Лиходеев подперев спиной стену, уселся прямо в проходе, поел, уложив недоеденное обратно в матерчатую суму у бедра. К итогу подошел третий факел, он последний раз пыхнул и погас. Следовало ожидать, выгорел. Но не в пример прошлому разу, светильным инструментом запасся по самое не балуй. Температура воздуха была как в холодильнике. Даже продрогнуть слегка успел. Запалил новый факел, двинулся дальше. Правильно идет, однако. Вот и набросанные по проходу камни и щебень. Это они с Гораздом и шведом еще в первый приход разбросали, чтоб лаз расширить. Пролез узкую нору, почувствовал как испачкал в сырую меловую субстанцию ладони рук, выбрался на более просторную часть перехода. Как-то так и было. Наконец-то встал во весь рост. Теперь только прямо, или… Нет, только прямо. Тянувшийся ход несколько раз пересек пару перекрестков и расходясь вывел в галерею. Сверху от¬четливо слышалось цоканье лошадиных копыт, а то и голоса. Неужели пронесло? Аж не верится, что смог добраться!

Эйфорию нарушил удар в лоб. Ё-ё-о! Сам виноват, башкой приложился о притолоку перехода. И тут же встал как столб, даже факел опустил книзу. С ударом и короткой болью, вдруг всплыло четкое воспоминание прошлого.

Он стоит в этом же переходе и голос Луки в голове, вещает:

«Когда я в прошлый раз здесь был, под сводами подвалов Добрыня с одним из бояр встречался. Тот купцу полный расклад по обороне города давал. Человек лицо под плащом прятал, а имен не называлось. Лишь на правой руке у него, когда плащ поправлял, видел от большого пальца, в рукав тонкий шрам тянется, едва заметный».

Вот оно! Тонкий шрам. Дурак! Как же он все это забыл? Ведь это у боярина Вадима, мать его так, на правой руке едва заметный шрам имеется. Ну, идио-от! За очередным поворотом взору предстали четыре проема оваль¬ной формы, закрытые решетчатыми металлическими дверями, на которых висели массивные замки. Вот и подземный склеп. Теперь коридором на подъем к поверхности. Совсем немного пройти осталось. Дверь. Отодвинув засов на такой же как и раньше дубовой двери вышел в следующую галерею. Это уже детинец.

Поднявшись по каменным ступеням, через дверь выглянул из подвала на пустовавшее подворье. Моросящий дождь и пронизывающий ветер убрали лишних видоков с его пути. Дышать стало легко, вот только влага добавила озноб в тело после перепада температуры среды. Судя по всему, пока шел, утро превратилось в вечерние сумерки и это как никогда радовало и грело душу.

Дворец он знал, как собственный дом. Много раз приходилось бродить по самым потаенным уголкам жилища князей Курских, поэтому был уверен, что если потребуется, без проблем пройдет его на сквозь. Нужно только ночи дождаться, а уж там… Что-то послышалось за спиной и словно ветерком обдуло. Резко пригнулся, делая шаг в сторону, при этом оборачиваясь назад. Никого! Глюки что ли, после подземных коридоров? Поморщился. Помотал головой. Привыкшие к темноте глаза, воспринимали помещение перехода в цоколь детинца, контурами серого цвета.

Однако как же ему не нравился сквозняк за спиной, вернее его внезапные наплывы в кромешной темноте. Отвлекшись от созерцания подворья, почти на ощупь высек искры на трут и запалив факел, укрепил его у дальней стены комнаты. Пусть светит, ему спокойней будет. Уже стоя на своем посту у выхода из цоколя, оглянулся, натыкаясь на вырванное из сумрака, освещенное пустое пространство, вздохнул с облегчением. Нервы! Снова перевел взгляд на подворье. Дождь моросить перестал, но народу не прибавилось, хотя челядь с десяток раз попадалась на глаза, пробегала по каким-то своим делам. Н-да! Помнится в былое время, когда Егор только поступил на княжью службу, дворец напоминал скорее тусовку в районном доме культуры. Совсем еще молодой Изяслав, не так давно женившийся, весь в процессе подготовки к свадьбе одной из сестер, неумолкаемый гам сотен людей по всему детинцу, громкая музыка…

– Ба-атюшки све-еты!

Несмотря на знакомый голос, Лихой прислонившись спиной к стене, успел встать в защитную стойку и озаботиться наличием в руках ножа и меча. Готов был к любому развитию событий. Только говоривший как ни в чем, не бывало, продолжил вхождение в словесный контакт.

– Никак сам Лихой нас своим посещением почтил! Лестно! Лестно!

– Хватит прикалываться, засранец домашний, появляйся уж!

Словно из ниоткуда, перед глазами появился малорослый старик, весь покрытый теплою, косматою шерстью. Улыбаясь невеселой, кривой улыбкой, домашняя нежить дворцовых покоев, подвинулась к пришлому.

– Привет Батан.

– Привет-привет! Ну и где ж ты раньше был, когда кормилец живым обретался?

Вот же зараза злокозненная, скаредная, шустрая и хитрая. Сколько помнит его, заботу проявляет только о своем доме и на все остальное ему плевать. Характер скверный, невзлюбит кого, изводить проделками будет.

– А ты меня не страми! Небось помнишь, как два года тому, меня твой кормилец словно сраного кота из дворца и со службы удалил? Зато боярина Вадима настолько приблизил, что тот себя чуть ли не вторым хозяином Курска чувствовал. Тогда ты про это не думал?

– Зачем пришел? – обидевшись на отповедь, насупившись, спросил домовой.

– Хочу с князем Святославом по-свойски покалякать, да княгиню с малым из этого паучатника забрать. Вот сейчас окончательно стемнеет и пойду.

– Глаза стороже отводить будешь?

– Знаешь ведь, что не умею этого делать.

– По известным тебе ходам-выходам не пройдешь.

– Значит через крышу полезу.

– Э-хэ-хэ! Держись за мной, проведу. Только ничему не удивляйся.

– Договорились.

– Куда сначала?

– Для начала князь.

Наружная входная дверь вдруг открылась и с грохотом захлопнулась. Стоявшие у входа княжеские гридни загомонили, не понимая, почему так случилось, вертя головами, осматривали окрестности, готовы были броситься на любую цель, попавшую в поле зрения. Домовой дело знал. Нежить хозяйская, отвел глаза десятку воев, дежуривших у входа на задворках дворца. По всему выходило, сквозняк разгулялся. Осень!

– Что там у вас, Ларс? – прорезался голос откуда-то изнутри коридора, скорее всего десятник интерес проявляет, уж слишком громко дверь бухнула.

– Косорукий! – прошелестел едва слышный голос домового.

Здесь он прав. Промашка Лиходеева. Но кто ж знал…

– Все в порядке, Золмунд. Ветром открыло дверь, – громко отчитался перед командиром скандинавский воин. – Все хирдманы на местах.

– Хорошо! Устал как пес на цепи, скоро сменят, тогда и эля выпьем.

– Пиво не эль, десятник. В нем остроты и горечи не хватает.

– Ничего. Мне сейчас в глотку и пиво сойдет. Скажи Дагфинну, пусть прогуляется до конюшни. Что-то на душе не спокойно.

– Так дождь!

Лиходеев уже за спиной расслышал возмущенный голос еще одного из бодигардов и грозный выпад начальства.

– Дождь кончился, лапландец! Протряси кости, внутрь заглянуть не забудь.

Между тем, следуя за мелким пакостником, прошел между двух нурманов, стоявших друг, напротив друга. Один из них, посмотрел ему прямо в глаза. При этом сердце лихого показалось ухнуло вниз, рука потянулась к чакре, а мысль подсказала, как сподручнее полоснуть по шее.

– Не балуй! – прошелестел голос домовика, а маленькая ручка ухватилась за указательный палец правой руки, потянув его к низу. – Пройдем!

Взгляд воя соскользнул с Лихого.

– Что там Золмунд раскричался, опять перед сменой лютует?

Пустые глаза не соответствовали вопросу, бездумно, медленно витали по стене, не осознавая, чего хотят увидеть. Напарник состоянием земляка не заморачивался.

– Ха-ха! Десятник не ровно дышит к лопарям, не любит их дюже, так что, не повезло лапландцу.

Прошли зал приемов, внутреннюю караулку дворца. По широкому коридору подошли к трапезной. У окна, напротив двери в помещение для приема пищи и посиделок с боярами и старшими дружинниками, коротали время четверо охоронцев, шепотом изъясняясь на посторонние темы. Домовой подергал за рукав рубахи, зашептал: