Книга по данному вопросу: The Entropy Exhibition: Michael Moorcock and the UK «New Wave» (1983) (Энтропийная выставка: Майкл Муркок и английская «Новая Волна») Колина Гринланда.

Вначале, как известно, было Слово. Словами все классики от края времен сыпали напропалую. Надо только выбрать подходящие. Положим: Человек — вот правда! Или: Мы все глядим в Наполеоны…. Или… В общем, понятно: истоки НВ можно отыскать где угодно и как угодно истолковать. Гораздо интереснее то, с каких пор волна стала неизбежностью. Мой прогноз: с 1930-1940-х годов, когда фэнтези и научная фантастика начали сближаться — иногда с самыми непредсказуемыми результатами. Повысился общий культурный уровень этой литературы. Некоторые авторы параллельно работали в мэйнстриме и НФ, иногда соединяя по своей (или издательской) прихоти то и другое. Маргиналы типа Лавкрафта никаких революций производить были органически неспособны (вспомним биографию данного автора), а их последователям недоставало таланта. Поэтому процесс затянулся. Конечно, отдельные тексты, по пафосу близкие НВ, появлялись и до второй мировой (вспомним хоть бы чудесную книжку Х. Миррлиза Луд-в-Тумане и всю прочую нетрадиционную фэнтези начала века), но погоды они не делали. В 50-х ситуация складывалась иначе: мир, завороженный атомной бомбой и грядущими полетами в космос, требовал иных тем и сочинений. И даже такой типичный гуманитарий, как Саймак, вынужден был подчиняться этим требованиям (я лично с трудом могу поверить, что Город и Снова и снова писал один человек). Но уже копят силы Фармер и Сильверберг, берется за перо Баллард… Тут надо остановиться. Ведь в Англии грядущий триумф НВ был основательно подготовлен мэтрами литературы катастроф — Кристофером и Уиндемом. Родоначальников быстро забыли: первый обратился к детской литературе, второй писал все меньше и слабее. А между тем общая культура, чувство стиля, пессимизм и предсказания философского краха современной культуры ко многому обязывают. Без катастрофической традиции ни Балларду, ни Муркоку (вспомним его первый роман Кроваво-красная игра) путь был бы закрыт. В Штатах подобные сочинения не могли иметь коммерческого успеха (ментальность!), а в Европе — сколько угодно! Если мы вспомним еще Виана, Барроуза и битников… Ответ будет найден. Недовольство культурой и цивилизацией, ожидание апокалипсиса, страх перед будущим и поиски мира внутри нас неминуемо должны были проникнуть в фантастический жанр. Результат не заставил себя долго ждать.

Не в меру буйные 60-е начинались с достаточно спокойных триумфов: Баллард и Муркок, Эллисон и Силверберг достаточно высоко котировались среди фэнов, но ни один из них погоды на рынке не делал. Зато были другие кумиры, очаровывавшие всех — Бестер и Старджон. В 50-х именно они совершили революцию в жанре, не просто вводя новые темы, но и экспериментируя с традиционными литературными формами. Чего стоит пересказ Графа Монте-Кристо в Тигр! Тигр! Бестера! А каким образом внутренний космос пронизал Человека без лица! Возможно, это и была подлинная новая волна: ведь поздние книги обоих писателей не имели того аромата новизны — и успеха. На смену пришли другие новаторы, один из которых — разрушитель Вселенных Муркок — с 1964 по 1971 год редактировал журнал Новые миры. Эта эра для НВ стала золотой, поскольку появился свой печатный орган и широкое признание. Не углубляясь в историю вопроса, мы можем сказать, что волна накатила столь стремительно, что не дала многим опомниться, а кое-кто предпочел обвинить ее творцов во всех смертных грехах. К чести старшего поколения фантастов: многие из них очернению всего нового не поддались. Например, многое из того, что в 60-70-х делал Саймак, может быть отнесено к НВ. Я не говорю о К. Смите и многих других, на равных игравших на этом поле.

Новые миры издавались Д. Карнеллом с 1946 года, сначала как фэнзин, затем в журнальном виде. Здесь публиковались Дик и Старджон, но предпочтение отдавалось английским авторам, причем не только Таббу, Балмеру и Уайту, но и Балларду, Олдиссу. Карнелл оценил таланты целого ряда оригинальных авторов, но его редакторский вкус все-таки опирался на опыт первых послевоенных лет, и смена редактора в 1964 году была подобна революции. Муркок, сам автор далеко не маститый, приглашает в журнал таких же неофитов, и облик Новых миров значительно меняется. Не только эксперименты Олдисса и Балларда, но и тексты пока еще неведомых Спинрада, Желязны, Диша, Платта и других находят путь к читателю. Практически все авторы, упоминаемые ниже, более или менее тесно сотрудничали с журналом. Критические статьи писал сам Джон Клют, редакторские колонки Муркока поражали радикализмом; в стане ниспровергателей царило удивительное единодушие. Однако сам лидер движения все больше занимался сольным творчеством, на журнал вдохновения не оставалось. В итоге создалась целая редколлегия, руководил которой кто ни попадя. Отсюда и появление заведомо провальных номеров, и неприятности со спонсорами. Роман Спинрада стал последней каплей; только вмешательство литературной общественности привело к получению государственных дотаций и спасению Новых миров от банкротства. Только вот кто был спасен? На обложке редактором значился то Муркок, то Платт (отличавшийся еще большим анархизмом), на деле и Хилари Бейли, и некоторые другие сотрудники готовили иногда целые номера. У журнала больше не было единого центра, связующего звена; взгляды и интересы его участников все сильнее расходились. Радикальный подход проявлялся не только в текстах, но и в оформлении, и в подготовке номеров. Ниспровержение прежних кумиров состоялось, а каким путем следовало двигаться дальше, никто не представлял. В начале 70-х журнал превратился в серию антологий, редактируемых Муркоком, Бейли и Платтом, а затем и вовсе прекратил свое существование. Его возрождение в начале 90-х (с Муркоком в качестве редактора-консультанта) было недолгим, хотя эта акция напомнила о существовании НВ и актуальности ее опыта. Впрочем, судьба этого печатного станет понятной только в связи с судьбой всего литературного направления.

После этого экскурса вернемся в историю литературы как таковой. Внутренний космос стал первой общей чертой движения. Придуманное Баллардом название подразумевало не только психологизм (разве Брэдбери не был психологом?), а еще и оригинальную трактовку человеческой личности и окружающего мира. Происходило не переключение, а погружение во внутренний мир, что облегчило принятие иллюзорности реальности. Ван Вогт, чтобы экспериментировать с истинным и ложным мирами, вынужден был прибегать к невнятным теориям и заезженным литературным ходам вроде навязших в зубах суперменов. Ничего подобного НВ не требовалось. Желязны находил опору в теориях Юнга, Спинрад — в Марковице, а Муркок и Дик черпали вдохновение откуда ни попадя. Внутренний космос объяснял все прочее: культурные и гуманистические приоритеты, отрицание всех социальных ценностей (политика, религия, образ жизни вообще), особое внимание ко всем факторам, подавляющим и изменяющим личность (телевидение и прочие СМИ, клонирование и связанные с ним трансформации, гипноз и прочее). Конечно, на щит поднимаются все способы развития личности, проникновения во внутренний космос — наркотики, мистика и разного рода сверхчувственные восприятия. Тотемы массовой культуры неизбежны, чтобы раскрыть и ликвидировать психологию толпы, достучаться до личности. С этой плодотворной идеи НВ начала. Было бы заблуждением считать, что мэйнстрим занимался тем же.