Узнав свойства вируса-бактериофага, ученые решили начать при его посредстве свои генетические опыты и делать это следующим образом: при помощи энзимов словно хирургическим ножом они срезают молекулу ДНК у вируса, удаляют из нее некоторые части, добавляют ей новые и «монтируют» таким образом вирус с новыми способностями и свойствами. Затем заставляют этот искусственно созданный вирус проникать в некоторые бактерии, размножаться там и создавать новое поколение вирусов-бактериофагов с новыми, желательными для человека свойствами.
Создавать такие новые вирусы можно не только путем срезания их ДНК при помощи энзимов, но и путем химического воздействия на гены бактериофага. Ученые при этом способе разрушают вирусную ДНК и превращают ее в кучку безжизненных руин — материал. Затем генохирурги отбирают из этого материала нужные им «части», соединяют их с помощью специальной техники и создают новые, агрессивные, способные к нападению и размножению бактериофаги.
Это было открытием столь же огромного значения, как и открытие распада атома. Что же это означает?
Это означает, что агрессивная молекула ДНК вируса-бактериофага может быть разрушена, «умерщвлена», а затем снова воскрешена. Это означает, что человек уже прикоснулся кончиками пальцев к тайне, называемой «Жизнью», что он может создавать н о в ы е с у щ е с т в а, каких нет в природе. Итак, человек становится чем-то вроде бога, который, дунув в горсточку глины, может сотворить из нее пока вирус, а завтра — еще черт знает что.
Следующий шаг — взятие при помощи описанных выше методов наследственной крепости бактерий (при этом в качестве троянского коня используется вирус-бактериофаг) и создание бактерий с желательными для человека свойствами. Шаг этот уже сделан.
Соединение генов различных родственных бактерий в одной молекуле, которая, будучи пересаженной в третью бактерию, начинает развиваться уже как новая, стало ныне научным фактом. Уже известно такое достижение науки, как пересадка генов стафилококков другому виду бактерий, именуемых кишечными палочками, и получение гибрида, который сочетает характеристики обоих видов. Успешно ведутся опыты с генными гибридами посредством так называемых молекул — «химер», которые представляют собой дееспособные размножающиеся «соединения» бактерий с животными генами (химеры, согласно греческой мифологии, — чудовища, соединяющие в себе части различных существ). Эти микрочудовища действуют и обогащают разнообразие природы новыми, неизвестными еще экземплярами, чье значение — к добру или не к добру они — теперь лишь предстоит выяснить и оценить.
Все эти успехи генной инженерии дают основания надеяться, что если она поставит перед собой цели производственные, то человечество обретет ту сказочную скатерть-самобранку, которая наконец-то накормит его целиком и досыта. Одна из возможностей в этом направлении — это скрещивание (прививка) бактерий, которые синтезируют атмосферный азот, с бактериями, которые живут в корнях пшеницы и кукурузы. Полагают, что с помощью этого нового вида бактерий можно будет решить поистине сказочным образом вопросы обогащения почв без минеральных удобрений.
Видоизменение производственных качеств микробов открывает перед нами широкие возможности для развития промышленной микробиологии, потому что с их (микробов) помощью можно будет увеличить производство белка для питания непрестанно размножающегося человечества. С помощью «прирученных» микробов можно будет производить и топливо, притом не из невесть каких материалов, а, например, из городских сточных вод. (Такой метод уже разработан специалистами Калифорнийского университета.)
Ученые Института биологии развития Академии наук СССР, Среднеазиатского института шелка и Ташкентского университета с помощью генохирургии создали шелковичного червя только мужского пола, который дает шелка-сырца на одну треть больше, чем женские особи. Сообщалось также, что это достижение советских ученых уже применяется на практике.
Надежды на генохирургию возлагают и фармацевты в связи с производством антибиотиков, а также и врачи. Обсуждается вопрос о лечении диабета путем заселения кишечника человека специально выращенными молочнокислыми бактериями или же бактериями, которые будут вырабатывать инсулин в тех случаях, когда выходит из строя предназначенная для этого железа.
Но пока это только еще обещания и надежды. Правда, недавно пришло поразительное сообщение: американским ученым из Института Карнеги удалось ввести гены лягушки в кишечную палочку.
Поразительное тут состоит в том, что было совершено как бы бракосочетание между лягушкой и бактерией, но что нельзя было предсказать, каково будет поведение новой генетически преобразованной бактерии в кишечнике человека, где она обретается. Разве может быть кто-нибудь уверен в том, что это не окажется причиной прободения кишок? И наконец, не приведут ли дальнейшие опыты с новыми, преобразованными молекулами ДНК в клетках животных и бактерий к созданию какого-нибудь нового типа инфекционной бактерии, не вызовут ли они новую, еще неведомую эпидемию, которая расправится со всем человечеством? Поскольку известно, что эта бактерия будет новой и что в человеческом организме не будет еще выработанных против нее защитных средств, опасность подобной «химеры» для человека отнюдь нельзя считать лишь теоретической и «химеричной».
Эта действительно серьезная опасность, вовремя понятая прежде всего самими биоинженерами, стала причиной того, что группа их во главе с самим открывателем ДНК Джеймсом Уотсоном обратилась с предложением ко всем ученым добровольно отказаться от опытов, связанных с пересадкой генетического материала в различные организмы. Национальная академия наук США присоединилась к этому обращению и призвала ученых всего мира отказаться от генетических «прививок», которые могли бы привести к «созданию новых типов инфекционных элементов, чьи биологические свойства н е в о з м о ж н о предсказать».
На фотографии, датированной 1953 годом, Д. Уотсон и его коллега Френсис Крик — это еще совсем молодые люди, почти юноши; они застенчиво улыбаются, стоя перед макетом открытой ими структуры дезоксирибонуклеиновой кислоты. Подозревали ли молодые ученые в эту счастливую для них минуту, каковы будут последствия их открытия, — не знаю, но то обстоятельство, что сам Джеймс Уотсон теперь выступает против опытов генетической гибридизации, достаточно ясно свидетельствует, насколько он встревожен скрытым «острием» генохирургии. Мы не знаем, каков будет практический эффект их призыва отказаться от опытов генетической гибридизации, но в одном можем быть вполне уверены: молекулярная инженерия поставила человека перед новыми серьезными искушениями и испытаниями.
Одних будет соблазнять — если уже не соблазнила — возможность изобрести новое бактериологическое оружие; другие воодушевятся желанием наживать на этом прибыли; третьи захотят действительно помогать человечеству; четвертые захотят его изменить, обновить и улучшить. Уже слышатся, правда еще робкие, голоса: «Незачем задаваться вопросом, каков человек есть, надо думать, каким его следует сделать». (Если, конечно, он после всех опытов останется жив и невредим.)
Так что вопрос этот уже затрагивает не только бактерии и животных — будем ли мы скрещивать лягушку с кишечной палочкой, либо соловья с лягушкой, или же соловья с ужом; наступит ли такое время, когда уж запоет и полетит, а соловей станет глотать лягушек и греться на грудах камней. Речь идет уже о человеке — венце природы. Хорош ли он такой, какой он есть сейчас, или же его надо подправить? И если надо что-то в нем поправить — то что именно? Что обкорнаем у него и что оставим? Это касается уже не только молекулярных инженеров, а всех нас, и касается всерьез.
Некоторые предлагают уничтожить отныне то отвратительное качество человека, которое называется агрессивностью — причину бесчисленных бед и в личной и в общественной жизни. Но опыты с животными показывают, что подавление агрессивности видоизменяет весь «характер» животного, что в его душевном равновесии агрессивность играет определенную и притом незаменимую роль; что «игнорирование биологической ценности агрессивно-оборонительных реакций и тем более устранение этих реакций может иметь роковые последствия для нормального развития как животных, так и человека»; установлено, например, во время опытов по подавлению некоторых эмоциональных центров мозга, что это вызывает «резкий спад энергии, исчезновение всякой логики в поступках и интереса к окружающему, как и почти полное исчезновение некоторых биологических функций, необходимых для сохранения индивидуума». Кроме того, «обуздание» эмоциональных центров сопровождалось почти во всех случаях исчезновением радости жизни и своего рода оглуплением.