тишине. — Тук-тук.

Гром, хватаясь за колкие кусты роз, уже поднимался.

— Без пистолета, без стальной удавки как тебе теперь? — полюбопытствовал Сырцов. Гром шумно дышал, стараясь перенести центр тяжести на здоровую ногу, и не отвечал. Сырцов приблизился к нему, чтобы рассмотреть то, что у нормальных людей является лицом. Вурдалак осатанело глядел на него, в зверином ужасе от предчувствия своей скорой смерти. Сырцов понял: — Нелюдь! Я дал слово пристрелить тебя как бешеную собаку. Я сдержал свое слово.

Сырцов дважды, без паузы, выстрелил. В сердце. Гром, уже мертвый, пал на кусты роз и, подминая их, сполз на садовую дорожку. Сырцов ухватил его за ворот и поволок к калитке. Выволок на улицу, сбросил в канаву и осмотрелся. Привалившись к штакетнику, неподалеку стоял Дед.

— Я думал, вы уже вместе с Лехой Большого трясете, — сказал Сырцов.

— Тебя дожидался. Кончил, значит, палача.

— При попытке к бегству.

— Ты ж его терзать хотел. Что ж не терзал?

— Не смог, Александр Иванович, — честно признался Сырцов.

— Ну и молодец, — решил Смирнов, — пошли на Сеню Пограничника полюбуемся.

Пойти они не успели: ниоткуда объявился рыжий Вадик и деловито осведомился:

— Как сработало, Александр Иванович?

Смирнов не успел ответить, его опередил молодой, темпераментный Сырцов:

— Ты же в Нижнем должен быть, король прослушки!

— Я вчера, верней уже позавчера, вернулся.

— Тебе же сказано было: притихни и затаись на Волге! — И вдруг остыл: — Хотя им теперь не до тебя, малыш. Живи и действуй.

Никакого внимания не обратил Вадик на сырцовские фиоритуры. Не слушая и не слыша, дождался их окончания и повторил вопрос:

— Сработало, Александр Иванович?

— Хай класс, Вадик. Как всегда у тебя.

Обожал Деда рыжий Вадик, и похвала от него была ох как по сердцу!

— Да что там. Работка — проще не бывает. Так я поеду?

— Спасибо тебе, Вадим, — серьезно поблагодарил Смирнов. — А то оставайся, дела с клиентурой закончим и водки выпьем.

— Рад бы, да не могу. Мать беспокоиться будет. До свидания. — Вадик развернулся и, растворяясь, пошел по проулку. Не сдержался Сырцов, крикнул ему в спину:

— «Рафик»-то свой драгоценный, небось, подальше поставил! Не дай Бог пуля попадет.

— А как же! Ты, случись что, мне новый купишь? — прощально донеслось из тьмы.

— Пошли, — повторно предложил Смирнов, и они пошли. А то, что ранее называлось майором Громовым, Громом, осталось валяться в канаве.

В ближнем лесу, не очень далеко от дачи Смирновых, имелась уютная полянка. Сырцов и Смирнов вышли к ней. На полянке стояли «рейнджер», «мицубиси»-джип и «лендровер». Освещенные мощными фарами «рейнджера», вольным кружком сидели волкодавы Панкратова. А упакованные и спеленутые холуи Большого лежали неподвижно. Сырцов пересчитал: девять штук, включая Сидорова с Хайрулиным.

— Парни, где отец-командир? — бодро спросил волкодавов Дед.

— В «рейнджере» с главным извергом беседует, — ответил ленивый бас.

— Вы-то все в порядке?

— Зря нас срамите, Александр Иванович, — делано обиделся тот же бас, а остальные волкодавы дружно заржали.

Из «рейнджера», приоткрыв дверцу, высунулся полковник Панкратов и позвал:

— Александр Иванович, Жорка!

Сырцов со Смирновым без спешки подошли к нему.

— Как тут Большой поживает? — не заглядывая в салон, спросил Смирнов.

— Сопит, — доложил неунывающий полковник Панкратов. — Сопит пока. А у вас как дела? Вигвам сильно покрушили?

— Второй раз за год! — сокрушился Смирнов. — Прошлым летом киллеры, теперь вот уголовщина.

— Так вы же сами хотели со стрельбой! — справедливо уличил его полковник. — Чтобы налицо было покушение, чтобы им приличный срок мотать!

— Ладно, об этом забыли, — замял разговор о поврежденной даче по делу разоблаченный Смирнов и позвал: — Сеня, иди к нам.

— Он не хочет, — за Большого ответил Панкратов. — Он своего адвоката хочет немедленно повидать. — И вспомнил вдруг: — А где десятый? Где десятый, Жора?

— Десятый, некто по кличке Гром, — начал объяснять Сырцов, — при задержании оказал сопротивление и попытался бежать…

— И был застрелен при попытке к бегству, — за него закончил обстоятельный доклад полковник Панкратов. — За дело, Жора?

— Он был палачом, Леша. Он людям головы удавкой отрубал.

— Тогда дорогой товарищ пусть спит спокойно, — решил Панкратов и, повернувшись, сказал внутрь салона: — Выходи, а то за благородные седины вытащу!

Холеный и благообразный господин в умопомрачительном костюме вылез из «рейнджера». Не пахан, прихваченный с поличным, а ведомая на казнь Зоя Космодемьянская, готовая умереть за высокие идеалы с гордо поднятой головой.

— Что же ты так жидко обосрался, порчила? — завидя клиента, презрительно поинтересовался Смирнов.

Сергей Львович, Большой, он же Сеня Пограничник, демонстративно отвернувшись, смотрел во тьму, покойно держа на животе скованные руки.

Сырцов четко, но не на полную силу, врезал ему в челюсть и посоветовал уже лежавшему:

— Когда тебя вежливо спрашивают, надо вежливо отвечать.

И поднял слегка затуманенного господина за шиворот. Сергей Львович помотал благородной головой и многозначительно изрек:

— Вы все ответите за противоправные действия.

— Он вам, Алексей, небось говорил, что оказался здесь совсем случайно? Просто, замученный бессонницей, решил ночью в сосновом бору свежим воздухом подышать? И не имеет к этой банде никакого отношения? Так, Алексей?

— Только так, Александр Иванович, — подтвердил полковник.

— А что при нем обнаружено?

— «Магнум» с глушителем.

— Скорее всего для того, чтобы, если бессонница будет продолжаться и голова не перестанет болеть, пустить себе пулю в висок. А глушитель для того, чтобы людей понапрасну не беспокоить излишним шумом. — Смирнов подошел к Сергею Львовичу и ласково прихватил за лацканы пиджака, чтобы хорошенько посмотреть в волчьи глаза. — Ты же знал, на кого хвост поднимаешь, портяночник.

Не позволял блатной гонор покорно молчать. Большой огрызнулся:

— Все равно я когда-нибудь тебя достану, мент!

Смирнов легонько оттолкнул его от себя. Легонько и брезгливо:

— Твой палач дохлый, как падаль в канаве валяется. Хочешь к нему? Мигом устроим. А коли не хочешь, придется со мной говорить. Учти, вон те, — Смирнов кивком указал на лежавшую девятку, — сразу тебя сдадут, как только их начнут трясти. И первыми те, кто палил. Они — просто исполнители, а ты — вдохновитель и организатор всех наших побед. Говорить будешь, Пограничник?

— Смотря о чем. О погоде — буду, — еще в блатном кураже отбрехнулся Большой и тут же схлопотал по мордасам. На этот раз от Деда, который наметил многообещающую перспективу:

— Забью, Сеня. До смерти забью.

— Что тебе надо? — уже нормально спросил Сергей Львович.

— Вот и пришли к консенсусу, — облегченно отметил Смирнов. — Мне концы нужны, Сеня. Позарез нужны.

Панкратов и Сырцов сидели на приступочке «рейнджера» и с нескрываемым удовольствием наблюдали за беседой двух старых приятелей.