Решил пригласить Петю к себе на квартиру. Непосредственный, смекалистый, чуткий к слову паренек с явно рассеянным вниманием. Беседуя с ним за чаем о его фокусах, узнаю, что Петя научился протаскивать гвоздь через ноздрю у огромного усача — начальника поселковой команды пожарников, который в ожидании пожаров «услаждает» этим «номером» свою команду. Быстро перевертывать фразы справа налево — врожденный дар парня. «Будь я разведчиком, я бы заучивал секретный текст с бессмысленной стороны», — похвалялся Петя. Заметив, что у беременной тетушки неожиданно обострилось обоняние, она стала на расстоянии различать, какое мясо варится в печи — баранина или говядина, Водолеев попытался и сам развить у себя такое же обоняние. Он привязывает дома к крюку, вбитому в потолок, свои волосы, старается висеть на них. Прицепив ремень, захватив кончик его зубами, тоже пытается держать себя на весу.

— Хорошо, из тебя может выйти Юрий Никулин! — говорю я Пете. — Но у тебя рассеянное внимание.

— Меня бабушка испортила, — признался он. — Она не запрещала мне играть в железную дорогу, смотреть телевизор и слушать ее кумушек…

И тут же, в моей комнате, поиграв гантелями, показал мне еще один «фокус»: раскрыл широко рот, впихнул в него свой кулак, подержал и вытащил. Обтер пальцы платком.

В пятнадцатилетнем подростке уживались искренность и злоба, доброта и хитрость. Мы договорились с ним, что ни он больше школе не будет мстить, ни школа ему. Добрейшая бабушка оказала внуку страшную услугу: из любви к его любопытству и его задаткам она, того не подозревая, развила в нем одновременный многосторонний интерес. Учителя заметили его рассеянное внимание поздно, вместо того чтобы «прописать» ему тренинг на сосредоточение, они бранили Петю, унижали, высмеивали и ябедничали за проделки отцу, который, конечно, не мог «поставить» сыну внимание, как ставят голос певцу, вправляют вывихнутый палец на место.

— Знаешь, Петя, — говорю я ему, — в древности был знаменитый оратор Демосфен, он родился в семье оружейного мастера, в детстве был картав, но очень хотел стать оратором и начал тренироваться, чтобы очистить речь от шамканья. Он уходил на берег моря, набирал в рот камушков, старался произносить фразы четко. Такими тренировками, упорными, непрестанными, Демосфен исправил себе дикцию, а в будущем стал непревзойденным оратором, крупным политическим деятелем. У меня в детстве тоже была плохая дикция. И я по примеру Демосфена удалялся в лес, набирал в рот картошки и часами произносил речи, добиваясь сносного произношения. Сейчас у меня хорошая дикция. Хочешь избавиться от рассеянности, займись тренингом на сосредоточение, внимание, выдержку и собранность!

Мы договорились с Петей, что подберем ему специальные тренировочные упражнения: на уроках его сосед станет по-дружески делать ему замечания, когда он забудется и начнет «рассеиваться».

— Если ты за оставшееся до конца учебного года время сделаешь успехи с постановкой внимания, то я тебя оставлю учиться в девятом классе, — пообещал я Водолееву.

Педагоги мой эксперимент одобрили. Хотя были и шутки:

— Петю тащить за уши в девятый? Может, еще в вуз?

— Критикой нельзя пробудить талант, задатки развиваются педагогическим искусством!

Намеченный на первый день каникул праздник жениха и невесты стал мечтой старшеклассников. Оживилась самодеятельность; трудовые бригады уходили на кирпичный завод зарабатывать деньги; возникли секции бокса, самбистов, окрепли секции гимнастики и плавания. Во время перемен ребята играли в городки, горелки, устраивали танцы. Радиолюбители озвучивали все коридоры, двор, спортзал. Музыкальный кружок готовился к свадьбе больше всех. Фотолюбители требовали комнату под лабораторию. Пете Водолееву поручили командовать группой автолюбителей.

Водолеев побывал на двух поселковых свадьбах в качестве «гляденщика». Рассказал, как жених и невеста с родственниками и гостями сидели за столами в горнице, а в другой комнате у дверей толпились «гляденщики». Они не участвовали в празднике, но были зрителями, поддерживали настрой гостей. Наблюдение Водолеева мне показалось очень важным. Мы тоже можем школьную свадьбу разделить на «гостей» и на «гляденщиков»! Петю я пригласил на заседание репертуарной группы свадьбы. Жених с невестой, их друзья — студенты и наши старшеклассники — это действующие лица, а младшие учащиеся школы — «гляденщики». Мы пытались сделать «гостями» на свадьбе максимум ребят.

За неделю до свадебного праздника классы подбивали итоги соревнования за полугодие. Комитет ВЛКСМ — главный руководитель проблемной ситуации — определил, кому быть в свите жениха и невесты, кто будет за столом, кому дежурить в зале, во дворе, кому танцевать, читать стихи, петь гимн богу брака Гименею. Председатель поселкового Совета Иван Иванович Громаков согласился самолично выдать молодоженам свидетельство о браке. Вручать цветы были привлечены и первоклашки-второклашки. Для молодых в спортзале устраивались показательные выступления гимнастов.

Было одно мелкое, но едва не испортившее нам праздник событие. За неделю до свадьбы ввалился ко мне в кабинет высокий, в полушубке, в шапке-ушанке из собаки журналист, без предисловий объявил, что намерен отснять для телестудии кинофильм о школьном мероприятии. Он тыкнул мне в лицо удостоверение режиссера и, положив на стол лохматую шапку, сказал, что на отснятие кинофильма есть согласие завоблоно, областной комсомольской власти, что остается лишь скорректировать сценарий свадьбы, улучшить репертуар, а также кое-что прорепетировать или даже взять в кадр до праздника.

— У нас же нет для съемок освещения! — забормотал я первые попавшиеся на язык слова.

— Установим юпитеры, приедет машина. Дадим вам двух-трех актеров. Все чин чинарем! Ребят увидит на телеэкране вся область! Подарим вам киноленту! Прославим школу!

Пахло катастрофой. У нас педагогическая задача, тщательно выношенная проблемная ситуация, куда положена ребячья инициатива, наша цель — пробудить комсомольскую волю, дисциплину, смелость; честолюбивым ребятам даны скромные роли в дружине порядка, застенчивых мы выставляли в первые ряды. Мы даже отыскали в поселке «бандитов» — пэтэушников, которые устроили у нас на танцах дебош, и пригласили их в качестве почетных гостей на свадьбу! Это ли не гуманизм… И тут приезжий режиссер ради показушных целей вторгался в наше мероприятие, ломал, разрушал режиссерством весь замысел.

Я запротестовал. Он заспорил и стал возмущаться. «Не нужна реклама, мы задумали крупное комсомольско-педагогическое действо для внутреннего пользования!» — убеждал я его. Двухчасовая перебранка с упрямым режиссером закончилась тем, что я позвонил в обком комсомола и попросил спасти нашу свадьбу от испытания непомерной славой.

Не стану живописать праздник. Это финал. Главное — трехмесячная подготовка к нему. Невесту Дубровина — Лидочку, нарядную, причесанную, мы оставили в моей квартире, в кирпичном пятиэтажном доме, что в зоне кирпичного завода. Жениха посадили в моем кабинете — в школе. До поры до времени разделили их как две половинки.

Возле дома, где сидела «взаперти» невеста, собралось более пятидесяти девушек — студенток и старшеклассниц. Они с ликованием махали платками машине. Жених с друзьями направился к двери подъезда, но веселая гурьба девушек его остановила: обязан дать выкуп за невесту! Пришлось читать какие-то стихи. Подруги невесты раскатили перед ним красивый длинный коврик-половик, и он с дружками вступил на него. «Охранницы» только этого и ждали. Они потребовали от жениха исполнять разные желания: называть невесту новыми и новыми ласковыми именами, петь серенаду, вспоминать, какие любимые духи у тещи, когда день рождения невесты, признаваться, сколько намерен иметь детей и в какой срок, как их будет воспитывать. Остроумно экзаменовали, и весь разговор транслировался по динамику для собравшейся толпы. Спрашивали жениха об учебе, о его общественной работе в университете. О том, за что любит он родную школу-интернат. И все задорно, с подсказками, с прибаутками. Вопросы девушки приготовили заранее, но ответы на них он не знал. Впрочем, невеста, опасаясь оконфузить Вениамина, о сложных заданиях предупредила его по телефону, когда он сидел в моем кабинете.