Карикатуры типа «Прощай, Владыка» я скопировать не смог. Для этого необходимы определенные навыки карикатуриста. Нарисовать «Гнусную сотню» несколько легче, однако пришлось сократить количество голов.

Возвратившись из Военного музея в Музей геологии, я поужинал и с мылом чисто выстирал одежду и брюки, потом развесил их на шкафу с образцами руды внутри зала. Оставшись в одной майке и трусах, одиноко сидел в углу зала, сложив ноги по-турецки, от безделья смотрел по сторонам.

Кто-то то ли преднамеренно, то ли нечаянно разбил стекло в одном из выставочных шкафов. Тут же толпа хунвэйбинов с криком набросилась на шкаф, хватая образцы руды — лучшего памятного подарка не придумаешь. Услышав шум, я бросился туда же и запустил руку в шкаф. В ладони оказался небольшой кусок черного вещества, на котором поблескивали яркие точки. Не знаю, что это было, возможно золото, может быть серебро, может быть и медь или цинк. Так я приобрел очень хороший сувенир, нечего говорить — на душе стало радостно, спрятав его, снова от нечего делать смотрел на все, что происходит вокруг.

Ночью от холода я свернулся в комочек, никак не мог заснуть. Видел, как старик-сторож перед закрытием двери пошел осмотреть зал, увидел тот, выставочный шкаф с разбитым стеклом. Он был совершенно пуст, в нем не осталось ни единого кусочка. Он сердито ворчал: «Я всю жизнь прожил в Пекине и ни разу не видел многоуважаемого председателя Мао! Вы — гости многоуважаемого председателя Мао, а раз гости, то и вести себя должны, как гости. Разве вы приехали в Пекин заниматься воровством? Зачем растащили экспонаты? Это — достояние министерства геологии! Разве легко было геологическим партиям разыскать эти образцы руды? Они прошли через тысячи лишений! Кто взял, тот должен по-хорошему вернуть! Если не вернете, с завтрашнего утра не станем кормить!».

Никто этого не слышал. Все спали мертвецким сном, и его внушения не дошли до их ушей.

Поворчав, он понял, что ничего он с них не возьмет, с негодованием пошарил руками под несколькими соломенными подстилками в надежде найти разворованное. Мельком взглянув на меня, жалко свернувшегося калачиком, он подошел ко мне и, глядя в глаза, спросил:

— Ты брал?

— Нет. Не будь я человеком, если бы взял и не сказал! — ответил я.

— А ты почему раздетый лежишь? Руки и ноги голые, — снова спросил он.

— Рубаху и брюки постирал, — пояснил я ему.

— Днем было хорошее солнце, почему тогда не постирал?

— Днем ходил на экскурсию в Военный музей.

Он хмыкнул, снял с себя пальто и накинул на меня:

— Накройся, потом вернешь! Не сбеги с ним, казенное!

Я растрогался и не знал, что сказать, несколько раз повторил:

— Обещаю вернуть, обещаю вернуть, клянусь самому многоуважаемому председателю Мао, что верну...

Под старым, колючим, но зато теплым рабочим пальто я с комфортом моментально уснул.

От сна нас пробудил свисток. Кутаясь в пальто, я, не понимая, что к чему, сел; продрав глаза от сна, увидел, что сидят все. Несколько человек военных стояли перед нами, все чрезвычайно суровы.

Я решил, что это старик-сторож привел армейских следователей, чтобы провести обыск в связи с исчезновением экспонатов музея. Сердце бешено заколотилось.

Молодой, низкого роста боец обратился к нам:

— Дорогие маленькие генералы-хунвэйбины, сейчас командир батальона сообщит вам известие, которое вы с нетерпением ждете днем и ночью! Командир батальона, обратившись к нам лицом, сказал:

— Маленькие генералы, самый счастливый момент для вас наступил! Завтра... — он бросил взгляд на часы, поправился, — сейчас уже половина третьего, поэтому следует сказать: сегодня председатель Мао, заместитель верховного главнокомандующего Линь и Центральный комитет по делам культурной революции, а также партийные и государственные руководители пролетарского штаба с трибуны площади Тяньаньмэнь проведут смотр!

Если бы даже он этого не сказал, мы и так уже обо всем догадались со слов маленького бойца.

Все сразу возбудились, закричали:

— Да здравствует председатель Мао!

Военные, подняв руки с цитатниками Мао, тоже прокричали здравицу.

После многократных выкриков командир батальона заговорил снова:

— Для обеспечения безопасности многоуважаемого председателя Мао объявлю несколько правил: первое, кроме цитатников председателя Мао, которые надо иметь при себе, у каждого из вас ничего другого не должно быть!...

— А съестное тоже нельзя брать с собой?

— Это, конечно, исключено.

— Тогда фрукты можно?

— Можно.

— А нож для фруктов?

— Нельзя! Все металлические вещи брать нельзя! Если спрячете и обнаружат, то наказание будете еще строже!

Маленький боец сказал:

— Успокойтесь, не мешайте, говорить комбату! Потом командир батальона продолжил свои разъяснения:

— Во-вторых, можно скандировать следующие лозунги: «Да здравствует председатель Мао, да здравствует, да здравствует! Бессмертия, бессмертия председателю Мао! Заместителю верховного главнокомандующего Линю желаем доброго здоровья, здоровья на века! Да здравствует великая пролетарская культурная революция! Да здравствует пролетарский штаб! Разгромим Лю Шаоци! Разгромим Дэн Сяопина! Вместе с великим вождем председателем Мао доведем до конца великую пролетарскую культурную революцию!»...

В общей сложности он назвал 29 революционных лозунгов. Каждый зачитанный лозунг мы записали для себя на бумаге. Было очевидно, что все эти лозунги не придуманы командиром батальона НОАК,[37] вероятно они прошли через цензуру Центрального комитета по делам культурной революции. В завершение своего выступления он сказал:

— А теперь все немедленно одевайтесь, стройтесь и вслед за нами пойдете в столовую получать продовольствие. С этой минуты я буду вами командовать, все вы должны подчиняться моим распоряжениям!

— Все мы должны подчиняться только распоряжениям председателя Мао и Центрального комитета по делам культурной революции, — проворчал кто-то.

Командир батальона строго посмотрел на него, но ничего не сказал. А кто-то громко спросил:

— Мы, что — обязаны уложиться в минимально короткий срок, всего за полчаса? Нас так много, разве за полчаса до построения нам успеть?

Маленький боец ответил совершенно четко:

— Одевайтесь и немедленно отправляйтесь в столовую получать еду. Получите и сразу выходим. На умывание времени нет!

Еще кто-то проворчал:

— Председатель Мао учит нас: человек обязан каждый день умываться, если не умывается, накапливается пыль...

Командир батальона, не дослушав его, отпарировал тоже словами же из цитатника Мао Цзэдуна:

— Необходимо еще раз напомнить о партийной дисциплине: первое, каждый отдельный человек выполняет указания организации; второе, меньшинство подчиняется большинству; третье, нижестоящие организации подчиняются вышестоящим; четвертое, вся партия подчиняется Центральному комитету. Кто нарушает дисциплину, тот подрывает единство партии.

После этого больше никто не имел возражений, разобрались по группам, во главе каждой стал военный. Общее руководство возглавил командир батальона.

Он скомандовал:

— Сейчас возьмите в руки цитатники, а карманы курток и брюк выверните! Все дружно исполнили приказ.

Военные, возглавлявшие группы, проверили каждого в отдельности, ни у кого нарушений не обнаружили, и нас повели в столовую. Моя одежда высохла лишь наполовину, но я вынужден был надеть ее, сверху набросил пальто.

Работники столовой, видно, встали гораздо раньше, они уже подготовили и завернули для каждого из нас сухой паек: по две булки, по одному вареному яйцу и куску колбасы. Поскольку этот день был самым счастливым в нашей жизни, поэтому дали по две булки на каждого вместо одной пампушки. Да еще и по вареному яйцу. Да по куску колбасы.

Когда они вручали нам свертки, каждому говорили: «Поздравляем вас со счастьем!».

Можно было видеть и воспринять ухом, что то были искренние поздравления. Военные разделяли наше счастье. Скрытое недовольство, возникшее у некоторых из нас из-за слишком ранней побудки, после услышанного исчезало. Я должен признать, что одним из этих «некоторых» был и я. Полусырая одежда, которую я натянул на голое тело, стала дополнительным раздражителем, но эта их искренность вызвала у меня большее чем у других счастье, ярко отразившееся на лице.