Скоро мы услышали гудок паровоза. Обрадовались: значит, правильно шли. Рядом разъезд — и конец нашим мукам. Теперь оставалось забраться в вагон и мчаться в сторону своего хутора…

Когда мы увидели высокую насыпь железнодорожного полотна, до захода солнца еще было далеко.

— Сейчас разведем костер, обсушимся, поедим, а как стемнеет, пойдем к вокзалу, — сказал Коля таинственно и тихо, как будто кто-то подслушивал нас. — Дождемся пассажирского поезда и катанем в Свердловск. Там пересядем на другой… Только надо узнать, в какую сторону на Свердловск ехать. А то укатим куда-нибудь не туда.

Прокатиться в пассажирском поезде для нас обоих было мечтой. Мы даже не представляли, как пассажирский вагон внутри выглядит, теперь же мы его увидим и снаружи, и внутри. Все шло, как было задумано. Только уж очень устали, такое не планировалось. Мы отошли подальше от дороги, так, чтобы видеть насыпь сквозь деревья, и в березняке на бугорке развели костер, чтобы обсушиться. Вырезали и воткнули у костра несколько сошек, положили на них палки и развесили мокрые до колен штаны, портянки. От всего шел пар. Без штанов стоять было прохладно, мы то и дело подставляли к огню то живот, то спину.

Казалось, все трудное позади осталось, нас с родиной разделяли считанные дни… Однако штаны еще не высохли, а возле костра объявились шесть пионеров в галстуках. Ровно из земли выросли. «Все пропало. А так намучились. Теперь точно не миновать розог от матери», — промелькнуло в моей голове.

— Вы кто такие? — строго спросил самый высокий пионер, видно, старший у них. Мы молчали. Не говорить же им, что мы есть кулацкие дети, да еще беглые вдобавок. — Мы пионерский патруль но охране леса от пожаров. Отвечайте. Зачем костер развели в лесу в такую сушь?

— Не видишь, что ли, зачем? — огрызнулся Коля, надевая недосохшие штаны и не поднимая глаз.

— Бессовестные — перед девчонками без штанов, — пропищала конопатая с косичками девчонка, меньше всех ростом и, видно, самая вредная. «Оттого и не растет, что вредная, злая, как змея», — подумалось мне. — В милицию их надо отвести. Может, это вредители, которые лес поджигают.

— Сама ты вредитель рябой, — со злостью и обидой сказал я. Она высунула мне язык и передразнила.

Пионеры засыпали костер землей, и мы всей гурьбой отправились в милицию. Нам, беглецам, еще милиции не хватало. Когда они конвоировали нас по Азанке, люди с любопытством всматривались в это шествие, а нам было стыдно почему-то. В милиции командир патруля, старший пионер, как положено, принял стойку и отрапортовал дяденьке в милицейской форме:

— Доставлены два нарушителя. Задержаны в лесу у костра. Разговаривать не желают. Командир патруля Вася Гилев.

— Спасибо, ребята! Идите отдыхайте, на сегодня хватит, — сказал им дяденька, и пионеры оживленно, с шумом выплеснулись на улицу, обгоняя друг друга. — Документы есть у нарушителей, которые разговаривать не желают?

Коля достал из-за пазухи наши метрики. Милиционер посмотрел на них, и, устало улыбнувшись, спросил:

— Далеко ли следуете, путешественники?

— К родителям в Таборинский район, — соврал Коля.

— Счастливого вам пути! Только костры больше не разводите. Сами доберетесь?

— Доберемся! — весело ответил Коля, засовывая метрики за пазуху и в какой-то потайной карман.

Мы пулей вылетели на улицу и направились к коричневому зданию разъезда, чувствуя, сколь велика сила документов. Не зря мы на них все надежды возлагали на случай встречи с милицией. Уже совсем завечерело… До открытия кассы мы в вокзал не заходили, просидели на бревне между штабелями. Ночью Коля купил два билета до первой станции, чтобы только в вагон зайти. В вагоне нырнули под нижние полки на пол и так прижались к стенкам, что ровно втиснулись в них. Пассажиры приходили и уходили, а мы оставались в вагоне на полу.

…Сперва Свердловск поразил строящимся тоннелем и толкотней пассажиров. Люди спешили, толкались и не давали засматриваться. Чтобы не потерять друг друга в той неразберихе, мы держались за руки. Бестолковый людской поток втолкнул нас в зал нового вокзала с высоченным потолком и уймой народа. Вверху под самым потолком пищали и летали воробьи, а внизу диваны, пол, проходы — все было занято людьми, вещами. Мы и места не нашли, чтобы пристроиться, передохнуть, прийти в себя.

Здесь через окна вокзала мы впервые увидели трамваи. Они тогда подкатывались почти вплотную к дверям вокзала, забирали людей и, позванивая, уходили. Мы смотрели на них как зачарованные, а я позавидовал кондукторам: хорошо им, катаются бесплатно целыми днями. Захотелось выйти на улицу, посмотреть поближе на трамваи, машины, на город. Но вместе выходить нам нельзя было. Котомку незнакомому не оставишь, а с собой возьмешь — сразу догадаются, что беглецы издалека, что от родителей сбежали. Котомка — это вовсе не городская вещь, всем глаза мозолит. А милиционеру и подавно.

— Ты побудь тут, а я схожу про наш поезд узнаю, — сказал Коля, почесав по-взрослому затылок. — Может, нам сегодня и уехать удастся. Больно суетливо здесь, и милиции полно.

— Ты только недолго, — попросил я и перевел взгляд на двух милиционеров, спускавшихся по широченной лестнице…

Без Коли мне стало страшновато. Долго его не было. Так долго, что я уже и всплакнуть был не прочь. Я не вытерпел, надел на плечо лямки котомки и направился к выходу в город. Может, раньше увижу оттуда. И увидел в зале на пути к выходу. С ним рядом шел милиционер. Я сразу догадался: Колю арестовали. Когда мы поравнялись, милиционер глянул на меня, а я пошел дальше. Но куда мне было идти без Коли? Я вернулся, снова пошел навстречу. Снова разминулись: неохота мне было самому сдаваться… Я не знал, что мне делать, а Коля не подавал никаких знаков. При третьей встрече милиционер, улыбнувшись, глядя на меня, спросил: «Он?» Коля кивнул головой утвердительно. Меня милиционер разыскивал, потому что когда Колю задержали в старом вокзале, он сказал, что с ним еще младший брат есть.

Вышли мы с милиционером в город, свернули вправо, потом еще вправо и там, на углу вокзала, спустились по бетонным ступенькам к подвальной коричневой двери. Милиционер достал из кармана ключ, открыл дверь, запустил нас в подвал и снаружи закрыл на замок. Вот и приехали мы на родину! Вдруг арестантами стали.

Подвал состоял из тамбура и двух небольших комнат с бетонным полом. Низкий потолок и тусклый свет электрической лампочки в пыльном плафоне давили, прижимали к полу. Там уже находились четыре беглеца, как и мы, с худой биографией.

Их тоже только что задержали. Жить в мрачном подвале, да еще под замком, вовсе не хотелось. Кто-то из ребят сказал, что в таком подвале долго держать не будут, а скорее всего отвезут в тюрьму. В слове «отвезут» я сразу увидел автомобиль, и мне страшно захотелось, чтобы поскорее повезли. Я никогда еще не ездил на автомобиле — ни на грузовом, ни на легковом.

Не прошло и часа, как явились два милиционера и повели нас в вокзал. Там в большой комнате за барьером сидел дяденька в милицейской форме. Мы выстроились в очередь вдоль барьера. Милиционер спрашивал у каждого фамилию, имя, сколько лет, где родители, и записывал не спеша. Все из наших видели, как он писал, а мне мешал барьер. Я даже на цыпочках был ниже его. В этих записях Коля почуял что-то неладное. Он тихонько отозвал меня в сторону, шепотом строго приказал забыть свою настоящую фамилию, имя и отчество и назвал другие. С той минуты мы стали Левицкие. Я уже был не Павлом, а Борисом. Коля — Иваном. А вот адрес родителей Коля от волнения продиктовал правильный, и что они сосланные кулаки бывшие, тоже сказал.

Вывели нас из паутины железнодорожных путей на обочину, где поджидали телега с ломовой лошадью. Сложили на телегу наши тощие котомки, посадили в нее меня — самого маленького — и тронулись. Остальные шли пешком в сопровождении конвоиров. Только им, конвоирам, было ведомо, куда нас вели. Вели через весь город. Вот когда я увидел Свердловск по-настоящему. Не то что из окна вокзала. К тому же в вокзале я боялся милиционера, а тут везут меня, и я никого не боюсь. Уже нечего было бояться — поймали. А старший дяденька-конвоир нет-нет да и прикрикнет на пеших ребят: «А ну-ка подтянись, Миклухи-Маклаи!» Почему он так обзывал нас, я тогда еще не знал, а спросить боялся.