У Ба Ну поднимает голову и сплевывает вниз слюну.

— Раньше я не был таким, — говорит он глухо.

— А теперь?

— Теперь я ничего не знаю.

Он смотрит на нее взглядом загнанного животного. Но это не трогает Нилиму. Напротив, ей хочется причинить ему еще большее страдание.

— У тебя есть портрет твоей жены?

— Нет. — Он бьется, как птица, попавшая в сеть, он жаждет освобождения.

— Жаль, мне хотелось посмотреть, насколько красива была твоя жена. Как ужасно, что такая красивая женщина умерла совсем молодой!.. Ну, хорошо, а что, если бы вдруг она очутилась сейчас здесь, как бы ты к этому отнесся?

— Я не хочу говорить о ней, — молит У Ба Ну.

— Это значит, что ты и сейчас ее любишь.

— Я… ее… — Отчаянье У Ба Ну не знает предела. — Я же сказал, что не хочу говорить о ней!..

Но Нилиме это его состояние очень нравится. Вот он — тот самый человек, который весь день безропотно повиновался малейшему ее знаку… Как он сейчас кричит на нее! До сей поры знакомство их было поверхностным. Весь день они вели ничего не значащие разговоры. Но вот настала минута, когда открывается его истинное лицо.

— Ты никогда не вернешься в Рангун?

У Ба Ну вдруг встает со стула и, не сказав ни слова, уходит в комнату.

Нилима остается на балконе и искоса следит за ним. Он переодевается и ложится в постель, укрывшись одеялом. Нилиме показалось, что городские огни как-то сразу померкли. А далекий мрак сделался еще глубже. Ей холодно, но она продолжает сидеть на балконе. Потом выносит из комнаты одеяло и, подобрав ноги, устраивается на стуле поудобнее. К ней подступает одиночество. Мысли ее обращаются к Харбансу. Как воспримет он ее отсутствие, как жил он все это время? Чем занимается сейчас? Спит или бодрствует? Тревожится ли о ней? Как неестественно быть ей сейчас вдали от дома, рядом с двумя незнакомыми людьми! Ах, если бы было возможно оказаться вдруг возле Харбанса, положить голову ему на грудь и дать волю слезам…

На рассвете едва ощутимый мелкий дождь нарушает ее сон. От долгого сидения на стуле болит спина, застыли колени. Чтобы вернуть себе бодрость, она встряхивается всем телом, но и это не помогает.

У Ба Ну тоже просыпается. Происходит обычный разговор о чае, о завтраке. Лакхасингх укладывает чемодан. С ними он держится как с посторонними людьми. Нилима не хочет отступать от своего решения остаться в Париже. Она должна испытать прочность любви Харбанса. Неожиданно ей вспоминаются те страшные дни, когда, рискуя собственной жизнью, Харбанс увез ее с собой из Лахора. Она вспоминает и другое — как жестоки были мужья с теми женами, которым не удалось сразу уехать из Пакистана. Смирится ли Харбанс с ее нынешним опозданием, простит ли он ее, или, подобно тем мужчинам, откажется принять ее?

Лакхасингх уходит. Начинается новый день. От скованности и грусти У Ба Ну нет и следа. Как и вчера, он весел и послушен. Но прежняя игра с ним Нилиме больше не удается. Его не смущают теперь никакие неожиданные вопросы. Их отношения становятся непринужденными. Но что за ними — искренняя простота У Ба Ну или притворство? И о чем говорят они — об отчуждении или сближении? Они завтракают в отеле и уходят гулять. Те же бульвары и те же набережные Сены. Но У Ба Ну уже считает своим правом идти с ней совсем рядом, взяв ее за руку. Возле Триумфальной арки они присаживаются на траву отдохнуть. У Ба Ну говорит, что, если она составит ему компанию, он и в самом деле готов провести остаток жизни в Париже, и только в Париже. Они могли бы выступать здесь в ночных клубах, а со временем создать и собственную труппу. Если все хорошенько продумать да если к тому же отыщется толковый импресарио, здесь можно заработать немалые деньги. Возвращаться в Рангун ему совсем не хочется. Да что говорить! Какой Рангун! Он вообще не желает ехать в Азию. Ему сейчас нужен только хороший компаньон, вот и все. Тогда он сможет совершить кое-что в этом мире! Нилима сама увидит, на что он способен, пусть только останется с ним… Ну что, она согласна?..

Слушая У Ба Ну, Нилима беспрестанно смеется. Ни разу она не сказала ему ни «да», ни «нет». Она вовсе и не считает нужным отвечать на его вопросы. Она будто бы просто слушает занятную пластинку, извлекая из этого удовольствие. Вот захочет, и вовсе остановит ее! А слушать У Ба Ну ей очень приятно. Ему, наверно, кажется, что сейчас она вместе с ним разыгрывает выдуманную им пьесу на воображаемой сцене. Ну и пусть так думает! На самом же деле она сидит далеко от него, совсем одна в пустом зале, и смотрит забавный спектакль. Пусть играет, она будет с удовольствием слушать его и по временам даже замирать от восторга, но только как беспристрастный ценитель его искусства…

Над Парижем спускается вечер. Долгая прогулка утомила их. У Ба Ну предлагает опять пойти в театр. Нилима отказывается. Она знает, что у него совсем мало денег. Да и не хочется ей в театр. То зрелище, которым она забавляется весь этот день, куда занимательней театрального. Конечно, ей самой кажется жестоким подобное равнодушие. Ей даже жаль У Ба Ну. Но она не может переломить себя. Да и не хочет…

Они возвращаются в отель. Велев У Ба Ну подняться в номер, она задерживается у конторки портье, чтобы отправить телеграмму Харбансу с просьбой выслать ей билет на самолет и десять фунтов стерлингов. Не желая проводить ночь в одной комнате с У Ба Ну, она заказывает для себя отдельный номер. Завтра, как только придут деньги, она улетит первым же самолетом.

У Ба Ну не хочет идти спать — ведь могут же они опять провести ночь в беседе! Он должен многое рассказать ей о своей жизни. Но Нилима больше не желает его слушать. Ей нет нужды знать об этом человеке больше, чем знает она теперь. Он нравится ей лишь в таком виде — простодушный, глупый, совсем ручной. За ужином она непрестанно шутит с ним. Перед сном У Ба Ну заходит к ней в номер. Он должен знать определенно: останется ли она навсегда с ним в Париже? Но, не давая никакого ответа, Нилима откровенно забавляется его речами. Пусть он ничего не знает и о телеграмме. Она пока еще продолжает развлекаться и наслаждаться свободой. У Ба Ну говорит, что не уйдет, пока не получит окончательный ответ.

— Нет, нет, — со смехом возражает она. — Сейчас ты иди и ложись спать. Я все скажу завтра утром.

У Ба Ну, окинув ее откровенно чувственным взглядом, смиряется и уходит.

Наступает утро. Нилима знает, что телеграмма от Харбанса может прийти только после полудня, но уже сейчас сгорает от нетерпения. У Ба Ну без конца требует ответа. Она опять играет с ним, то отталкивая от себя, то приманивая лаской.

— Нет, нет, — со смехом говорит она, — я должна еще подумать.

У Ба Ну не находит себе места от волнения. Снова и снова рисует он перед ней радужные планы будущей совместной жизни… Она охотно слушает его, но от прямого ответа уклоняется. А в душе ее нет-нет да и промелькнет сомнение — вдруг от Харбанса вообще не придет никакого ответа?..

Все утро они не выходят из отеля. После полудня приносят телеграмму от Харбанса. В ней перевод на три фунта стерлингов и просьба поскорей вернуться в Лондон. Нилима рада — значит, Харбанс зовет ее к себе, хочет, чтобы она осталась с ним. Но в то же время она огорчена: почему же он выслал так мало денег? И где билет на самолет?

Вот и настал решающий момент. Как же быть?

У Ба Ну совершенно сбит с толку. Он сидит в растерянности над своим раскрытым чемоданом. Нилиме жаль бирманца. Да и хватит ли у него денег, чтобы уплатить за номер? Ведь ему нужно еще купить билет до Лондона… Наконец, сняв с руки один из своих браслетов, она протягивает его У Ба Ну — пусть пойдет к ювелиру и продаст. «Нам же нужны деньги», — с нарочитой озабоченностью объясняет она. Но У Ба Ну прежде хочет знать, что она решила. «Вот придешь, я все тебе и скажу!» — обещает она с улыбкой. Но в глубине души она и сама без конца задает себе тот же вопрос: хочет ли она снова вернуться к жизни, от которой два дня назад решила навсегда уйти?

Опять У Ба Ну представляется ей взрослым ребенком. Она гладит его по голове и утешает: