Изменить стиль страницы

…потом лугами и ельником.

Тропа, как живая, мягко ложилась под ноги. Ветви кустарника упруго трогали за платье, за плечи, за руки. Она отстраняла их, поглаживая, как телят, шелковистые листья-шерству, и они пропускали ее, упруго смыкаясь следом.

Остановил ее, преградив путь, знакомый корень кедра. Вылезший из земли, потертый ее же ногами, — как ни береглась, а нет-нет да наступит.

Дарья огляделась — и точно: выглядывают, поджидая ее, опята… Спасибо корню. Напомнил, а то бы забыла. Набрала в подол грибов, а ягоду трогать не стала.

— …И не проситесь… Нынче никак. Коляню приведу, вместе оберем… Так что до завтра.

Она выпрямилась и вдруг тревожно прислушалась.

Листвень.

…Артель пожегщиков направлялась низиной к Подмоге. Двое, поотстав, свернули к огромному лиственю, спокойно и величаво стоявшему на бугре. Вершина его была сожжена и обломана давней грозою. Но оттого листвень казался еще более разлапистым и могучим.

Пробуя дерево, ударили топором по стволу. Топор спружинил, зазвенел с такой дикой силой, что удивились.

— Железный, что ли? Вправду что, зверь…

Обошли вокруг ствола. Топор, которым пробовали тесать ствол, соскальзывал, не брал упругую, скрученную в бугры древесину.

— Ниче! Никуды ты от нас не денешься!

Кинув топоры, сложили под лиственем костер. Плеснули соляркой. Чиркнули спичку. Пламя захлестнуло дерево на всю высоту ствола.

— Вот так! Посвети маленько!

И отправились догонять артель.

В низине столкнулись с Дарьей. Она издали глядела на охваченный огнем листвень.

— Здорово, бабуся!

Она даже не повернулась. Взгляд был прикован к дереву.

Отсвет огня в ее глазах медленно гас.

Караван барж, идущих на ГЭС.

Освещенный заходящим солнцем, шел по Ангаре караван барж в сторону ГЭС. Навстречу ему пыхтела набитая людьми самоходная баржа.

На палубе ее, свесившись через борт, стоял сын Павла Андрей.

Зачарованно глядел он на…

…проплывающие мимо него металлические конструкции, ящики, трубы, экскаваторы, строительную технику. Все блестело, ярко манило веселой окраской, гордо вырисовываясь своей мощью и красотой. Вдоль баржи был протянут транспарант: «Наш труд — великой ГЭС».

Корму одной из барж студенты стройотряда превратили в танцплощадку. Современный мотив далеко разносился по воде.

Поравнявшись с самоходкой, ребята призывно замахали руками, приглашая разделить веселье.

Берег реки у деревни.

В сумерках баржа с людьми, мобилизованная под сеноуборочную, подошла к Матёре.

Встречать вышли Воронцов, Павел, Афанасий Кошкин, Петруха.

Сбросили на мостки трап. И радист, озоруя, на всю мощь включил трансляцию модного танго. Над тихой деревней, рекой, островом загремело:

— Море, чайки —
Плещет лунный прибой…

Выгрузились. Берег сразу наполнился голосами, движением, звуками, жизнью. Воронцов взобрался на телегу, чтоб сказать короткую речь:

— Добро пожаловать, товарищи гости! Спасибо вам, что пришли вы на помощь нашему совхозу!

Вновь загремело радио. Радисту показали кулак. Он выключил.

— Задача наша с вами — убрать с затопляемых земель богатый урожай. Ни один килограмм хлеба, картофеля и кормов не должен уйти под воду. Ударным, самоотверженным трудом ответим на героические свершения гэсстроевцев!

В передних рядах захлопали.

— Вопросы будут?

— Почему в ларьке нет портвейного?! — крикнул из толпы Петруха.

— Вопрос считаю несущественным.

Воронцов спрыгнул с телеги. Опять включилась трансляция.

— Но то, что нам подарит море,
Все унесет разлуки час,
И больше никогда
Я не увижу вас…

Павла тронули за плечо. Он обернулся. Перед ним стоял городского обличья мужчина с рюкзаком. Павел глядел на него и не узнавал. Неуверенно спросил:

— Витя?..

И вдруг узнал:

— Степка! Юрлов!..

У Юрлова запрыгали губы. Обнялись.

— Двадцать девять лет… Все собирался — и все откладывал… А тут слышу: ГЭС, затопление… Плюнул — и на самолет!

Павел окликнул Афанасия Кошкина.

— Гляди! Это ж Степка Юрлов, дяди Феди, соседа твоего, племянник.

Афанасий равнодушно взглянул на земляка. Сказал Павлу:

— Народу-то… Где столько устроим?..

— Контору заселяй, дома. К Богодулу на склад, палатки пусть ставят.

Подошел Воронцов.

— Погодка вот встретил, — сказал Павел. — Четверть столетия, почитай, не видались…

— Проследи, чтоб людей покормили горячим, — сказал Воронцов.

— Сделаем…

Улицы деревни.

…Павел вел Юрлова деревней. Многое Юрлов узнал, многое позабылось.

— Ширяевых изба?

— Их, — подтвердил Павел. — Один Володя в живых остался. Тещу прошлый год схоронил, жену… А сам переехал. Последнее время, как избу бросить, все у окошка сидел. На баяне по нотам разучивал. А сказали переезжать — кепку надел, встал и пошел из избы в чем был. Ноты да баян только и взял…

— А это чья же?

— Не узнал! Дяди Феди усадьба, вон и баня стоит. Симбеев Аркашка новый дом тут поставил. Думал — жить. А оно, наоборот, уезжать. От новой избы трубу да печь эту только оставил. Крышу цинковую содрал, продал. Калитку, двери и то в город уволок. Спрашиваю: на что тебе там? Пригодится!..

— А это Катерины дом?

— Ее.

— Петруха-то как?

— Баламут! Катерина извелась с ним.

— Старинной работы изба.

— Что ты! — ответил Павел. — Музей себе ее хотел взять, для показа туристам. А теперь что-то засохло. Не едут. Денег не платят. И избу не берут. Забыли поди…

Среди улицы Павла остановила Вера Носарева.

— Бутылка с тебя, Павел Мироныч…

— С каких праздников?

— Андрюшка твой приехал.

— А-а! — сдержанно ответил Павел.

— Иди, Павел, дальше я сам, — остановился Юрлов.

— Не к спеху, — сказал Павел, но руку Юрлова пожал и под взглядом Веры и Юрлова пошел домой — сначала чинно, не торопясь, а потом, свернув за угол, засеменил, заспешил, как мальчишка на свидание.

Изба Дарьи.

Дома Павел застал только Дарью. Глянул на пустой стол, на мать, мывшую грибы. Спросил:

— Андрюшка-то где?

— Господь с тобой, — ответила Дарья. — Откудова ему взяться?

— Андрюшка, выходи, — сказал Павел. — Видели тебя. Неча теперь прятаться.

Андрей, улыбаясь, вышел из-за печи.

— Здорово!

— Здоров.

Поздоровались скупо, по-мужски.

Павел кинул на подоконник кепку, сел к столу.

Дарья подала две сковородки горячего. Выставила вина. Делала все споро, ловко — рада была приезду внука. Павел налил в стаканы, но пить не стал — разглядывал сына.

Андрей чокнулся первым.

— Ну дак, чего?

Выпили. Андрей с молодым, неутомимым аппетитом навалился на сковородку с грибами. Спросил с набитым ртом:

— Че, из заветных мест?

— Да их нынче кругом — пруд пруди.

— Знаю я тебя, опять сами в лукошко прыгали?

— Че помнишь? — Дарья удивилась, обрадовалась детской памяти внука.

— А-то.

— Ну дак, вместе тады сходим. Ягоды уродились!.. — Дарья вышла в сени, взять самовар.

Павел спрашивал (за кадром):

— Как там завод-то?

— Нормально.

— На побывку к нам? Или как?

— Уволился, — сказал Андрей.

Дарья вернулась к столу.

Павел перестал есть, положил ложку.

— Как это — уволился?

— Написал заявление. Сдал в общаге постель. Трудовую в зубы. И — привет!

— Дак пошто так-то? — тихо спросила Дарья.

Андрей глянул на нее. Не ответил. Налил себе, выпил.